Тринадцатый караван - Лоскутов Михаил Петрович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/56
• Следующая

— Вот Ашхабад еще, говорят, тоже. Чудеса!—сказал парикмахер.— Я слыхал — строят дома выше этого дерева. А улицы политы жидким камнем. А посреди улицы стоит человек — понимаешь — советский полиций, милиций, но совсем другой полиций — такой же человек, как мы, но только очень много знает. Он стоит посередине, а кругом идут караваны, идут всякие люди — и туркмен, и иран, и афган, и такой вот балучи, и он отдает им всем честь. Да, отдает им честь, а потом посмотрит на звезды и показывает рукой каждому — кому куда дорога. Говорят, он был раньше самый большой караванчи, проводник, и знает все дороги по звездам...

— Ай, советский город нехороший город, зачем ты так говоришь! — недовольно закачал головой толстый иранец.— Я там был, продавал шерсть, плохо продавал.

— Что, там гнилую шерсть не берут? — сказал шорник. — Зачем гнилую шерсть! — совсем рассердился толстый.— Аллаха забыли, все забыли...

— Значит, без аллаха живут? — спросил парикмахер.— Ай, ай, не крутите головой, господин!

— Отрежь ему язык! Отрежь ему язык, Махомед,— опять сказал молчаливый лудильщик парикмахеру.

Но тут заговорили все: шорник, портной, стекольщик, другой портной. Все говорили о земле, на которой были Советы.

— Советы! Советы! — кричал толстый, подпрыгивая на скамейке.— Они мне говорят! Что такое Советы?!

— Советы — это вот я Советы,— сказал лудильщик.— Это вот Махомед, и шорник, и вот тот балучи — Советы. Я пастух, а ты хозяин. Я пошел и отрезал тебе язык. Вот и все, очень просто.

Но, наверно, совсем это было не так просто, потому что Мумин ничего не понял, а остальные стали кричать еще больше.

«Одному только лудильщику все понятно. Нужно будет как-нибудь спросить у него»,— подумал Мумин и отправился домой.

— Мумин,— сказал старый Хаджими,— я сегодня совсем больной человек. На тебе мою палку, ты сегодня будешь пастух.

Старик потянулся за тыквой с табаком, но потом махнул рукой, лег и закрыл глаза.

— Хорошо. Да. Я пастух. Я большой настоящий пастух,— сказал Мумин и взял длинный посох старика. Он даже закряхтел, как дед, и, позвав собаку, отправился на холмы.

Потом он вернулся и взял у деда из-за пояса мешочек с землей из страны белуджей. Он привесил его к своему поясу и отправился на холмы.

— Нет, это еще не все,— сказал он, опять вернулся и взял дедову тыкву с табаком.

— Я теперь чабан. Ты меня не называй больше Мумином,— сказал он собаке.

Он сунул в рот горсть табаку. Табак был горький и противный. Мумин начал плеваться. Он взял горсть табаку и дал 'пожевать собаке. Собаке табак тоже не понравился. Мумин подошел к стаду.

Отсюда было видно очень много земли, но больше всего она состояла из холмов. Холмы были такие рыжие и скучные, что от них тошнило, как от жевательного табака. Даже собака посмотрела вокруг себя и зевнула.

«Направо на холмы не гоняй, там земля афганов, они прогонят,— говорил дед.— На левые холмы тоже не гоняй, там не наши белуджи, отнимут скот и угонят в горы».

«А где же наша земля? — подумал Мумин.— Да, она в мешочке за поясом. Как мало у нас осталось земли!»

Верблюды смотрели на Мумина. Они были облезлые, как деревья с обглоданной корой. Овцы стояли толпой и смотрели вниз на дорогу. По дороге двигались люди.

— Я погоню вас вниз к дороге,— сказал Мумин овцам и верблюдам.— Вы паситесь, а я буду смотреть, что там делается...

Он стал гнать овец и верблюдов вниз, но они не хотели туда идти и начали разбегаться от него в стороны.

— Как хотите,— сказал тогда Мумин.— Я пойду один. Я вам сказал, что там интереснее.

Он спустился с холмов и уселся у дороги. Мимо него шли и ехали разные люди. Тут афганцы и иранцы, туркмены и хозары. Одни ехали направо — в город, другие налево. Там, недалеко отсюда, начиналась страна, о которой вчера говорили на базаре: Советы.

Вдруг он увидел одного белуджа. Тот ехал верхом на коне; за плечами у него было ружье, в руке он держал чемодан, а голова его была покрыта красной фуражкой, а поверх фуражки была намотана чалма. Он ехал со стороны Советов. Белудж размахивал чемоданом и пел.

