Зомбированный город - Самаров Сергей Васильевич - Страница 22
- Предыдущая
- 22/38
- Следующая
— Значит, Алину он рассматривал только как инструмент?
— Видимо, так. Помимо этого, правда, неизвестно, по просьбе китайской стороны или по собственной инициативе, Борис дважды посещал посольство Ирана. Есть подозрения, что он и там хотел пристроиться на работу по совместительству. Меня бы не удивило, если бы Борис через маму попытался подрабатывать и в «Моссаде». Он — человек гиперактивный и работоспособный.
— Гиперактивность — это психическое заболевание, чаще всего детское, и оно обычно не позволяет больному сосредоточиться на чем-то конкретном.
— Я говорю не про детскую болезнь, а про то, что он мог везде бегать без остановки. Наверное, в любой редакции такому сотруднику должны быть только рады. Хотя журналисту необходимо еще и уметь писать, а это не всем дано. И работоспособность не заменяет талант.
— Это так. Но в принципе, Артур Владимирович, вы меня ничем не удивили, — после короткого раздумья сказал Игорь Илларионович. — Я интуитивно чувствовал в Борисе фальшь. Исходило от него ощущение ненадежности. Конечно, я не думал, что он готов так вот сразу продаваться и чуть ли не на аукционе себя выставлять. Мы с вами не будем активно лезть в суть вещей, которые выходят за рамки нашей компетенции. Заниматься следует только теми вещами и процессами, на которые можешь повлиять. А здесь поднимается вопрос внутренней культуры и воспитания, заброшенный на пару десятилетий. Поколение наших детей потеряло все ориентиры в жизни, кроме денег. Им настойчиво насаживался подобный образ жизни. Иногда и сейчас насаживается через телевидение, через прессу. И очень немногие смогли устоять. Надеюсь, что устояла моя дочь. Хотя уверенности стопроцентной у меня нет даже в ней. Однако сейчас соответствующим государственным институтам уже следует думать даже не о них, не о наших детях, потому что их исправить будет чрезвычайно сложно, если вообще это возможно. Сейчас уже стоит обращать внимание на следующее поколение — на наших внуков. И не просто обращать внимание, а бороться за них, потому что с другой стороны, со стороны родителей, будет оказываться противоположное давление. Но если я и вы, если мы будем плотно заниматься этими вопросами, то кто будет работать на нашем месте? Китайцы? Арсен Эмильевич, кстати, идет целенаправленно к нам, и с таким видом, словно он поймал за хвост жар-птицу. Вы что-то хотите сообщить, коллега?
Профессор Торсисян блеснул горящими глазами:
— Только попробуйте теперь сказать, что я не гений, обижусь до последнего своего дня. Я — гений! И переубедить меня в этом невозможно. Я — гений!
— У моего старшего сына есть попугай Яшка, — сказал Казионов. — Он так и кричит: «Яша гений!» Потом рубит крылом воздух и добавляет только одну завершающую фразу: «И все тут…» Гениальность, уважаемый Арсен Эмильевич, следует доказывать делом, а не фразами. Если докажете делом, разве мы будем возражать? Мы будем только гордиться тем, что сотрудничали с гением. Наверное, от этого можно получать удовольствие.
— Мы готовы тебя выслушать, если ты по существу вопроса, — сказал Игорь Илларионович, делая вывод о существе вопроса из того, что Торсисян упорно смотрел на разбитый генератор спецназовцев. — Вижу, ты что-то придумал своим изворотливым умом.
Торсисян излучал радость.
— Короче, Ларионыч, что ты мучаешься! Скажи лучше, сколько мне времени нужно, чтобы сделать новую панель? Говори, ты же все знаешь…
— Все зависит от того, как часто тебя будут отвлекать твои друзья из ФСБ. Ты же всегда в первую очередь выполняешь их заказы. Не будут мешать, за три-четыре месяца уложишься. Будут доставать, полгода проковыряешься.
— Какой ты злой!
— Станешь злым с такими коллегами. Сколько ты мне уже обещаешь сделать? А? Моя лаборатория давно ждет, и я лично ждать устал.
— Ладно. Ты ведь свой. Ты — последний в очереди. Как сапожник, который без сапог. Знаешь, да, как бывает? Мой дедушка всю жизнь обувь ремонтировал. Будка у него своя была. Постоянные клиенты были. И никогда себе отремонтировать не успевал. Всегда с дырявыми подошвами ходил. Так и умер от простуды, когда ноги промочил.
