Богатых убивают чаще - Рогожин Михаил - Страница 24

• Предыдущая
• 24/82
• Следующая

— Не дергайся. Ситуация безнадежная. Что бы ты ни предпринимала, в конечном счете вынуждена будешь подчиниться.

— Чему? — едва выдохнула Кира.

— Обстоятельствам.

Ядвига привыкла объяснять свои пророчества равнодушным тоном, каким уставший терапевт, заполняя больничный листок, ставит больного в известность: «У вас грипп. Через пять дней придете на прием». За прошедшие со времени их знакомства месяцы прорицательница обросла устойчивой клиентурой. Немногочисленной, но предельно респектабельной. Поговаривали о том, что ее даром предвидения заинтересовались в Кремле. Во всяком случае, ее деятельность становилась все более закрытой и начинала напоминать вознесение на государственный Олимп Джуны в эпоху коммунистических маразматиков. Это придавало каждому слову Ядвиги значение истины в последней инстанции. Никто не знал, сбывалось ли на самом деле все то, что она пророчествовала. Но ни один человек, соприкоснувшийся с ней, не усомнился в ее сверхъестественном даре. Кира была из их числа. Поэтому смотрела на нее со священным страхом кролика, оказавшегося перед удавом.

— С господином Петелиным тебя ждет совершенно иная жизнь, — продолжала Ядвига. — Вряд ли ты к ней готова.

— Это судьба? — с драматичным надрывом спросила Кира.

— Скорее необходимость выбора.

— Я к нему не готова… Возможно, Петелин — неплохой человек… Допускаю, что при стечении определенных обстоятельств он мог бы мне понравиться, но я и он — это невозможно!

— Ты кого убеждаешь — меня или себя?

— Я хочу найти его и освободить.

— А что ответишь Сурову?

— Не верится мне в этот бред. Но на всякий случай нужно нанять охрану.

Ядвига, встав, сбросила шаль и подошла к сидевшей на ковре возле камина Кире. Прорицательница погладила ее по туго забранным в пучок волосам:

— Думай о себе. Душа твоя пуста. В сердце свинцовый осадок неслучившейся любви. Купи билет в Испанию и уезжай к Ольге.

— И что будет?

— Господин Петелин больше не возникнет в Москве. Ариадна Васильевна протянет недолго. Банк рухнет. Об остальных говорить неинтересно.

— Но я не хочу! Пойми, Петелин не виноват! Почему он должен страдать? Мне некогда разбираться в себе, но сделай так, чтобы я его увидела живым. А потом пусть будет так, как будет! И ни к какой Ольге я не поеду! Они же не могут убить всех! — Кира резко поднялась на ноги. Оглянулась, словно хотела на что-нибудь опереться. — Дай мне выпить.

— Мы же договорились, что при мне этого делать не будешь.

— Но у меня защемило сердце. И знобит… Чуть-чуть виски.

— Проси у Альберта. Он в кабинете.

Кира стремглав бросилась туда. Баринов возлежал на кушетке и просматривал газеты.

— Барин, дай виски!

— Машину забыла заправить? — ухмыльнулся тот.

— Не хами! Меня всю колотит. Нервы!

— Возьми в баре темную низкую бутылку. Виски — делать нечего. «Chivas brothers» — называется.

Кира подошла к стеклянному шкафчику. Нашла указанную бутылку. Наполнила бокал и залпом выпила. Сразу же налила еще на донышко, развернулась к Баринову.

— Долларов сто, не меньше.

— Угадала! Сто двадцать во фришопе.

— Спасибо. Это возьму с собой.

— Особо-то не дергайся. Чем меньше будешь задавать ей вопросов, тем дольше проживешь. Я вот ни о чем не спрашиваю и чувствую себя неплохо. А что там будет дальше, кого волнует?

— То, что тебя когда-нибудь убьют, и без Ядвиги известно, — согласилась Кира и вышла из кабинета.

Прорицательница склонилась над круглым столом, на котором лежал план Москвы. В руке у нее был стальной вектор с маленьким шариком на конце. Она то подносила вектор к фотографии Петелина, то держала его над планом. Вектор крутился с разной интенсивностью. Кира замерла у входа.

Ядвига была полностью поглощена совершаемым действом. Она всматривалась в лицо Евгения с такой настойчивостью, что Кире казалось — изображение вот-вот оживет. Рука с вектором двигалась сначала большими кругами. Потом все чаще стала зависать над центром столицы. Именно над ним вектор начинал активничать. Движение руки прорицательницы почти затихало и окончательно прекратилось над точкой, которую Кира не могла разглядеть. Подождав, пока вектор на мгновение замрет, Ядвига острым нижним концом вонзила его в план, после чего он опять закрутился уже с бешеной скоростью.

