Конец авантюристки - Рокотов Сергей - Страница 18

• Предыдущая
• 18/54
• Следующая

А вот на Востряковском кладбище нести гроб было просто некому. Вере Георгиевне для этого пришлось нанимать мужиков с кладбища. Они запросили настолько много за эту услугу, что она от отчаяния стала приседать на землю. И они поглядели на нее, худенькую, плохо одетую, убитую горем женщину и согласились нести гроб бесплатно.

Отнесли гроб к могиле, могильщики опустили его в землю. Бледная, худая, прямая как палка, неподвижно стояла Вера Георгиевна над могилой, только вздрогнула, когда ей сзади на плечо опустилась рука.

Она обернулась и увидела Николаева. Лицо её несколько просветлело.

— Извините, опоздал, — сказал Николаев. — Мы бы помогли вам нести гроб, но у меня были срочные дела, а потом… стыдно сказать, я только что купил машину, и она заглохла в пути… Примите соболезнования…

— Спасибо, Павел Николаевич. У меня ведь абсолютно никого нет. Мама вот здесь, внизу, дочка будет повыше, старшая сестра в позапрошлом году умерла в Ленинграде…

— Мужу-то вы так и не сообщили?

— Сообщила все-таки, он должен был сегодня прилететь из Новосибирска. Но что-то его нет…А хотелось бы, мне так плохо, так одиноко… — Глухой стон раздался из её груди. — Не дай Бог никому… Мне не с кем даже Леночку помянуть… Доченьку мою…

Вера Георгиевна бросила щепотку земли в эту страшную яму. Могильщики стали забрасывать могилу землей.

Постояли, помолчали. И пошли к выходу.

На выходе из ворот кладбища на них буквально налетел невысокий мужчина в черном пальто с непокрытой, совершенно седой головой.

— Верочка, ты извини меня, но самолет задержался! — крикнул он, целуя Веру Георгиевну.

— Эдик, ты все-таки приехал, спасибо тебе.. Я так одинока… Познакомьтесь. Это следователь Павел Николаевич Николаев, он очень поддержал меня в эти ужасные дни. А это Эдуард Григорьевич Верещагин, мой бывший муж, отец Леночки. Он работает в Новосибирске главным инженером завода.

— Я директор, Верочка, — поправил её Верещагин. — Уже второй год. Впрочем, все это совершенно неважно…

Верещагин протянул руку Николаеву.

— Спасибо вам, Павел Николаевич. Верочка так одинока, у неё никого нет… Да, Вера, надо же, и Лариса умерла… Я не знал… Боже мой… — Он провел по лицу рукой. — Какое несчастье, какой кошмар… пойдем к могиле, Верочка, я хоть цветы положу…

— Ладно, Вера Георгиевна. Еще раз мои соболезнования. Хорошо, что вы сегодня не будете одна, — сказал Николаев и направился к своим товарищам, стоявшим у остановки. Но, подходя к остановке, Николаев почему-то обернулся. И в этот же момент обернулся и Верещагин, внимательно поглядев на Николаева. И почему-то, совершенно непонятно почему, Николаеву стало страшно от его пристального взгляда, он почувствовал в нем нечто неестественное, какая-то ледяная усмешка таилась в этих глазах, прятавшихся за роговыми очками. Мигом припомнились загадочные слова Клементьева при прощании. Но Верещагин быстро отвернулся, взял Веру Георгиевну под руку, и они медленно пошли к могиле…

Когда человеку уже сорок шесть лет, время летит для него быстро. Работа, каждодневная, кропотливая, порой опасная, но всегда сложная, домашние заботы, жена, дети… Так и проходил у Павле Николаевича Николаева 1993-й год. К лету он привел свою «шестерку» в идеальный порядок, и они с семьей поехали отдыхать в Крым. С Ялтой у Николаева были связаны известные воспоминания, и он остановил свой выбор на Алуште. Когда-то в детстве он отдыхал там с покойными родителями.

До Крыма доехали за двое суток, сняли в Алуште за вполне приемлемую цену две комнаты в уютном домике, со всех сторон окруженном зеленью, и потянулись дни отдыха, с купаньем, прогулками, свежими дешевыми фруктами и другими незамысловатыми радостями. Наличие автомобиля делало отпуск гораздо более красочным. Они ездили в Гурзуф, Ялту, Алупку, собирались сгонять и в Севастополь, и в Феодосию. Заехали и в Симферополь. Николаев позвонил Клементьеву.

— Приехал… Рад, — говорил в трубку Клементьев. — Заходи ко мне вечерком, посидим. Останетесь ночевать, выпьем хоть с тобой, как мужики. А то, тогда, в марте, один сигаретный бычок пополам делили, не до выпивки было тогда. Не дело это, надо исправлять положение.

