Избранное (сборник) - Жванецкий Михаил Михайлович - Страница 62

• Предыдущая
• 62/114
• Следующая

Жили из последних сил с криками: «Не так надо, не так!..»

Помирали, шепча детям: «Там хорошо, где нас нет».

«А где ж вас нет? – думали дети и шли громить памятники, ругаясь по дороге: – Не то делаем, не то! Эх, мать его!»

Относительно Вас, девушка, у меня были планы, которые я, слава богу, не осуществил.

Вы, оказывается, пожилы. В мои сорок и два, когда у меня все впереди, я встретил Вас, у которой ничего впереди нет. Я, мужчина, у которого все впереди, вынужден сообщить, что мы с Вами рвем. Вы пожилы. Вам тридцать шесть и шесть, мне тридцать девять и восемь, точнее сорок два и два. Но Вы же знаете, что такое мужчина в мои тридцать девять и семь. Это дуб в цвету. Это стакан бродячего вина. Это зимний сад. Какой я, так сказать, в ходу, не мне Вам говорить. То есть не Вам мне… Вернее… Я сейчас жду письмо из Казани, где это должно быть подтверждено.

А что такое женщина в тридцать шесть и шесть, Вы сами знаете. То-то, я смотрю, у Вас потухший взгляд на вещи. То-то, я смотрю, так ловко управляетесь на кухне. То-то, я смотрю, все утром приготовили, все заштопали и перестирали. То-то все звоните, как я себя чувствую. Вот откуда эта забота? И, простите, выглядите хорошо. Тут и придраться не к чему. Но мы найдем. Я, мужчина, в сорок один и один, энергичный, жизнерадостный, какой-то емкий весь, смотрю вокруг весело и интересно. Взгляд свежий, четкий, глаза красивые серые, брюки новые бежевые, весь подтянутый и быстрый, как молодой артиллерист. Когда я нередко проезжаю в трамвае – молодежь засматривается. Читали ли Вы? Вернее, читали ль Вы Сомерсета Моэма? Думаю, что нет. А я – и Эдгарда По. То есть, если мы с Вами сядем писать диктант, я Вам десять ошибок гарантирую. Ваших, душа моя, Ваших.

Многие Вам скажут: он дурак. Я слышал такие голоса. Не будем спорить. Людей не переубедишь. Я слежу за собой, как за другими. На мне все, что не достать. Вы видели эти зеленые линзы? Это Цейс Карл из ГДР. Костюм из ПНР, туфли из ВНР, носки из НРБ. Конечно, при Вас я стал ухожен, я стал сыт и перестал быть нервен. Но Вы пожилы. Буквально через четыре-пять лет у Вас откроются такие болезни, о которых мне Вам страшно говорить. Сколиоз Вы слышали? У Вас может быть. А трахеит? Катаракта… Мы с Вами рвем. Не ждите меня к обеду, хотя я бы чего-нибудь съел.

Я снова в клуб «Кому за тридцать», но на этаж ниже. А еще меня можно встретить в комиссионных, где я ищу что-нибудь из одежды, и в диетстоловых, где я питаюсь, вернее, пытаюсь питаться тем, что они дают. Многие говорят, что я идиот. Я спорил, но мы остались каждый при своем.

Ваш знакомый, член клуба «Кому за тридцать». Абонемент 1834—282 дробь 16, корень квадратный из двадцати.

*

Мадам, я нахожу, что наши с Вами отношения зашли слишком далеко. Эта переписка, эти недвусмысленные взгляды, которые я бросаю в Вашу сторону, и, конечно, эти ночи, что, видимо, главное.

Вы знаете, да и, наверно, Вам говорили, что я делаю карьеру. Мы, будущие работники аппарата, можем иметь женщин, хотя в более скромных количествах, чем, например, артисты, юристы, музыканты, но обязательно из нашего круга, то есть аппаратных дам, дабы информация, высочившаяся наружу, тут же была бы загнана внутрь.

Так как я делаю карьеру, Вам, видимо, об этом говорили, да это и видно, я уже имею информацию, в частности о продуктах, подземных переходах и т.д., и у меня есть подозрение, что прошлой ночью я распространялся на этот счет. Надо сказать, что Вы, мадам, вместо того чтобы пресечь, своими поглаживаниями и т.д. способствовали выходу дополнительной информации и жалоб на якобы нашу жизнь, мне в основном не свойственные никогда.

