Семь грехов куртизанки - Брэдли Селеста - Страница 25

— Я не держу его на поводке, Офелия.

«А мне бы этого хотелось», — подумала я.

Досадуя на свою детскую реакцию, я тут же подобралась и высокомерно кивнула Лебеди.

— Разумеется. Будь добра, передай ему, что я буду ждать от него послания касательно продолжения наших уроков.

Лебедь усмехнулась.

— Неплохо. Очень царственно. Но тебе не стоит волноваться. Он желает видеть тебя завтра вечером. А сегодня советует хорошо выспаться. — Она сложила руки на груди и смерила меня мудрым взглядом. — Тебе понадобятся силы.

Не желая показывать, как поднялось мое настроение, оттого что Сударь хочет вскоре увидеться, я пожелала куртизанке доброй ночи и украдкой вернулась в дом родственников. Забравшись в согретую Силлой постель, я вынуждена была признать, что благодарна за возможность поспать нормально, а не урывками.

Кроме того, Лебедь оказалась абсолютно права. Следующая ночь потребовала от меня всех накопленных сил.

Вместо того чтобы, как положено, ласкать мою кожу, руки Сударя были сцеплены за спиной. Он был одет в темный халат и брюки, а я так и осталась в черном платье горничной, в котором сбежала из дому.

Я шумно сглотнула.

— Не понимаю. Ты хочешь, чтобы я занималась любовью… сама с собой?

Он почему-то сегодня казался выше и как-то крупнее. А еще холоднее — почти как в первую ночь, которую мы провели вместе. Я привыкла к веселому и смелому любовнику и почти забыла о прежнем мрачном и порочном надзирателе.

В ответ он освободил одну руку и повел ею в сторону кровати.

— Пятый «грех» — это алчность. Искусство порождать желание без единого прикосновения.

А я тем временем уже задавалась вопросом, как куртизанка может обратить себе на пользу «грех зависти».

— Ты не будешь ко мне прикасаться?

Он вернул руку за спину.

— Не буду. Я разложил на постели кое-какие вещи. Ты воспользуешься ими, чтобы заменить меня, чтобы заставить меня, тебя захотеть.

Я облизала губы и бросила взгляд на кровать. Там меня ждал старый друг — павлинье перо. Тут все было понятно. Рядом лежал закупоренный пузырек из венецианского стекла, наполненный золотистой жидкостью. Дальше шел короткий и толстый резной стержень из слоновой кости, форма которого была мне весьма знакома…

Перо. Масло. Я провела пальцем по резному стержню и вопросительно посмотрела на Сударя.

От его темного взгляда у меня мороз пошел по коже.

— Это олисбос, — хриплым шепотом сказал он.

Я прекрасно знала античную литературу.

— От греческого глагола «скользить», — прошептала я.

Что ж, это кое-что объясняло.

Я опять посмотрела на Сударя. Он ждал. Его глаза под маской поблескивали сардоническим огоньком, губы были поджаты. Так, значит, это испытание. Неужели он думает, что мне недостает воображения или инициативности? Господи, как же он ошибается!

Я повернулась и прошла к камину, у которого стояло вольтеровское кресло. Ни слова не говоря, я принялась толкать эту громадину к кровати. Сударь мог бы легко его поднять, но вместо этого просто стоял и наблюдал за мной. Поскрипев по полу и покряхтев как заправский грузчик, я установила кресло футах в пяти от кровати, направив его открытый край к краю кровати.

— Садись, — скомандовала я Сударю.

Смерив меня долгим взглядом, тот сел с достоинством короля, опускающегося на трон. В этот момент я решила разжечь его похоть так, чтобы он подскочил с этого кресла.

Никогда не думала, что костюм горничной может быть эротическим стимулом, но, когда я встала перед Сударем и сбросила плащ, в его черных глазах словно вспыхнул огонь. Я отметила про себя, что его будоражит образ горничной, равно как и я фантазирую на тему конюха.

Это был последний раз, когда я встретила его взгляд. Мне казалось, что нужно вести себя так, будто я одна. Поэтому я подняла ладони к малюсеньким пуговкам платья и начала медленно их расстегивать. Когда я высвободила руки из рукавов и позволила платью, соскользнув с бедер, лечь на полу у моих ног, послышался скрип, оттого что Сударь слегка заерзал в кресле.

