Неплохо для покойника! - Романова Галина Владимировна - Страница 34

• Предыдущая
• 34/47
• Следующая

Признаюсь, таким я видела босса впервые. Семен Алексеевич без устали мерил шагами комнату, то и дело всплескивая руками и с досадой ударяя ладонь о ладонь. Перемежались эти действия нелестными в мой адрес эпитетами. Когда один из них мне особенно не понравился, я подскочила на месте и, опершись сжатыми кулаками о край стола, выпалила:

– Вы же сами говорили, что он хороший человек! Помните? Нет?

– Но ведь я не призывал тебя к каждому хорошему человеку прыгать в постель! – рявкнул он в ответ. – К тому же я предполагал, а не утверждал, а это, как говорится, две большие разницы. Да из-за одного того, что он подозревался в убийстве твоего мужа, ты должна была его за версту обегать, а не…

– Семен Алексеевич! – Голос мой срывался. – Я взрослая женщина и вправе выбирать себе партнеров по сексу, черт меня побери!

– Да, ты права, – немного смягчился шеф. – Но теперь видишь, что из этого вышло? В наличии три трупа, целая группа следователей, скалящих зубы в твою сторону, и в довершение – на горизонте масса неприятностей. Хоть бы Антонина твоя за тебя взялась, да, как на грех, в отпуск уехала!

– У Антонины, между прочим, любовь, – не удержавшись, вставила я. – И ей, как и всем, ничто человеческое не чуждо.

Семен Алексеевич полыхнул по мне осуждающим взглядом и, повернувшись ко мне спиной, надолго замер у окна. Я осторожно опустилась на стул, словно боясь, что земля подо мной вот-вот разверзнется и геенна огненная поглотит меня, и замерла в ожидании его решения. Оно не заставило себя долго ждать. Простояв в раздумье минут пять, шеф вернулся на свое место и, чеканя каждое слово, вынес вердикт:

– Сейчас ты пойдешь домой, закроешься и будешь там сидеть, не высовывая носа.

– А работа? – напомнила я о почти закончившемся отпуске.

– Работа подождет. – Он тяжело вздохнул и, взяв в руки лист бумаги с авторучкой, пододвинул ко мне со словами: – Пиши пока заявление на отпуск без сохранения содержания, а там посмотрим.

– А может быть, сразу на увольнение? – робко улыбнулась я, чувствуя, что босс немного смягчил свой гнев.

– Поговори у меня! Пиши знай! Будешь сидеть дома до моих дальнейших распоряжений. Поживем – увидим, во что выльется твой адюльтер.

Слова шефа оказались пророческими.

Если бы в тот момент я могла знать, какой удар мне уготовила судьба, то, выйдя из здания суда, не раздумывая, бросилась бы под первый попавшийся грузовик. Но ничто не шепнуло мне о надвигающейся трагедии, поэтому, достаточно тепло попрощавшись с шефом, я вернулась домой и принялась ждать.

Ожидание мое не было тягостным. Все свое время, которого, к слову сказать, было навалом, я посвятила игре «попробуй отгадай». По методу моего покойного друга, я разлиновала вдоль и поперек уйму белых листов, вписывая в клеточки подозреваемых и пытаясь найти связующие нити между их жизненными линиями. В результате подобных упражнений на сообразительность у меня набралось десятка полтора различных версий. И, что самое главное, каждая из них могла оказаться единственно верной.

Семен Алексеевич моими записями почти не интересовался. В каждый свой визит, а насчитать их можно было за три недели моего заточения не менее пятнадцати, он становился за моей спиной, несколько минут разглядывал мои каракули и, никак не комментируя, предлагал выпить чаю.

Я шла на кухню, ставила чайник на газ и принималась накрывать на стол. И вот в один из его обычных таких визитов и произошла та нелепая случайность, которая обрела потом роковую неизбежность…

– Аннушка, я давно хотел у тебя спросить, – начал Семен Алексеевич. – Что за штуковина там у тебя на шкафу? Каждый раз пью чай и каждый раз любопытство гложет, что такое там лежит?

Проследив за его взглядом, я увидела свесившийся краешек черного полиэтиленового пакета и удивилась: насколько мне помнилось, своими руками я туда ничего не клала.