Я бы просил Вас забыть, но я понимаю, что после этой просьбы Вы будете помнить, как никогда, что было бы глупо, поэтому не прошу Вас забыть, но – молчать.

Это мое право. Я купил его жестокими унижениями и беготней, когда только замышлял начинать делать карьеру через стенгазету, местком и т.д.

Рапорт о нашей ночи не пойдет дальше районных организаций, но и Вы, мадам, должны добиться полного молчания со своей стороны. Причем сообщить мне об этом письменно на адрес тех же организаций. Прошу звонить только по служебным надобностям. 274—85–15.

Извините за сухость, но я делаю карьеру, а в этом положении абсолютно все простительно.

И. о. помощника секретаря по проблемам, терпящим отлагательство.

Подвальченко В. И.

*

Теперь Вы, девушка!

Вот уже несколько лет Вы очень удачно делаете вид, что меня не знаете. Я вынужден удовлетворять свои поиски женского общества черт знает с кем, в малоинтересных условиях.

Вы были красивой девушкой с увлекательной фигурой и ею остались. А я, пробегая мимо с выражением озабоченности, даю Вам возможность заговорить со мной, чем начать все сначала.

Девушка, по-моему, Зина, я понимаю, что у Вас муж и сын от другого, да и я там с кем попало и дети какие угодно, но, девушка, ни пять, ни шесть лет не дают нам основания делать вид, что Вы ничего не знаете. Боюсь завестись. Позвольте, вечером с 16 на 17 августа 1972 года что было?.. А 5 сентября того же года в 4.45 утра, когда Вас разбудили, Вы сказали:

– Боже, не могу эту рожу видеть.

И т.д.

Это был я. А сказали Вы.

Верно. Я знакомился с Вами на предмет стечения обстоятельств, но втянулся и, простите, люблю.

А когда я устал мелькать с озабоченным лицом и подошел к Вам вчера, Вы сказали: – Ничего не помню.

Схватили ребенка и бежать.

Я мог догнать, я был без детей. Говорю резко. Это я, Гриша! Мы состояли в интимных отношениях двадцать трое суток, вернее, двадцать три сутки, то есть двадцать два дня.

Позвольте, позвольте, и на левой, простите, ножке у вас шрам. Я могу при свидетелях… У Вас еще была брошка-паучок. Вы думали, что потеряли, а я понес ее от Вас и принесу. Меня Вы не помните, но ее Вы точно вспомните. Я уже третий день не могу закрыть удивленный рот. Я могу забыть, с кем пребывал. Так я же мужчина. Прибежал, попребывал и убежал, но Вы женщина, мать, честный человек.

Ой, завожусь… Я буду ходить туда, пока Вы не вспомните, и мы начнем все сначала, чего бы это нам ни стоило. У меня есть свидетели, и мы начнем!

Ваш Гриша со своей любовью.

*

Теперь Вы – графиня.

Ваше сиятельство. Я опоздал. Я не явился на встречу нашу. Я проклинаю себя за это, и вряд ли в мире есть человек, которого я больше ненавижу, чем себя.

Но я тешу себя тем, что моя одежда, манеры, плохой язык и, главное, неумение общаться с женщинами, подобными Вам, объединили бы нас в этой ненависти.

Ваше сиятельство, я настолько себе представляю свое материальное положение и жилье, что появление в Вашем доме не могло бы считаться нескромным намеком на изменение этого.

Ваша красота и образованность и мое глубокое чувство к Вам обязывали меня явиться вовремя. Я опоздал.

Вы вышли замуж, произвели множество детей и внуков и спокойно отошли, так и не узнав меня. Я бурно явился через сто пятьдесят лет – в сером финском костюме, в польском свитере, югославской обуви, с высшим техническим образованием и знанием иностранного со словарем.

Живу вполне в Вашем имении. Теперь тут микрорайон. Мое дымное мотание на «Жигулях» не сравнить с цокотом ваших копыт, а передняя и задняя подвеска Вашей кареты – ни в какое сравнение с моими, едренть, мостами.

Между прочим, в Петергофе каждую субботу с треском поливаюсь из Вашей шутихи. А там, где Вы танцевали при свечах, у нас Дом дружбы с нормальными дисками и чешским пивом. И я Вам обещаю, что выколочу из райисполкома двухкомнатную и жестяной гараж, достану английского стирального порошка «Блюй» и заживу как граф, регулярно отмечая Международный женский день вот в такой компании.

• Предыдущая
• 62/114
• Следующая