Он пел странную песню.

Мумин вытаращил глаза и чуть не умер от удивления и зависти. Он никогда не видел белуджей в красных фуражках. Наверно, это белудж со стороны Советов. Мумин давно уже слышал, что туда перебралось много их родственников, в страну Туркменистан. Многие из них ездили туда и обратно. Но рассказывали они об этой стране так много удивительного, что никто не знал, хорошо это или плохо.

— Здравствуй, товарищ мальчик! — сказал белудж, поравнявшись с Мумином.— Салам алейкум! Как живешь с тех пор, как ты появился на свет?

— Очень плохо,— сказал Мумин.— У меня разбежались верблюды. Я не умею строить дома из глины. И я не был в Пешавере.

— Это ничего,— сказал белудж.— Я тоже не был в Пешавере.

— Но ты был в Кушке и в Ашхабаде,— сказал Мумин.— Скажи мне, как проехать, чтобы посмотреть на ту землю? А где ты взял такую фуражку?

— Эту фуражку мне подарил старший милиционер товарищ Курбанов. Он сказал — я тоже буду милиционером. Если не веришь, спроси в Тахта-базаре товарища Кур-банова, тебе каждый скажет. А идти нужно мимо старой мечети, потом мазар-кладбище, потом стоит дерево карагач, потом последний аул, потом будка. В будке солдаты живут, ты осторожнее.

И, ударив лошадь чемоданом, белудж ускакал.

Шел Мумин долго. Он прошел старую мечеть, стоящую в стороне от дороги. На развалинах мечети сидели черные орлы. Они злобно посмотрели на Мумина, потом опять принялись клевать что-то.

«Наверно, умер человек голодный. Должно быть, белудж»,— подумал Мумин.

Потом он прошел мазар. Потом увидел дерево карагач, большое и круглое, как шапка туркмена. Наконец он вошел в последний аул.

— Балучи! Балучи! — закричали ребятишки.— Смотри, твоя собака сейчас развалится.

Мумин оглянулся на собаку. Она шла за ним, опустив голову и хвост.

За аулом дорога совсем опустела.

Мумин подошел к будке. Дверь будки была открыта, на двери висели штаны. На крыльце сидел человек без штанов, в рубашке с блестящими пуговицами.

— Ты куда? — строго спросил он.

— Я посмотреть...— сказал Мумин.

— На, посмотри, сказал солдат и показал Мумину кулак.

Кулак был большой и волосатый. Мумин посмотрел на него и повернул обратно.

Зайдя за холмы, он свернул с дороги и пошел в холмы по траве. Далеко обогнув будку стороною, он спустился в долину. Перед ним текла маленькая, узенькая речка. Это была река Кушка, и на той стороне была страна Туркменистан.

В речке ходили красные коровы.

На том берегу сидел мальчик в большой бараньей шапке и болтал ногами в воде.

Мумин спустился к реке, сел напротив мальчика и начал его разглядывать. Это был молодой туркмен, как и все туркмены, которых он видел. Он был немного побольше Мумина. Он тоже начал разглядывать Мумина. Это Мумину не понравилось.

— Ты что глядишь? — крикнул он по-туркменски, так как знал слова этих людей, среди которых они с дедом жили.

— Ничего,— отвечал мальчик.— А ты что, разве запретишь мне смотреть?! Я на своей стороне.

Это было верно. Мумин помолчал.

— Это твои коровы? — спросил он мальчика.

— Нет, это колхоз.

— Как? — переспросил Мумин.

— Колхоз.

— Значит, не твои.

— Нет, мои. Я тоже колхоз,— ответил мальчик.

Они помолчали. Потом мальчик с той стороны спросил:

— А ты тоже колхоз?

— Да,— ответил Мумин.— У меня тоже много коров, И верблюдов.

— Ты врешь,— ответил мальчик.— У вас нет колхоза. У вас солдаты, баи и ханы. А у вас есть заседание правления?

— Нет,— сознался Мумин.

— Ну, вот видишь. И у вас, наверно, нету радио? Мумин смутился: он даже не знал такого слова.

Он осмотрел себя, палку, собаку, ножик, мешочек у пояса.

— Вот! — закричал он.— У нас есть земля. Земля белуджей! О!

— Покажи, сколько же у вас земли.

Мумин поднял мешочек. Мальчик вдруг упал на спину и захохотал. Он взялся за бока и хохотал так, что даже коровы оглянулись на него, а Аи подняла уши. Но мальчик, к удивлению Мумина, продолжал хохотать.

• Предыдущая
• 32/56
• Следующая