Семь грехов куртизанки - Брэдли Селеста - Страница 5

Она не Бренна. Она не умеет хлопать ресницами и приоткрывать бюст, как это делает ее лучшая подруга, надеясь, что ее повысят до первого класса или хотя бы дадут столик у окна.

Пайпер опустила ноги с кровати и, шатаясь, побрела в ванную. Ум заходил за разум от новых фактов, которые она узнала об Офелии Харрингтон, и от каждого недостающего кусочка пазла, над которым теперь ломала голову. Для себя. Выставка не в счет. Пайпер чувствовала, что непременно должна понять Офелию и ее поступки просто для себя.

Каким чудом эта женщина набралась смелости жить по своим правилам? Что в ней было такого, чего нет у нее?

Девушка потянулась, сбросила футболку и встала под струю воды. На молниеносный душ у нее еще хватало времени, а волосы… О них она даже не стала беспокоиться: все равно никому не интересно, как она выглядит. Она ученый с дипломом магистра по антропологии, полученным в Уэллсли, и кандидатской степенью по истории, которую защитила в Гарварде. Ее уже шесть месяцев не приглашали на свидание. Она существовала в мире, где имел значение только ее ум, — это все, что ей было необходимо. Тот факт, что она женщина, у которой есть волосы, лицо и тело, был несущественным.

Пайпер наспех вытерлась и схватила зубную щетку. Увидев свое отражение в зеркале, она ахнула. Ужасно бледная, с покрасневшими глазами, губы до сих пор были синими от чернил. От жары и влаги ее волнистые волосы скрутились в тугие кольца и сопротивлялись резинке, которая их стягивала. Девушка потянулась за разбитыми очками и расхохоталась.

Боже мой! Неудивительно, что в последнее время ее никуда не звали. Ее женственность не просто сделалась несущественной — ее стало совершенно невозможно распознать!

Неудивительно, что Мик Мэллой ушел от нее.

Пайпер покопалась в шкафу в поисках какой-нибудь легкой и свободной одежды и удобных сандалий. Она сложила оригиналы дневников в портфель, рядом сунула рабочие копии. Пайпер влилась в общий утренний поток, направлявшийся к центру Бостона, — о том, чтобы поехать на такси, имея при себе дневники, не могло быть и речи — и прибыла в музей за полчаса до планерки. Времени как раз хватит, чтобы надежно спрятать тетради, и, когда это будет сделано, к ней вернется способность спокойно дышать.

Пайпер нырнула на первое свободное место, которое увидела на парковке. Она трусцой побежала к черному входу в музей и, уже вспотев, предъявила служебную карточку, чтобы попасть внутрь. Несясь по коридору к служебному лифту, она завернула за угол…

И приземлилась на пятую точку, пав жертвой лобового столкновения с человеком, приближения которого не заметила.

Девушка с ужасом увидела, как дневники выпали из сумки и рассыпались по линолеуму, беззащитные перед посторонними взглядами в своих майларовых чехлах. Не теряя ни секунды, Пайпер встала на четвереньки и бросилась собирать их, по одному засовывая в портфель и вопреки всему надеясь, что никто ничего не увидел.

Справившись, она вскочила на ноги, тяжело дыша, подняла взгляд на придурка, который ее сбил, и замерла как вкопанная.

— Пайпер? Это ты? — Голубые глаза мужчины расширились, и сверкнула его ослепительная белозубая улыбка. — Вот это да! Я надеялся, что мы пересечемся с тобой в мой первый день в музее, но только не так! — Он рассмеялся. — Ты в порядке?

О нет. Пожалуйста. О боже. Только не это. Только не сегодня.

Магнус «Мик» Мэллой положил руку на плечо Пайпер и придвинулся ближе. Он окинул взглядом ее разбитые очки и синие губы.

— Выходные не задались? — сочувственно спросил он.

Несколько мгновений спустя Пайпер сидела напротив Мика в музейном кафе, изящно попивая кофе из одноразового стаканчика и пытаясь казаться веселой, хотя на самом деле ее терзала тревога. Мик только что сказал ей, что хочет наверстать упущенное.

Но что было упущено?

