De Paris avec l'amour (СИ) - Волкова Дарья - Страница 9

• Предыдущая
• 9/93
• Следующая

— Что-то случилось?

— Еще как случилось! И по твоей милости, Василий Артемович! Прибить бы тебя за этого Бетанкура!

— Меня нельзя убивать, у меня сын! — быстро среагировал Бас.

— Убивать не буду, но моя овощерезка при мне. Жить можно и без…

— Машка хочет еще дочку! — Бас демонстрирует просто чудеса сообразительности. — Ладно, я понял. Давай, вечером в скайпе, я сейчас, правда… — на заднем фоне что-то с грохотом рушится, слышатся детские голоса. — Ладно, вечером тебе позвоню в скайпе, хорошо?

Это Софью волне устраивало. И поэтому вечером, устроившись за ноутом с чашкой горячего какао, она имела счастье лицезреть конопатую физиономию Баса Литвинского. Никогда не могла понять, что Машка в нем нашла. Нет, у него, конечно, есть пара достоинств — например, действительно яркие и красивые зеленые глаза. И фигура отличная — спортсмен все-таки. Но этого как-то недостаточно, чтобы терпеть эту рыжую конопатую вредину.

— Где твои? Где Машуля с Санчиком?

— В гости к Машиным родителям поехали. А я по твоей милости один дома сижу.

— Сам виноват. Ну что, готов к пыткам? У меня к тебе масса вопросов, имей ввиду!

— Слушай, ты, наверное, в прошлой жизни была инквизитором.

— Да. Славные были денечки. Жалею, что прошли.

Бас усмехнулся, отсалютовав ей со своей стороны кружкой.

— Давай, давай, колись, дружок. И помни, — Софья приподняла предмет кухонной утвари, лежащий на столе, — моя овощерезка со мной.

— Не смешно, Софья Станиславовна.

— Не смешно?! А Бетанкур — это, по-твоему, офигенно смешно, да?!

— Сонь, послушай…

— Так, выкладывай, Литвинский, откуда у тебя знакомые миллионеры?

Бас вздохнул.

— Долго объяснять.

Софья откинулась на спинку стула.

— Ничего страшного. Я не тороплюсь.

Когда Бас рассказал родителям об обстоятельствах своего знакомства с Сержем Бетанкуром, те дружно хохотали и вспоминали какую-то баронессу Монморанси-Лаваль. При чем тут баронесса, Бас так и не понял, а история с Сержем вышла занятная. И, если вдуматься, не такая уж и веселая. Все могло обернуться куда как грустно.

Бас засиделся на вершине, в верхнем домике спасателей. Пил чай с черничным вареньем, выслушивал местные новости и сплетни. За разговорами время пролетело незаметно и стало темнеть. Его добросердечно выгнали, дабы он не спускался совсем уж по темноте.

И когда Бас проезжал мимо одного из кулуаров, решил, что у него глюки. Потому что оттуда доносилось пение. Причем пели не что-нибудь, а французский национальный гимн — «Марсельезу». Правда, фальшиво, зато громко и с воодушевлением. Голос, как позже выяснилось, и принадлежал Сержу Бетанкуру.

Тот, собственно говоря, тоже засиделся допоздна в одном из кафе. Засиделся не просто так, а успел порядком поднабраться. Нет, если называть вещи своими именами, то Бетанкур был вдрызг пьян. Но не посчитал это возможным препятствием на пути вниз. Пьяному, как известно, море по колено. А Альпы — по пояс. Сначала он заплутал, потом свернул не туда, потом сунулся не в тот кулуар. Совсем не в тот — узкий, крутой, практический лишенный снега — по нему не так давно сошла лавина. Итог закономерен — Серж полетел кувырком, потянул голеностоп, потерял лыжу, которая уехала куда-то вниз. Телефон его, по занятному совпадению, оказался разряженным «в ноль», так что позвонить спасателям Серж не мог. И этот горе-лыжник не придумал ничего лучше, чем сидеть на камне и распевать «Марсельезу». Вполне в духе Бетанкура — как потом понял Бас. А тогда ему было не до смеха.