Ободренная, стоя в одной нижней сорочке и подъюбнике, я мысленно объявила войну сдержанности Сударя. Подражая Лебеди, я изящно вынула из прически шпильки, позволив волосам рассыпаться по плечам. Перебросив их на одну сторону, чтобы Сударь хорошо видел мое лицо, я подняла ногу и поставила ее на кровать. Наклонившись, я сняла кожаную, почти детского размера туфельку и уронила ее на пол. Потом прошлась обеими ладонями от щиколотки к колену, увлекая вверх нижнюю юбку, которая собралась в складки на бедре и, как я надеялась, открыла немного голой плоти.

Послышался треск. Не глядя на Сударя, я поняла, что его пальцы крепче впились в подлокотники кресла. Ничем не выдавая своего удовлетворения, я распустила узел подвязки, удерживающей чулок над коленом. Очень медленно я стала опускать чулок вниз по голени, неспешно обнажая ее дюйм за дюймом. Стянув чулок полностью, я отбросила его в сторону.

Он приземлился на Сударя, дерзко повиснув у него на бедре. Ой! Оказывается, от сексуального до смешного один шаг. Я оторвала взгляд от полоски белого шелка на черном и повторила эту процедуру со вторым чулком.

Руки самовольно проделали второй небрежный бросок. Краем глаза я заметила, что Сударь аккуратно снял чулок с плеча и медленно сжал его в кулаке. Я дерзко задрала подбородок, но на Сударя не посмотрела.

Пришел черед нижней юбки. Бант на талии сзади не доставил мне хлопот, и мгновение спустя воздушный муслин упал к моим ногам. Оставшись в одной тонкой батистовой сорочке, которая принадлежала мне, а не Силле, я подняла руки к маленькому узелку между грудей, который стягивал ворот сорочки. Я стала медленно тянуть за ленточку, пока вырез не начал опасно оседать. Тут я сделала паузу, закинула руки за голову и немного покрутилась в талии. В конце концов, я была горничной, которая готовится ко сну после тяжелого трудового дня. А кроме того, благодаря этим движениям моя грудь призывно подпрыгивала под сорочкой.

Сударь опять заерзал. Я представила, как в его брюках набухает член. Отлично!

Я наклонилась к подолу сорочки и стащила ее через голову, готовая к следующему шагу плана.

Масло.

Был момент, когда я уже отчаялась вывести Сударя из равновесия. В конце концов, я соблазнительно разделась, намазала себя маслом от щиколоток до бровей, раздразнила собственную плоть пером и, наконец, довела себя до скромного, но приятного оргазма резным олисбосом.

Подозреваю, что ручки кресла уже никогда не станут прежними, но Сударь так и не встал с него, пока я не вытащила стержень последним судорожным движением и не упала, задыхаясь, на подушки.

И в следующий миг он набросился на меня. Его огромные руки обхватили мои запястья, он легко стащил меня с кровати и поставил прямо перед собой. У меня задрожали колени, и я прильнула к нему.

Сударь запустил руку в мои спутанные волосы и оттянул голову назад для горячего, жадного поцелуя, который лишил мои ноги последних сил. Пока его язык хозяйничал у меня во рту, он ласкал свободной рукой ягодицы, а я чувствовала, как его зажатый в брюках огромный член вдавливается в мой голый живот. Я вцепилась в отвороты его халата и ответила на поцелуй, благодарная за то, что его горячие руки снова на мне.

Но после этого единственного, переворачивающего разум поцелуя Сударь отстранил меня, придержав за плечи, пока я не смогла твердо стать на ноги.

Потом, опустив руки и шагнув назад, он прочистил горло.

— Полагаю, у тебя прирожденный талант в этом направлении.

Растерянная и возбужденная, я только и могла, что смотреть на него, изумленно хлопая глазами. Он повернулся и пересек спальню. Вынув какие-то предметы из сундука в дальнем углу комнаты, он вернулся и остановился передо мной. Из его рук свисали кроваво-красные шелковые шнуры толщиной с веревку.

— «Шестой грех» — это гнев.

До сих пор я с радостью и нетерпением бегала на уроки к Сударю, но должна признать, что, когда он начал связывать мне за спиной запястья, по мне мелкой дрожью прокатилось предчувствие дурного. Он делал это медленно, укладывая мягкий кожаный ремешок в виде цифры «восемь», сначала вокруг одного запястья, потом другого. Я подергала руками — завязки не поддавались, но и не впивались в кожу до боли или онемения.