– Сейчас посмотрю, – недоуменно пожала я плечами и, взяв табуретку, поставила ее против того места. – Может быть, Тимур что-нибудь оставил там?.. Во всяком случае, я ничего…

Бормоча себе под нос нечто подобное, я встала на табуретку, запрокинула голову кверху и совсем уже было взялась за край пакета, как перед глазами у меня все помутнело, в уши ударило пронзительным звоном, и я потеряла сознание.

– Уверяю вас, с ней все в порядке! – настырно твердил чей-то мужской голос. – Успокойтесь… Такое часто случается, когда женщина в ее положении долго находится в помещении. Ей необходим свежий воздух, хорошее питание…

Он что-то забубнил еще, но я уже не слушала. В мозгу прочно осели и принялись свербить страшным предположением два слова: «женщина в ее положении».

– А в каком я положении? – сипло выдавила я, открывая глаза и обводя взглядом вокруг себя. – Что со мной?

– Ну я же сказал, что с ней все в порядке, – обрадованно воскликнул пожилой мужчина в изрядно помятом белом халате и такой же шапочке, сдвинутой на затылок. – Пару часов отлежится и будет как новенькая.

– Семен Алексеевич, – тихонько позвала я шефа, который стоял чуть поодаль и с плохо скрываемой тревогой посматривал в нашу сторону. – Что со мной?

– Я вам сейчас все объясню, – доктор взял стул, поставил его подле дивана, на котором я лежала, и, сделав знак моему шефу – удалиться, спросил: – Когда последний раз у вас были месячные?

– Что?!

Доктор устало вздохнул, сцепил руки перед грудью и, снисходительно ухмыляясь, повторил:

– Когда у вас последний раз были критические дни? Так, я думаю, понятнее?

– Я… я не знаю… Я… не помню… – залопотала я, силясь припомнить дату, но в голове все перепуталось, и нужное число все никак не хотело вспоминаться. – Я не знаю…

– Вы ведете календарь? Мне можно на него взглянуть? Если позволите, конечно…

И тут я, к стыду своему, вспомнила, что ничего подобного со дня смерти Тимура у меня и в помине не было. Долго пребывая в состоянии шока, я совершенно перестала обращать на это внимание. К тому же отсутствие мужчины в моей жизни не вызывало такой необходимости…

– Не вспомнили? – прервал мои размышления врач.

– Нет. Кажется, в июне… Да, по-моему, в начале июня. Потом я уехала.

– И что с июня – ничего?

– Нет, – качнула я головой, постепенно начиная понимать, куда он клонит. – Вы что же, хотите сказать…

– Да, думаю, я не ошибусь, если выскажу предположение, что вы беременны, – обрушил он на меня страшную правду. – Возможно, три-четыре недели, может, чуть больше. Об этом вам скажет специалист. Завтра вам необходимо появиться в женской консультации, а там вам все расскажут подробнее.

Доктор встал и по-отцовски потрепал меня по плечу, на мгновение мне даже показалось, что он сейчас чмокнет меня в лоб, но ничего подобного не произошло. Сложив в старенький, потертый кейс свой инструментарий, он попрощался и скрылся за дверью гостиной.

Семен Алексеевич появился минуты через две после ухода эскулапа. Потоптавшись у порога, он сел на тот же самый стул, на котором до этого восседал врач, и задумчиво уставился на свои руки, сложенные на коленях.

– Что мне делать?! – отчаянным шепотом еле выдавила я. – Семен Алексеевич, миленький, что мне делать?!

Силы, которых и без того не было, враз оставили меня, и я разрыдалась. Подтянув колени к подбородку и обхватив себя руками, я безутешно плакала, время от времени выкрикивая проклятия в адрес того единственного виновника, который в очередной раз превратил мою жизнь в кошмар.

– Я даже имени его настоящего не знаю, – простонала я. – Ничего, ничего о нем не знаю!.. Одни догадки и предположения… Боже мой! За что мне все это? За что?

Семен Алексеевич тяжело вздохнул, шевельнулся на стуле, но ничего не сказал.

– Семен Алексеевич! – подняла я к нему зареванное лицо. – Что такого я сотворила в этой жизни? За что мне это?

– Аннушка, – тихо окликнул он меня. – Ты подожди отчаиваться. Не мне тебе объяснять, что современная медицина…

• Предыдущая
• 34/47
• Следующая