Она не видела его десять лет. Последний раз, когда она говорила с ним о чем-то, кроме своей работы, ее нижнее белье болталось на лодыжках, CD-плеер на съемной квартире играл Let's Cet it On[4], а Мик уходил, забирая с собой остатки храбрости, которые она наскребла специально для этого случая. Мик Мэллой разбил ей сердце. Он растоптал ее уверенность в себе. Гораздо позднее он стал преследовать ее во время оргазмов. Но суть заключалась в том, что Мик был ей чужим.

«Ну вот, — так и подмывало сказать Пайпер, — мы наверстали упущенное, топай в душ».

Свободной рукой Пайпер прижимала к себе портфель, боясь новой катастрофы.

— Очень приятно снова тебя видеть, — проговорил Мик с такой улыбкой, будто ему и впрямь было приятно.

Он непринужденно расположился в кресле по другую сторону столика. Вокруг них гудела утренней активностью кофейня музея. Он был в джинсах, его длинные ноги были небрежно скрещены в коленях, а локоть заброшен на спинку кресла. Лицо Мика было расслабленным и красивым, и Пайпер пришлось признать, что сейчас он выглядит еще более сногсшибательно, чем когда работал младшим преподавателем в Уэллсли. Тогда он обладал каким-то детским обаянием. Теперь его лицо стало острее и жестче, а в привлекательности появилась резкая нотка… Нет, не высокомерие. Скорее, просто избыток уверенности в себе.

Черные брови Мика все так же ярко контрастировали с голубыми глазами. Прежними остались и его темные густые кудрявые волосы. Он до сих пор носил их чуть длиннее, чем того требовала мода. Ирландский брюнет с сексуальным ирландским акцентом. Но вот тело… Пайпер хватило одного взгляда, чтобы понять, как сильно оно изменилось. Мик стал сильнее и мощнее, чем был в Уэллсли. Вероятно, потому, что последние десять лет занимался полевыми исследованиями, а не учил других, как это делать. Пайпер разглядела под футболкой, которая восхитительно обтягивала плоский живот и конусом спускалась к ремню, точеные бицепсы и накачанную грудь. Жалко, что Мик сидит, подумала про себя девушка. Его лучшие формы оставались вне поля зрения.

Пайпер удивлялась: она редко позволяла себе подобные мысли в отношении коллег. Похоже, чтение дневников по-новому переплело ее нейроны.

О, кого она пытается обмануть? Мик никогда не был просто коллегой. Он был для нее первым и единственным объектом горячей, как лава, похоти. Он был единственным мужчиной, о котором она фантазировала, единственным, кто вдохновлял ее прикасаться к себе.

Какой молодой и глупой она была в колледже! Возлагала наивные надежды и ожидания на Мика — мужчину, до которого ей было, как до неба.

Пайпер поморщилась, вспомнив, как в свое время они с Бренной пускали на Мика слюни. Они разбивали лагерь в первом ряду аудитории, где Мик проводил свой семинар по этноархеологии, завороженные его баритоном с ирландским акцентом и одурманенные его внешностью. Каждый раз, когда он поворачивался и поднимал руку, чтобы написать что-то на доске, они хватались друг за друга и переставали дышать, ожидая мгновения, когда его пиджак «в елочку» подскочит над ремнем выцветших «левис», приоткрыв округлость того, что тогда было и по сей день осталось — по меньшей мере по состоянию на момент, когда они с Бренной последний раз обсуждали эту тему — однозначно лучшей мужской задницей, какую они когда-либо видели.

Понятно, почему Пайпер до сих пор придерживалась такого мнения: в жизни, которую она вела с тех пор, мужские ягодицы редко становились объектом ее исследования. Но держаться так долго во главе списка Бренны Нильсен… Теперь это кое-чего стоило, поскольку лучшая подруга Пайпер не только стала сексологом по профессии, но и посвящала большую часть досуга изучению мужских форм, мужской психики и вообще мужского пола во всей его красе. Девушке не терпелось рассказать Бренне, что Мик приехал в Бостон.

Она беспокойно заерзала в кресле. Судя по тому, как ее разглядывал Мэллой, он явно ждал, что она поддержит разговор.

— Я тоже рада тебя видеть, — сказала Пайпер, избегая смотреть ему в глаза из страха, что он прочтет по ее лицу, как ей стыдно.