Нелюбимый мной, нелюбящий меня (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 46

• Предыдущая
• 46/104
• Следующая

Воин немного виновато смотрел на ластящегося ко мне Тирея.

— Я не допустил ошибку? Возможно, я должен был оставить его в особняке?

— Нет, Илиор, что Вы, — Нэймар, улыбаясь, потрепал пса по голове. — Вы все сделали правильно. Спасибо.

Воин вздохнул с облегчением и, поклонившись, ушел. О нем и его напарнике лорд Кадруим тоже позаботился, выделив комнаты недалеко от наших. Вообще, Посланник оказался замечательным организатором, сумевшим очень быстро сделать все для удобства непредвиденных гостей. Конечно, удовлетворить все желания господина Коннахта Посланник был не в силах, но благодарность ведара полностью перекрывала недружелюбный, чтобы не сказать враждебный настрой молодого гоблина.

Когда гоблины разошлись по своим комнатам, мы последовали за горничной в отведенную нам спальню. Комната оказалась очень симпатичной и уютной. Горничную я отослала, чему женщина только обрадовалась, — уж очень подозрительно смотрел на нее Тирей. Хотя ему в посольстве вообще не нравилось. Если к Посланнику и господину Беро он отнесся даже с некоторым пиететом, то господин Коннахт был псу определенно не по душе. Заместитель посла, как выяснилось, вообще мало кому нравился. Откровенно говоря, молодой гоблин был просто не создан для дипломатической службы.

Когда мы остались одни, я спросила Нэймара о ведарах.

— Это жрецы Великой. В некотором роде, — отозвался устроившийся в кресле за моей спиной муж. — Они не похожи на наших.

— Странно было бы другое, — я улыбнулась, ожидая дальнейших пояснений.

Нэймар не торопился с ответом.

— Знаешь, есть много нюансов, — встретившись взглядом с моим отражением, начал он. — Жрецом можно стать, если чувствуешь такое стремление, но ведаром можно только родиться. Гоблины чтут ведаров и не без оснований считают, что быть ведаром одновременно и почетно, и опасно.

— Почему? — спросила я, снимая украшения.

— Они очень многое могут. Боевые и бытовые заклинания, подвластные им, разнятся в зависимости от способностей отдельного мага. Но сила ведаров велика, недооценивать их не стоит. За свое могущество они платят, платят Великой. У них огромное количество клятв и запретов. Например, они не лгут. Конечно, следует различать ложь и недосказанности, — с усталой улыбкой ответил Нэймар.

— Они не разглашают тайн. Никогда. Потому что клялись именем Великой. Они могут предсказывать будущее, видят прошлое. А еще ведары способны на волшебство, которым не может овладеть ни один эльф, ни один человек.

— Что же это за волшебство? — полюбопытствовала я, вынимая очередную шпильку из сложной прически. Мне трудно было представить такую магию, которой не смогли бы овладеть бессмертные.

— Говорят, — Нэймар неопределенно пожал плечами. — Они умеют создавать чувства… Ненависть, гнев, нежность, дружбу… Даже любовь. Именно поэтому им не разрешено быть послами, поэтому они не занимаются политикой напрямую. Другие народы боятся, что такой посол мог бы использовать свою силу, принуждая собеседника принимать выгодные ведару условия и решения.

— Ты не веришь слухам? — глядя в глаза отражению мужа, уточнила я.

— Я не знаю, что мне по этому поводу думать, — качнув головой, ответил Нэймар. — Слышал я многое. И от Владыки, и от отца. Но они не смогли привести такие примеры, достоверности которых можно было бы доверять.

— Ясно, — коротко ответила я. Имея такие сведения, проще переоценивать ведаров, чем недооценивать. Интересно было бы узнать, насколько силен, к примеру, господин Беро. И много ли ведаров у гоблинов, какие заклинания у них в ходу… Я, склонив голову, на ощупь сражалась с особенно упрямой заколкой, когда почувствовала на своих плечах ладони Нэймара. Он встал у меня за спиной, зарылся лицом в волосы, вдыхая аромат духов. Нежность, щемящая и сладостная, захлестнула меня. Время остановилось, а в целом мире существовали лишь мы двое… Он поцеловал мои пальцы, вынул запутавшуюся шпильку, положил ее на стол, ласкающими движениями погладил рассыпавшиеся волосы, его губы обжигали шею… И каждому поцелую имя было наслаждение…

— Ты прекрасна, Мирэль, — прошептал он, присаживаясь рядом на пуф у туалетного столика. Одно легкое, естественное движение, и Нэймар усадил меня к себе на колени. Его рука скользнула мне на талию, моя обвила его шею. — Я люблю тебя. Люблю больше жизни.