— Здесь, — тихо произнесла она и отправилась в кресло, в котором лежала брошенная белая шаль.

Кира боялась сделать шаг к столу. Ее поглотили новые эмоции, требовавшие дальнейших незамедлительных действий.

— Он там… на Арбате. В трехэтажном особняке. Страшное место. Черное. Оттуда нет выхода, — устало сообщила Ядвига. На этот раз в ее голосе звучало явное сочувствие.

— Что там находится? — сдавленным шепотом спросила Кира.

Ядвига пожала плечами.

— Я же не мосгорсправка. В районе Кривоарбатского переулка должен стоять особняк. Двух или трехэтажный. Больше мне ничего не известно. Уверена, что там нашли прибежище темные силы. Это энергетическая дыра… Деревья вокруг дома должны быть высохшими и обугленными. Не пробуй в него соваться. Оттуда выхода нет… И еще — окна либо закрашены, либо забиты, либо наглухо зашторены.

— Его там пытают? — Кира еле шевелила дрожащими губами.

— Он обречен на страшные мучения. Дни его сочтены. Ты сделаешь большую ошибку, если впутаешься в это дело.

— Почему?

— Потому что свяжешь свою судьбу с его судьбой… Подумай, прежде чем помчишься его спасать.

— Предлагаешь клюнуть на миллионы, обещанные Суровым?

— Ты ему когда-нибудь верила?

— Никогда…

— Помни, есть суммы, которые легче отдать, а есть — за которые легче убить.

— Не надо, не говори, у меня и так все дрожит внутри. Спасибо, я пойду, меня в машине Мальчик ждет. Спасибо.

Ядвига поднялась с кресла, вернулась к столу, выдернула крутившийся вектор, положила его на фотографию Евгения.

— Иди и ничего не бойся.

Поиски Евгения Петелина зашли в тупик. Поэтому Смеян несказанно удивился, когда узнал от Киры предположительное место его нахождения. Она примчалась в офис с собачкой на руках в экзальтированном состоянии. Долго в восторженных выражениях рассказывала о Ядвиге Ясной и в конце концов сообщила, что Петелина прячут в каком-то особняке в Кривоарбатском переулке.

Смеян насторожился. Верить кому-либо на слово было не в его правилах. К тому же он привык, что Кира, находясь под воздействием алкоголя, частенько несла несусветную чушь.

— Ты хочешь, чтобы я, нормальный человек, поверил в эти бредни? — спросил он, постукивая мундштуком трубки о верхние зубы.

— Бредни?! — вспылила Кира. — Да ей вся Москва верит!

— Вот это-то и настораживает. Вы с ней вместе с утра хлебнули? Для улучшения, так сказать, потусторонних отношений?

— Ядвига Ясная вообще не пьет, — обиделась Кира. Отношения с начальником охраны у нее были непростыми. Смеян всячески старался оградить Артема от тусовочного круга Киры. Частенько настаивал на прекращении контактов с некоторыми ее друзьями. В частности, с Альбертом Бариновым. Поддерживал в Артеме неприязненное отношение к Сурову. И в какой-то степени способствовал их разрыву. Киру очень нервировала жизнь под колпаком.

Столкнувшись с презрительной оценкой божественного дара Ядвиги, она тут же решила действовать другим путем — через Ариадну Васильевну. Старуха уважала экстрасенсов и поэтому могла надавить на Смеяна.

— Посмотрим, сумеешь ли ты отказать Циле! Смеяну не составляло особого труда представить, как это бабье насядет на него. А сколько будет шума! Лучше уж съездить на Арбат.

— Ладно, поедем. В твоей машине. За руль сяду сам.

Кира, усмехнувшись, прижала к себе Мальчика и пожаловалась ему:

— Видишь, собачка, никто нам не верит, никто не любит… не доверяет. А мы ведь никому плохого не делали.

Белая «БМВ» Киры, управляемая Смеяном, медленно кружила по арбатским переулкам. Арбат, возможно, самое мистическое место в столице. Сколько бы раз судьба ни заносила тебя на его короткие искривленные улочки, как бы хорошо ты ни ориентировался во всех этих Сивцевых Вражках, Калошиных, Староконюшенных, Гагаринских и Нащокинских переулках, все равно в какой-то момент в нерешительности останавливаешься, запутавшись в их хитросплетениях. Особую таинственность приобретают они в зимние фиолетовые сумерки. Высокие окна, освещенные последними старинными абажурами, напоминают об уютном потерянном быте московского барства. Причудливая лепнина низкорослых особняков, барельефы из античной истории, покрывающие фасады мрачноватых доходных домов, запорошенные серебристыми снежинками, создают ощущение театральной декоративности, и спешащий навстречу прохожий воспринимается почти как загадочный персонаж забытой сентиментальной пьесы.

• Предыдущая
• 24/82
• Следующая