Мой желанный убийца - Рогожин Михаил - Страница 44

• Предыдущая
• 44/51
• Следующая

— Это квартира моей дочери. Не позволю устраивать здесь бордель!

Лимон непонимающе смотрит на меня.

— Его комната открыта, — устало показываю рукой Лимону.

Он берет в охапку отбивающегося Пата и буквально забрасывает его туда. Пат грохнулся на пол с таким стуком, будто загремел всеми костями сразу.

Не соображаю, как вести себя дальше, поэтому обнимаю Лимона за шею и висну на нем. Он неторопливо раздевает меня. Оба падаем в койку. Мне нравятся его поцелуи. Отвечаю на них. Он продолжает. Целует долго и страстно. Слишком долго.

Мы уже оба лежим голые. Гладит меня по бедрам. Ладони твердые и прохладные.

Каменные. Сначала приятно, затем притупляют волнение. Целует мою грудь. Ниже не опускается. Начинаю сама К нему приставать. Тянусь рукой вниз. Боже! Член большой, но совершенно не возбужден. Вроде не пьяный и завелся нормально.

Поглаживаю, никаких эмоций. Обнажаю головку, тяну на себя, он даже не набухает.

Лимон тяжело дышит. Чувствую, что в его груди кипит страсть. Почему-то ниже пояса ничего не происходит. Первый раз у меня такое. Нет, были мужики с вялыми членами, особенно когда напьются, но чтобы вообще лежал, как сосиска, не припомню. Наверное, виноват Пат. Перебил ему весь кайф. Попробую поцеловать, должен же он как-то возбудиться. Тянусь к нему губами. Лимон вдруг отстраняется от меня.

— Хватит. Ничего не получится.

— Почему? Ты не хочешь меня?

— Не в этом дело… Сейчас не получится.

— А вообще у тебя стоит?

— Стоит. В первый раз такое.

— Устал?

— Нет. Ведьма силу отняла.

Чего не ожидала, того не ожидала.

— Какая ведьма?

Странный парень. С виду и не скажешь, что в постели ноль. Гад, только растравил. Внутри ноет от желания.

— Давай попробуем еще. Может, встанет?

Снова хочу взять в рот. Лимон отстраняется. Быстро встает.

Одевается.

— Извини. В другой раз.

— В другой не хочу. Мне нужно сейчас. Сделай что-нибудь.

Лимон садится на край кровати, гладит меня по голове, говорит тихо, извиняясь:

— Я не умею. Прости. Сегодня надо мной проклятье. Мне необходимо вернуться и разобраться в нем.

— Куда вернуться?

— Туда, где прокляли.

Обхватываю его руками.

— Ну, Лимон, Борис, не оставляй меня. Ложись. Все получится. Я тебя заведу.

Он непреклонен. Мне кажется, готов меня ударить. И черт с ним!

Импотент! Нечего в койку лезть и еще обижаться! Отворачиваюсь от него. Он быстро встает и выходит. Слышу, как хлопает входная дверь. Хочется плакать, рвать на себе волосы… Я должна кончить. Катаюсь по кровати. Выворачиваю себе руки. Ноги сводит судорогой. Дверь открывается. В комнату входит Пат.

Предутренние ожидания Юрика увенчались успехом. На его глазах Лимон вышел на улицу, походил вокруг своей машины и медленно выехал на шоссе.

На подхвате у сводника дожидалось такси, на котором он следовал за «жигулями» рэкетира, вплоть до того самого дома, терраса которого парит над Садовым кольцом. Лимон не спешил. Хотел настроить себя на что-нибудь определенное. Не получалось. Он чувствовал себя опозоренным. Понимал, что это происки Инги. И поражался своей зависимости от нее. Оказывается, ей ничего не стоит превратить здорового мужчину в презренного импотента. Мистический ужас носился по нервам Лимона предвестником последней трагедии. Человек переживает две трагедии в жизни, учила его Инга: «Трагедию рождения и трагедию смерти». Факт рождения есть главный грех, после которого любые другие — ничто. Смерть есть наказание исключительно за грех рождения, а не за другие, возможно, с точки зрения людей, более мерзкие грехи. Поэтому и грешнику, и праведнику уготован один конец.

