Ярость рвет цепи - Романовский Александр Георгиевич - Страница 77

• Предыдущая
• 77/90
• Следующая

В первые минуты, уходя от деревянных мечей, Курт не особенно прислушивался к этим подсказкам, однако с каждым мгновением все яснее понимал, что в них заложен реальный практический смысл.

Волк действовал интуитивно, полагаясь на природную гибкость, скорость и ловкость. Таран же подсказывал, как превратить это в своего рода систему. На том благодатном поле, которое ему досталось — в лице мохнатого волка, — можно было вырастить и впрямь уникальные плоды…

“Скользи”, — твердил Хэнк.

И Курт скользил. Он уходил от касаний бутафорских мечей, будто та же рыбка, открывшая в клейком сиропе новые измерения для пространственно-временных перемещений.

“Изгибайся, — советовал Хэнк, — как тростник на ветру… Невозможно достать того, кто легче воздуха…”

И Курт изгибался. Это было не так просто — обильный завтрак едва начал перевариваться в желудке. Тюремщики сделали это, конечно, намеренно — дабы “волчонок” утратил хотя бы часть своей прыти.

Но волк изгибался как умел. Первое смущение (от того, что на него уставилось столько глаз, а он даже не мог элементарно врезать противнику по морде, извиваясь, словно дешевая стриптизерша!) прошло, будто его и не бывало…

“Теки, — говорил Таран. — Воду невозможно порезать…”

И Курт тек. Он просачивался между деревянных лезвий, стараясь позабыть на время о физическом теле. Это оказалось непросто — представить, что некий мохнатый объект, весящий без малого центнер, превратился в журчащий ручеек.

Но вскоре все прекратилось.

Хэнк отдал команду, и охранники с явным облегчением сошли с площадки. Курт остался в одиночестве, переводя дух. Первая тренировка, как ни странно, успела его вымотать. В отличие от первого боя, занявшего менее минуты, — волку же показалось, будто прошла целая вечность, — нелепые “танцы” продлились никак не меньше часа. Светило успело вскарабкаться по небу на изрядную высоту.

Таран тем временем чесал квадратный подбородок и задумчиво глядел на Яму. В глазах его стояло такое выражение, которое можно увидеть у фанатично-верующего монаха, издали разглядывающего какой-нибудь храм. Вместе с тем, если монаха было нетрудно понять, то соображения Хэнка оставались загадкой.

— Нет, слишком рано, — буркнул он наконец, выходя из транса.

Курт невольно оглянулся. Но нет, там маячила все та же Яма — мрачное и тусклое сооружение, от которого исходили зловонные миазмы. Там не было ни золотых куполов, ни неоновой вывески. Для Хэнка, однако, Яма была настоящей святыней.

— Ты. — Безволосый ткнул в одного из гладиаторов. — Бери два меча, иди к волчонку.

Бородач беспрекословно повиновался, хотя и без энтузиазма. Подойдя к “безрукавочникам”, — те успели забрать у Ножа и Топора свои пистолеты, — он на лету подхватил бутафорские мечи, развернулся и направился к Курту.

В глазах парня не было особого страха — это был тот самый, которого Курт сбил с ног телом его же товарища. Гладиатор не успел сообразить, что же с ним случилось, а потому испугаться также особо не успел. Хэнк, разумеется, не мог этого не понимать. (С каждым таким наблюдением волк все больше проникался убеждением, что ему противостоит коварный и сильный противник, которого будет очень непросто одолеть.)

Один из мечей полетел к Курту. Тот этого не ожидал, предполагая, что гладиатор попытается орудовать сразу двумя такими штуковинами. Но рефлексы и на этот раз оказались быстрее, — волчья лапа в одно мгновение приняла меч за рукоять.

Не говоря ни слова, безволосый ринулся в атаку.

— Забудь о своих клыках и когтях! — крикнул Таран. — Сейчас у тебя только эта деревяшка!

И, будто в подтверждение этих слов, шею волка вновь закололо электрическими иглами.

Стиснув челюсти, Курт встретил нападение. Деревянный клинок свистнул совсем рядом с головой, он едва успел уклониться. Непривычный предмет оттягивал лапу, мешал пальцам выставить когти. В шершавой рукояти не чувствовалось ни силы, ни надежности. Курт не без труда подавил желание кинуть нелепую вещь на песок.

Забыть о наличии клыков и когтей было непросто, но все же он старался следовать инструкции. Только для чего это требовалось? Ответа Курт не знал. Он был волком, не больше и не меньше. Если бы Таран хотел заполучить очередного безволосого, чтобы сделать из него простого мечника, то все эти сложности были не вполне уместны. Здесь крылась какая-то другая причина, известная одному лишь Хэнку Тарану.

Впрочем, некоторое время спустя волк начал парировать удары, вместо того чтобы просто “просачиваться” и “утекать”. Он успел разозлиться на бородатого противника, который еще недавно валялся на песке, а теперь теснил Курта по всем фронтам, хотя в данной ситуации злость была не лучшим помощником. Поэтому, практически помимо своей воли, волк начинал прислушиваться к подсказкам Тарана все чаще. Они приносили очевидный результат, в итоге Курту почти не приходилось отступать. Более того, он пытался предпринимать собственные контратаки, хотя рука, не привыкшая к такому оружию (да, впрочем, и к любому иному), была не слишком верна. Но Таран встречал все эти потуги с неизменным одобрением.

Так прошел еще один час.

Солнце подобралось к зениту, где и зависло, надменно поглядывая на бренную землю.

Волк успел порядком вспотеть; юркие капельки просачивались меж густого меха, концентрируясь в области подмышек и паха. Мышцы стали наливаться усталостью.

Таран провел немало часов в своей жизни, наблюдая за тренировочными боями подопечных. Поэтому он не мог не заметить, что даже “волчонок” нуждается в отдыхе. Сам же Курт никогда бы не унизился до просьбы или мольбы. Он продолжал махать бутафорским мечом, словно это было единственное, что ему оставалось.

Противник, похоже, устал не менее волка, хотя парни в безрукавках битый час гоняли по двору отнюдь не его. Пот градом катился с жилистого тела. Удары становились все реже. Гладиатор все больше защищался, отступая под напором волчьей ярости. Еще немного, и Курт его бы непременно достал — подходящая брешь уже начала приоткрываться — в левый бок, почти не защищенный ни локтем, ни мечом…

• Предыдущая
• 77/90
• Следующая