Штурм Пика Сталина - Ромм Михаил Д. - Страница 29

• Предыдущая
• 29/38
• Следующая

Мы идём к лагерю. Мы доводим Гетье до его палатки, раздеваем его и укладываем в спальный мешок.

Это «когда-нибудь потом» наступило не скоро.

Мы вернулись в Ош. Сентябрь был на исходе. Стояла благодатная южная осень. Поля были покрыты снегом созревшего хлопка. Спелые гроздья винограда просвечивали янтарём.

Мы жили на базе ТПЭ и отдыхали после трехмесячного похода. На базе было спокойно и тихо. Все отряды памирского направления, кроме двух, оставшихся на зимовку, закончили свою работу. Начальники отрядов сидели по палаткам и строчили отчёты. Они готовились к заключительной конференции в Сталинабаде.

Марковский, весело поблёскивая голубыми детскими глазками, довольный результатами работ Памирской группы, расхаживал между базой и гостиницей, где он квартировал.

На столе в его номере лежала карта восточного Памира. Вся территория, кроме небольшой области в юго-восточном углу, была покрыта площадной съёмкой.

Со всех концов Таджикистана на имя Горбунова поступали телеграммы. И из этого вороха сообщений вырисовывались основные, важнейшие результаты экспедиции.

— Золото было найдено в районе северного золотоносного пояса у западных берегов Кара-Куля и в долине рек Муксу и Ат-Джайляу. Отряды Клунникова и Стратановича продолжали свои изыскания. Их результаты могли выявиться — только весной, после зимних работ.

— В центральной части Туркестано-Алайского хребта в верховьях Исфары геологические партии Ионина и Соседко обнаружили большую оловоносную провинцию.

— В бассейне Зеравшана в урочище Кули-Калон отряд Соболевского нашёл ценнейшее месторождение оптического флюорита. Кристаллы флюорита представляли собой по качеству и размерам мировые уникумы.

— Найден вольфрам, радий и уран.

— Геолог Иванова обнаружила в Зеравшанском хребте сурьму.

Николай Петрович не мог ходить. В отмороженных пальцах ног шёл процесс сухой гангрены. Мы с утра выносили его в сад на соломенный шезлонг. И здесь оя работал: выслушивал доклады, писал приказы и письма, вёл совещания.

И однажды, в солнечный знойный день, Николай Петрович, Абалаков и Гетье рассказали нам подробно о восхождении.

30 августа, когда Гущин, Цак и Шиянов начали спуск из лагеря «6900», Абалаков, Горбунов и Гетье направились к вершине. Абалаков и Гетье несли в спинных мешках разобранную на две части радиостанцию. Под тяжестью непосильной ноши Гетье каждые десять-пятнадцать шагов останавливался и в изнеможении падал в снег. Разреженность воздуха и пятидневное недоедание ослабили его. Через полчаса Горбунов переложил станцию в свой рюкзак. Она оказалась слишком тяжёлой и для него. Было ясно, что дотащить радиостанцию до вершины не удастся. Не хватало Гущина с его силой и тренированностью. Вдвоём с Абалаковым они, может быть, и справились бы с этой задачей.

Надо было возвращаться. Надо было возвращаться и потому, что туман сгущался и становилось все труднее найти лагерь. А заблудиться и заночевать в снегу без спальных мешков — значило наверняка замёрзнуть: температура ночью пала до 25 градусов ниже нуля.

Штурмовики вернулись в лагерь. Недалеко от него, на высоте 6850 метров они нашли участок твёрдого фирна и здесь установили радиостанцию.

Утром тридцать первого туман сгустился. Минимальный термометр показывал ночную температуру — 45 градусов мороза. Начиналась вьюга. Надо было отсиживаться в палатках. Гетье чувствовал себя плохо — сказалось чрезмерное напряжение предыдущих дней.

Николай Петрович, рискуя заблудиться в снежном буране, с утра отправился проверить работу радиостанции. Она не работала. Горбунов с огромным трудом перенёс её к лагерю. Здесь, в палатке, на двадцатиградусном морозе, он разобрал её. Оказалось, что разошлись контакты. Исправив повреждения, Николай Петрович и Абалаков вновь собрали станцию и установили её возле лагеря.