Вечером всей семьей нагрянули в гости к Клементьеву. Он жил на окраине города в небольшом уютном домике. Гостеприимная веселая жена, двое симпатичных пацанов двенадцати и десяти лет сразу окружили Николаева и начали рассказывать им каждый о своем. Верочка сидела с женщинами, а Коля с важным видом стоял между двух резвых мальчишек Гришки и Петьки и слушал их небылицы о самых разнообразных вещах.

Григорий и Павел присели на маленькой веранде. Клементьев вытащил из холодильника трехлитровую банку разливного пива, порезал жирного соленого леща.

Выпили по огромной кружке ледяного пива, закурили, вспомнили свои мартовские приключения.

— Так ничего и не обнаружилось? — спросил гостя Клементьев.

— Пока ничего, — с горечью вздохнул Николаев. — Увязло дело. Я доказал, что Мызина и Юркова убил Кирилл Воропаев, да он и сам это в письме подтвердил. Ну а что у вас здесь новенького?

— Да так, ничего особенного, — вяло ответил Клементьев, отхлебывая пива. — Никаких особенных дел не было.

Николаев знал, что где-то с неделю назад Клементьев принимал участие в обезвреживании ещё одной банды, которое сопровождалось оголтелой перестрелкой, в результате которой Клементьев убил наповал главаря банды. Остальные были задержаны.

— Я слышал, — усмехнулся Николаев, — про вашу крымскую тишину.

— Да ну их, — махнул рукой Клементьев. — Втянули нас, в эту бойню. Веришь, Павел, его пуля по волосам прошлась, причесала одним словом. Видишь, какие патлы отрастил. И я в ответ… Но причесать его не удалось, бритый он наголо… А, ладно, скучно это, давай ещё по пиву… А вон там на мангале, мы с тобой шашлычки пожарим.

Выпили по рюмочке водки и пошли к мангалу жарить шашлыки. Потихоньку начало темнеть.

— Одно, разве что, дело может тебя заинтересовать, — равнодушным тоном произнес Клементьев. — В Феодосии девушка пропала. Где-то в начале марта. Она поехала в Ялту к жениху своему в гости. Так вот, из Феодосии-то она выехала, а к жениху так до сих пор и не добралась. Все ищем.

— А что за девушка?

— Да обычная девушка. Ей двадцать два года, зовут Галей, рост где-то метр шестьдесят пять, волосы русые. Работала в морском порту, в конторе секретаршей. А жених её в Ялте живет, он ночным охранником работает. Девушка сирота, детдомовская она, жила одна, комната у неё в Феодосии. Выехала четвертого марта на междугороднем автобусе. Он её не встречал, она должна была к нему прямо домой приехать. Не галантный человек этот охранник. Все ждал, ждал, но она так и не приехала… Интересно, Павел Николаевич?

Николаев сунул себе в рот сигарету другим концом и поджег зажигалкой фильтр. Повалил вонючий дым.

— Ты что, Павел Николаевич, ты ж с другого конца сигарету зажигаешь. Брось… Ну что, интересно тебе.

Почему-то Николаеву вдруг припомнились похороны Лены Воропаевой и тот странный взгляд её отца, та таившаяся где-то в глубине души ледяная страшная усмешка, которой он одарил неожиданно обернувшегося Николаева.

— А если интересно, то у меня и фотка этой девушки имеется. Сейчас принесу, в розыске она уже пятый месяц…

Клементьев зашел в дом и вынес Николаеву маленькую фотографию. Николаев взял фотографию и вздрогнул — сходство с Леной Воропаевой было разительное. Абрис, во всяком случае, совершенно тот же.

— А кто подал в розыск?

— На работе. Она взяла за свой счет две недели на обустройство, так сказать, личных дел. А не возвращается и не возвращается. В принципе, дела-то до неё могло никому не быть, но девушка она добрая, общительная, подруги и забеспокоились, съездили в Ялту и нашли этого жениха. А когда он сказал, что она к нему и не приезжала, всполошились и заявили в милицию.

— Поговорить бы с ним, Григорий. Можно было бы… Только будет ли он на твои вопросы отвечать, кто ты есть ему такой? Мне-то толком ничего не отвечает, хотя я местный уголовный розыск и моя прямая обязанность искать пропавших людей. А с этим тюфяком дурковатым прежде, чем разговаривать надо каши хорошенько наесться. Где сядешь, там и слезешь. Ладно, устроим вашу беседу…

• Предыдущая
• 18/54
• Следующая