Он коснулся ладонью щеки и поцеловал меня. Божественный поцелуй, в котором, как и в голосе Нэймара, отчетливо послышалась горечь. Муж молчал, крепко обнимая меня, касаясь лбом моего плеча. Мы долго сидели обнявшись в тишине, нарушаемой только потрескиванием дров в камине. В любой другой раз я была бы счастлива оказаться в объятиях мужа, но сейчас от него веяло какой-то безнадежностью, безысходностью, и я заволновалась.

— Нэймар, — тихо окликнула я, ласково проведя ладонью по его волосам.

Он ответил не сразу.

— Я такой глупец, Мирэль, — прошептал муж, не поднимая головы. — Такой глупец… Я думал о причинах, о том, кому это нужно было, зачем… И только сейчас понял, что мог потерять тебя. Навсегда…

Он помолчал, а потом я почувствовала, как он изменился. Выпрямился, в серых глазах блеснула сталь, а Нэймар вдруг стал таким как в день нашей первой встречи. Холодным, расчетливым, властным. И чужим. Он принял решение, а мое мнение по этому поводу его явно не интересовало.

— Завтра же ты уедешь. В Лэнгорд или в Мунир, это решай сама. Но здесь ты не останешься.

Я отрицательно покачала головой:

— Нет, милый, никуда я не поеду.

— Я настаиваю, — он был решителен. — Пойми, так необходимо поступить.

— Нет.

— Мне бы не хотелось решать вопрос силой, — нахмурился он.

— Я все равно никуда не уеду, — твердо ответила я.

Нэймар вздохнул и немного помолчал.

— Я прошу тебя, — начал увещевать муж гораздо ласковей, поняв, что приказа я не послушаю. — Там ты будешь в безопасности. Я не могу рисковать тобой.

Я поцеловала его, не давая говорить, вкладывая в поцелуй всю нежность.

— Пожалуйста, пообещай, что уедешь, — глухо попросил Нэймар.

— Нет.

Он застонал, но я не дала ему сказать и слова.

— Как же ты не понимаешь, я большое всего на свете боюсь лишиться тебя, — мое признание было искренним, оно было правдой. Правдой большей, чем можно выразить словами. Иногда меня сковывало льдом ужаса от мысли, что Нэймару отпущено так мало, несправедливо мало времени. Но я старалась об этом не думать. — И я тебя не оставлю.

И снова поцеловала его. Нэймар крепко обнял меня, заглянув в глаза, неожиданно задорно улыбнулся и, прежде, чем я успела сообразить, что происходит, подхватил меня на руки и отнес на кровать. Я смеялась, помогая Нэймару снимать камзол. Тот был небрежно отброшен на стул, где составил компанию венцу. Шнуровки на платье не доставили мужу проблем, мы даже не переставали целоваться, пока он возился с лентами.

Значительно позже, прижимая меня к себе, он, засыпая, прошептал: 'Люблю тебя'… Знал бы Нэймар, что он для меня значит…

Новый день принес неприятности. Целый ворох.

Было еще темно, когда нас разбудил стук в окно. Тоты. Не какой-нибудь, а дядин любимчик. Ошибиться я не могла, ведь белые перья на груди тоты — редкость. Но что мог написать мне дядя, прервавший больше полугода назад общение? Что?

Нэймар распахнул окно, влетевший тоты сел на спинку кровати и, склонив голову на бок, стал меня рассматривать. Я потянулась к ноге птицы, чтобы достать послание из цилиндра, и только тогда увидела, что почтовый футляр пуст. Этот факт испугал меня больше, чем само появление тоты. Устно передают предупреждения или такие новости, написать о которых не хватает слов и сил… Например, о несчастии или, сохрани Эрея, смерти.

— Мирэль, — точно копируя голос дяди, заговорила птица. — Спасибо тебе за помощь. Все это время я надеялся, мы надеялись, что семья для тебя все-таки не пустой звук. Я рад, что ты не предала нас.

Тоты поклонился мне и вылетел в окно. Я смотрела птице вслед со странной смесью чувств. Недоумение, растерянность и скользкое, противное, похожее на змею предчувствие грядущих неприятностей. Но сильнее всего были радость и облегчение. Не произошло ничего непоправимого, хвала Эрее! Напряжение спало так резко, что я физически прочувствовала смысл фразы 'камень с души свалился'. На глаза навернулись слезы.

• Предыдущая
• 46/104
• Следующая