К вечеру усилилась метель. Сухая снежная пыль проникала сквозь щели наглухо зашнурованных палаток, скоплялась на полу и в углах маленькими сугробами.

Гетье становилось все хуже. Сердце едва справлялось с работой. Ночью начались мучительные сердечные спазмы и рвота. Больной лежал недвижно в спальном мешке, обливая жёлчью себя и Горбунова.

Первого сентября погода ещё ухудшилась. Усилились снегопад и вьюга. Палатки и спальные мешки покрылись слоем инея.

Гетье не принимал ни пищи, ни питья. Глоток воды немедленно вызывал приступ рвоты.

В ночь на 2 сентября разразился шторм — страшный, неудержимый шторм горных вершин. Ветер гнал по фирновым полям облака снежной пыли и обрушивал их на две маленькие палатки, затерянные в ледяной пустыне. Снежные смерчи крутились вокруг них в яростном танце, снег ложился на них сугробами.

Полы палаток провисали под тяжестью снежных пластов, свободное пространство становилось все меньше. Ночью в палатке, где спали Горбунов и Гетье, сломались стойки, и снег придавил альпинистов. Ни тот, ни другой не могли пошевелиться. Абалаков укрепил свою палатку ледорубом и рюкзаком, сохранив таким образом свободу передвижения. Утром он прорыл проход в сугробе, вышел наружу и крышкой от походной кухни откопал своих товарищей.

Туман разошёлся, ярко светило солнце. Близкая, но недосягаемая, сверкала свежевыпавшим снегом вершина пика Сталина. В продолжавшемся шторме на ней бешено крутились облака снежной пыли. Панорама горных вершин, скрытая двухдневным туманом, снова открылась перед альпинистами.

Ветер продолжал наметать сугробы на палатки. Днём снова пришлось разгребать снег.

Горбунов и Абалаков разделили скудный рацион дневного пайка. Продовольствие было на исходе. Оставалась одна банка рыбных консервов и одна плитка шоколада.

Гетье по-прежнему недвижно лежал в палатке. Рвота утихла, но возобновлялась при малейшей попытке принять пищу или выпить глоток воды. Заострившееся лицо было мертвенно бледно.

3 сентября шторм наконец стих, и наступила ясная безветренная погода. Гора, казалось, разжала страшный кулак, в который захватила трех смельчаков,

О том, чтобы идти на вершину, нечего было и думать. Абалаков и Николай Петрович ослабели от восьмидневного недоедания и долгого пребывания на огромной высоте. Гетье безжизненно лежал в палатке. Надо было воспользоваться хорошей погодой и как можно скорее идти вниз.

Вторичное наступление тумана и шторма означало бы верную гибель от голода и истощения.

Но Горбунов решил иначе. Ещё внизу, в ледниковом лагере, он предвидел возможность такого положения, когда понадобится нечеловеческое усилие воли, чтобы «дожать» вершину. Поэтому-то он и принял участие в восхождении.

Он прекрасно понимал, с каким риском, с какой опасностью была связана попытка взять вершину. Но не это смущало его. Он не решался оставить на целый день тяжело больного Гетье. Он боялся по возвращении найти в палатке труп.

Он подсел к Гетье. Осторожно и тихо он спросил его, согласен ли он «отпустить» его с Абалаковым на вершину. Гетье не возражал. Этот человек, уже два дня боровшийся со смертью, согласился ещё на сутки отсрочить спуск вниз, где ждала его помощь врача.

Горбунов и Абалаков с трудом надели штормовые костюмы. Костюмы превратились в ледяные брони. Потом пришлось ждать, пока солнце поднимется выше и станет немного теплее.

Снарядившись в путь, Абалаков и Николай Петрович поставили возле Гетье кастрюлю со снегом и сухой спирт, чтобы больной мог согреть себе воду.

Последний штурм начался. Медленно, шаг за шагом, поднимались альпинисты по отлогим перекатам фирновых полей. Медленно, деление за делением, двигалась стрелка анероида 7000, 7050, 7100.

Подошли к широкой трещине. Удалось найти переход. На другом краю начинался крутой подъем по обледенелому фирну. (Пришлось связаться и идти, тщательно страхуя друг друга. Крутизна склона на огромной высоте в 7100 метров была почти непреодолима.

• Предыдущая
• 29/38
• Следующая