Парня надо было как-то вытаскивать — на эвакуацию в узком ущелье рассчитывать не приходилось, снегоход не подойдет. Бас спустился чуть ниже и обнаружил утерянную лыжу. Уже легче. А потом он где уговорами, где пинками, а где и почти на себе вытащил Сержа из кулуара. Причем желание надавать по шее то ржущему до икоты, то стонущему от боли французу временами было просто нестерпимым. До места выполаживания, куда мог бы подойти снегоход, они добирались часа два, причем последние десятки метров Серж все-таки проехал уже на лыжах — и то благо. А потом, наконец-то, подъехал снегоход со спасателями — с теми самыми, с которыми Бас пару часов назад пил чай с черничным вареньем. И Литвинский с огромным облегчением сдал доставшего его француза на руки спасателям — все-таки у того была травма ноги, как-никак.

Сдал и забыл. Приехал в шале, отрубился — устал, пока здоровенного парня на себе два часа таскал. А на следующий день Серж сам нашел его — серьезный, трезвый и прихрамывающий. Долго благодарил, предлагал деньги и… И что-то проскочило между ними — какая-то взаимная симпатия, сходство натур, возможно, повлияли совместно пережитые приключения. В общем, в тот же день они выпивали уже вдвоем, вспоминая героический спуск по кулуару и рассказывая понемногу о себе. Оказалось, что у них даже больше общего, чем казалось поначалу. Например, русские корни. Правда, у Сержа русская была только бабка — какая-то там то ли графиня, то ли княгиня, Бас не очень в это разбирался, фамилию только запомнил — Бобровская. Вот эти самые Бобровские после революции семнадцатого года здраво рассудили, что на родине теперь ловить нечего и быстренько смотали удочки во Францию. Бабуля Нинон родилась уже во Франции, но свято считала себя русской, и эту же мысль вбивали всем в семье, в том числе и Сержу. Он, впрочем, на эти идеи благополучно не обращал внимания, но на родном языке мадам Нинон говорил вполне сносно.

В общем, после того эпизода Бас с Сержем стали дружны — насколько могли дружить два молодых парня, из которых у одного — кочевая жизнь профессионального райдера, а у другого… А у другого были свои заморочки.

Познакомившись по случаю с семейством Сержа — тот пригласил его на свой день рождения, Бас понял, что во фразе «Не в деньгах счастье» есть смысл. Нет, бабка у Сержа была мировая — если не называть ее бабкой, конечно. А вот родители… Бас не понимал, как можно так общаться с самыми близкими людьми — не так и не в такой семье он воспитывался, чтобы это понять. Да и можно ли такое было понять в принципе? Они называли друг друга исключительно по имени, вместо привычных «отец», «мать», «сын». Разговор состоял из одних завуалированных и не очень «шпилек» и попыток любым способом уесть собеседника в разговоре. Хотя родителей Сержа было за что поддевать. Бас искренне не понимал такого отношения взрослых людей к собственному сыну — вполне состоявшемуся и успешному человеку. Серж особенно не вдавался в детали своих сложных отношений с родителями, единственное, что он рассказал — что с девяти лет его воспитывали мадам Нинон и мсье Рене, то есть, бабушка с дедушкой. И неплохо воспитали, судя по тому, что парень тащил на себе порядком хромающий семейный бизнес.

Соня потирает лоб, размышляя об услышанном. Пока то, что рассказал ей Бас, далеко не во всем совпадает с ее личными впечатлениями от мсье Бетанкура. Но одно совершенно очевидно — просто ей с ним не будет.

— Сволочь ты, Литвинский, — резюмирует Софья. — Наглая конопатая сволочь.

• Предыдущая
• 9/93
• Следующая