Партизанская искра - Поляков Сергей Алексеевич - Страница 90

• Предыдущая
• 90/94
• Следующая

Танюшка молчит, опустив голову.

— Ты боишься сказать мне? Не бойся, говори, я все понимаю.

Снова глухая темнота забытья.

…Прямая, вся в ребристых оттисках автомобильных шин, уходит вдаль дорога. По обеим ее сторонам колышатся густые, светлозеленые хлеба, и там, у горизонта, сходятся с небом. Там, как море, плещут дымчатые волны марева.

Легкие крылья снова несут Митю этой прямой дорогой на восток. А летнее солнце нещадно палит и жара становится все нестерпимее. Митя сбрасывает с себя зимнюю одежду и летит, не касаясь ногами земли.

Среди пения полевых птиц, стрекота кузнечиков и жужжания пчел он различает глухие слитные гулы. Они движутся навстречу и становятся все явственней и явственней. Наконец, отчетливо слышится грохот орудий. Дрожит от него земля, колеблется встревоженный воздух.

— Вот оно! — радостно восклицает беглец. Там решается судьба Родины и его судьба. Митя устремляется вперед. И кажется, что спал жар, сжигавший его, и не томит больше жажда. Только бы скорее туда, скорее бы конец этому мучительному пути!

Он то идет среди хлебов межой, то, пригнувшись, вдоль дороги, глубоким кюветом. А ночью осторожно пробирается через села. Он слышит чужую гортанную речь, видит чужих людей в серозеленых мундирах. Это фашисты — его враги.

…Перед ним опушка маленького леса, каких много на Украине. Он бросается к опушке, пренебрегая опасностью. Над головой свищут пули, воют снаряды, шипят мины.

Митя припадает к земле, смотрит вперед и видит — в густых зарослях кустарника стоит на коленях человек в защитной гимнастерке.

Вдруг человек отнял от глаз бинокль, и Митя увидел на его пилотке маленькую красную звездочку.

Сердце радостно забилось. Забыв об опасности, беглец устремляется к молодому командиру.

— Стой! — кричит командир. Но у Мити нет сил остановиться.

— Ложись! — приказывает командир.

— Свой я! — отвечает беглец.

— Ложись, говорят! — командует офицер. — Ползком давай!

Митя покорно ползет по траве.

— Кто такой!

— Свой же! — радостно говорит Митя.

— Кто свой?

— Попик Дмитрий.

— Откуда?

— Из Крымки. Село такое есть на Одесщине, товарищ командир…

Офицер слушает, нахмурив светлые, выгоревшие на солнце брови. Летом у всех командиров на фронте от солнца выгорают брови.

Дмитрий огорчен, что молодой советский командир как будто не рад встрече с ним, а, напротив, сурово и недоверчиво глядит на него.

— Как попал сюда?

— Бежал из камеры, товарищ командир.

— Из какой камеры? — недоумевающе спрашивает командир.

— Известно, из жандармской. Товарищи освободили меня.

Командир пристально смотрит в лицо Дмитрия и глаза его становятся еще суровее, зубы крепко сжаты.

— Это они тебя? — сквозь стиснутые зубы спросил командир.

— Румынский офицер сигарой. Но я ему ничего не сказал.

Командир с нежностью посмотрел на стоящего перед ним измученного паренька и улыбнулся.

— Молодец, парень! Так и надо, — сказал он и пожал Мите руку.

И от этого пожатия командира Красной Армии у Мити прибавилось силы.

— Я долго бежал к вам. Я верил, что встречу вас, и все мы верили.

— Расскажите, что у вас там…

Митю обступают бойцы. Они такие же молодые, как и он сам. У них обветренные лица и выцветшие брови.

Митя начинает рассказывать. О, у него есть, что рассказать!

— К нам в Крымку пришли румынские фашисты. Они отняли у нас землю, нашу школу, а нас стали заставлять работать на них. Но мы не захотели им покориться. Мы, школьники, создали подпольную комсомольскую организацию и стали бороться против них. — Митя улыбнулся. — Мы помогали вам. Мы верили, что Красная Армия вернется.

Молодой командир ласково улыбается Дмитрию. И на лицах бойцов Митя видит добрые улыбки.

— Но вот до конца бороться мы и не сумели, — с горечью промолвил Митя, — нашу организацию-«Партизанская искра» она называлась, — предал изменник. И теперь там всех хлопцев и девчат арестовали жандармы.