Страхов искренне рассмеялся.
— Ты мне этого, Арсен Эмильевич, желаешь?
— Нет, не надо, не умирай, пожалуйста, от удара электрическим током. Но ты сам с руками. Ты сам вручную управлять можешь. А эти ребята из ГРУ не могут. Значит, что надо?
Вопрос был адресован всем, и Торсисян, подтверждая это, окинул присутствующих взглядом.
— Надо сделать панель. И очень быстро, — подсказал подполковник спецназа, что обедал вместе с Торсисяном в столовой.
— Надо, Арсен Эмильевич… — согласился и заместитель генерального директора по научной работе.
— Если надо, сделаю…
— Через полгода? — спросил Страхов.
— Через две недели, — радостно заявил Торсисян.
— Ты одни детали делаешь три с половиной месяца, — выразил Игорь Илларионович свои сомнения. — А потом еще ползком сборку проводишь.
— Не ползком, а тщательно. Не для Китая делаем, для себя…
В свете недавнего разговора между профессором Страховым и начальником первого отдела института такая фраза прозвучала по крайней мере странно. Хотя о китайском качестве, вернее, об отсутствии такового, любит заикнуться каждый, кто с этим встречался. А встречались все.
— Не тяни, говори дальше, — поторопил Страхов.
— У меня на тренажере есть все детали. И разбитую панель разберу. Там тоже кое-что можно вытащить. Поставим на тренажер. Заменим. Подлатаем, и снова будет работать. Две недели… Устроит, спецназ?
Весть, конечно, была радостной, но не для всех.
— Нам, Арсен Эмильевич, обязательно нужно в начале следующей недели, — сказал подполковник. — Срывать боевую операцию мы не имеем права. Готовились к ней несколько месяцев, и не мы одни. Собирали бандитов с разных сторон в одно место, чтобы уничтожить всех сразу. И теперь никак уже нельзя отступить. Если ничего с генератором не получится, будем обходиться без генератора. Собственными силами. Правда, от некоторых дальнейших планов тогда придется отказаться, но это уже обстоятельства, которые выше нас.
— Пусть я и гений, — сказал Торсисян, — но не сверхзвуковой истребитель. Я и так считал, что придется работать почти круглосуточно. Ночевать здесь собрался, думал раскладушку с дачи привезти. Но за пять дней я никак не успею, только за две недели.
— Может, мы все-таки хоть чему-нибудь научимся? — с надеждой спросил капитан спецназа и посмотрел на старших лейтенантов, надеясь на их способности, потому что в своих уже слегка разочаровался. Но старшие лейтенанты промолчали. Они к собственным возможностям в незнакомой им области тоже относились с определенным сомнением.
И тут, воодушевленный самоотверженным порывом Торсисяна, Игорь Илларионович, причем даже неожиданно для самого себя, решился.
— Делай, Арсен Эмильевич, как успеешь. Лучше было бы поторопиться. Я попробую обучить ребят, хотя это и рискованный вариант. Они из-за отсутствия навыков могут, как ты когда-то, запороть и сам генератор. Если ничего у них не получится, я сам с ними поеду. Генеральный директор так в приказе и написал: прикомандировать, вот я и прикомандируюсь. Не все же в кабинете штаны протирать. Возьмете? — спросил профессор спецназовцев.
— Возьмем, — ответил за своих подчиненных подполковник.
— И не просто возьмем, — в тон ему добавил капитан. — Где не сможете пройти, товарищ полковник, на руках понесем. А мы всегда по таким местам ходим, где другие не пройдут.
Естественно, до конца дня никаких сдвигов в обучении не произошло. Игорь Илларионович подумал, что они и завтра не произойдут, и послезавтра тоже. Если нет у людей склонности к такому делу, то никакое обучение не сможет эту склонность привить. Плавать можно научить любого человека, но даже самый лучший тренер из случайного пловца с улицы не сделает рекордсмена мира. Это уже было ясно, ручное управление генератором требовало интуиции, а интуиция вырабатывается только за годы занятий. Самостоятельных занятий, а не в результате скоропалительного обучения.
- Предыдущая
- 22/38
- Следующая