Впервые Лимон в пропасти, над которой столько времени балансировал. Один конец каната завязывал он сам, другой держала в руках Инга. «Человек приходит случайно и уходит случайно, а в промежутке одна непрерывная закономерность», — повторяла она. В таком случае Ольга не случайна. Инга предвидела и этот поворот… Нет, невыносимо жить с женщиной, знающей наперед обо всем, что тебя ждет. С другой стороны, Лимон понимал: Инга не уйдет, она просто отпустит свой конец каната. Сердце екнуло так, как будто она уже это сделала. Лимон притормозил машину. По тротуару стремительно, молча и угрюмо, двигались люди, спешили на работу. Внимание привлекли не они, а то, что все старательно обходили место, расположенное как раз под террасой Инги. Из-за ног невозможно было разглядеть, что там лежит. Лимон вышел из машины. Рыжие и лиловые, измазанные мокрым черным снегом перья Ганса он узнал сразу. Распластанные крылья хранили попытку полета. Головы не было. Из обрубка шеи торчала замерзшая струя крови. Сердце Лимона екнуло снова. Он видел множество раз смерть людей, их ужасные рваные раны и не испытывал потрясения, произведенного этой картиной.

В ней был знак потусторонней силы. На негнущихся ногах Лимон поднялся в квартиру Инги. Подойдя к двери, почувствовал едкий сладковатый запах дыма.

Когда вошел внутрь, вздрогнул от увиденного. Огонь лениво гулял по ковру, извивался на креслах, лез вверх по шторам. Обгоревшая почерневшая мебель торчала гнилыми зубами когда-то роскошного рта. У закрытых на террасу дверей валялся тлеющий труп Игнатия. С остатков ломберного стола слетела разодранная, обожженная карта, сделала несколько беспорядочных кругов по комнате и упала у ног Лимона. Он поднял. На него с мерзкой, сладострастной, обветшалой улыбкой колюче смотрела старуха — дама пик. Лимон машинально положил карту в карман и поспешил на террасу. Раскрыл настежь двери… Инги нигде не было. Лишь два аккуратных следа босых ног рельефно отпечатались в затвердевшем от утреннего мороза снегу. Ветер, залетевший с улицы, мгновенно потушил пламя и разогнал дым. Лимон взял на ощупь теплую бутылку виски и уселся на пол. «Она улетела», — сообщил он сам себе. Лимон физически почувствовал, как ослаб трос под тяжестью его тела. Впереди — падение вниз. Не мог сосредоточиться и понять, о чем жалеть… Все кончено. Значит, жалеть не о чем. Лимон сделал большой глоток теплого пойла. Проглотил, сплюнул вязкую слюну и неожиданно для себя пробубнил:

«Отпустите меня в Гималаи… отпустите меня насовсем… а не то я завою, а не то я залаю, а не то я кого-нибудь съем…»

Пат буравит меня глазами. Какие же мужики гнусные! Заманали!

— Он мне ответит! — орет Пат. — Дожил! Из собственного дома выкидывают!

Не хочу ругаться. Вернее — нет сил. Возбуждение, сводящее судорогой ноги, залезло куда-то под ребра и там успокаивается черной пустой дырой. Становится до слез жалко себя, Лимона, орущего Пата. Чего все такие невезучие?

— Пат, милый, успокойся. Тебя не хотели обидеть…

Замолкаю. Глупо оправдываться. Пат удивился моему дружескому тону и заткнулся. Не ожидал. Переминается босыми ногами. Нервно теребит пояс халата.

Подходит к постели. Садится в ногах. По-моему, его бьет колотун. Странное волнение охватывает и меня. Мы оба на грани какого-то поступка. В другое время наверняка испугалась бы его безумных, полыхающих медью втянутых глаз. Сейчас нет здоровья. Лимон опустошил меня. Растоптал. Боже, как страшно, когда мужик не способен. Разозлился, встал и ушел. А я мучаюсь, как от запора. Даже подташнивает. Желание пропало. Осталось беспокойство и гнетущая апатия. Лежу, смотрю в потолок. Пата не боюсь. Спать не хочу. Молчать не могу.

— Слышь, Пат. Со мной произошла чумовая история… Мне приснился человек. Видела всего два раза в жизни. И то случайно. Он взял и приснился.

Подхожу к дому, чуть не падаю в обморок — сидит в машине и ждет…

— Во сне? — угрюмо перебивает Пат.

— В каком сне? Нет. Во сне было иначе. Легко И красиво. Тогда ждала его я. Как он на меня посмотрел! Всего мгновенье. И прошел…

— Ах, этот…

— Этот, этот. На него указала Наташка. Шла за ним и причитала:

«Каждая женщина раз в жизни встречает Христа, но не каждая умеет поверить в это».

• Предыдущая
• 44/51
• Следующая