Офицер кладет руку на плечо Дмитрия и говорит:

— Не горюй, скоро мы будем у вас в Крымке.

Командир обнимает Митю и затем все бойцы обнимают его. Он слышит запах пороха и оружейного масла и думает: «Это настоящие фронтовики, боевые ребята, с ними не страшно». И он торопится рассказать им все, чем переполнено сердце.

— А как я спешил к вам, товарищи. Ведь нужно скорее туда, надо спасти их, моих товарищей-партизан! — взволнованно произносит Дмитрий.

— Мы за тем и идем. Сам видишь, что торопимся.

— Возьмите меня с собой, — просит Дмитрий.

Командир хмурит светлые брови, раздумывая — взять или не взять его.

— А стрелять умеешь?

— Еще как! — запальчиво отвечает Митя. — Только из винтовки.

— Это теперь не модно. Вот мы стреляем из каких, — показывает командир на короткий, с большим диском автомат.

— Из этого не умею пока. Но я научусь, быстро научусь, товарищ командир. А вы меня в разведку пошлите. Я, где хотите, проберусь.

— Что же мне с тобой делать? — улыбается командир. Он смотрит на бойцов. — Ну как, возьмем его?

— Да. Надо, — хором отвечают бойцы, — парень хороший и, видать, не из трусливых. Вон как фашисты разделали, и то ничего гадам не сказал.

— Ну, раз солдаты хотят, так и будет. Будешь с нами воевать. Вот только вид у тебя больно не того, не военный.

Дмитрий смотрит на свои босые, исцарапанные в пути ноги, на одежду, изорванную в клочья, и убеждается, что вид у него действительно не военный.

— Но это мы поправим в два счета, — смеется командир.

И Мите от этих слов становится несказанно легко на душе. Хочется обнять командира и всех бойцов, крепко, крепко прижать к сердцу и крикнуть: — Я с вами! Мы все с вами!

— Вот что, — говорит командир, — ты ступай сейчас в тыл. Вон, видишь село? Иди прямо туда. Найди старшину и скажи, чтобы выдал тебе обмундирование и автомат, вот такой, как у всех.

Митя впервые берет в руки автомат. До этого он только слышал о нем из рассказов.

— Сколько же здесь патронов?

— Хватит, — отвечают ему.

— С таким можно воевать. Из одного, пожалуй, целый взвод фашистов уложишь.

— Совершенно верно. Мы так и делаем, — говорит офицер, — ну, ступай. Да скажи старшине, чтобы накормили тебя как следует. Мол, капитан Клименюк приказал. Скажи, что ты мой земляк и друг моего младшего брата Миши.

— Нет, товарищ капитан, я не голоден. Я пить хочу. Во рту пересохло. В груди жжет, как огонь. Жарко мне… пить… пи-и-ить…

Утром староста Шмальфус вышел во двор.

С чердака его сарая доносились какие-то глухие звуки, похожие на стон. Староста подошел ближе и прислушался. Звуки повторялись. Сомнения не было, что это стон тяжело больного.

Осторожно, с опаской староста поднялся по лестнице, ведущей на чердак.

— Пи-и-ить! — доносится оттуда.

— Кто там? — спрашивает Шмальфус.

Тихо шуршит солома на чердаке. Кто-то ворочается, и снова слабый голос:

— Пить я хочу, товарищ капитан.

Шмальфус узнает голос своего племянника.

— Майн готт! — восклицает он. Невыразимый страх обуял старосту. Страх за собственную шкуру. Он-то уж отлично знает, что за укрывательство партизан грозит смерть. Фриц Шмальфус боится смерти. Но ведь он не прятал племянника у себя на чердаке. Помилуй бог! И он вовсе не желает быть в ответе за каких-то там комсомольцев. Что делать? Вытащить племянника с чердака и сказать, пусть идет, куда хочет? А вдруг кто-нибудь заметит и донесет? Дрожь пробежала по телу. Он боязливо огляделся кругом. Ему уже начинало казаться, что кто-то, может быть, знает о том, что на чердаке у старосты Шмальфуса скрывается раненый жандармами племянник его жены, которого ищут по селу. И гонимый чувством страха и ненависти к партизанам, Фриц опрометью побежал в жандармерию.

Будто сквозь сон слышит Митя скрип приближающихся шагов. Затем несколько секунд тишина и топот ног по лестнице. Снова тишина и хриплый голос:

— Кто тут?

• Предыдущая
• 90/94
• Следующая