Кровь на золоте - Бабкин Борис Николаевич - Страница 6
- Предыдущая
- 6/91
- Следующая
– Здравствуй, тетя Груша, – весело приветствовал Белый копавшую огород пожилую женщину.
Воткнув в землю лопату, она с трудом распрямилась, приставила ладонь к бровям, всмотрелась.
– Леший тебя забери, – удивленно проговорила женщина. – Ляксей, ты? – Не веря своим глазам, всплеснула руками.
– Я, – засмеялся он.
– Откель же ты взялся-то? – протерев очки и всматриваясь в его лицо, спросила женщина.
– Да так… – Он неопределенно махнул рукой. – В отпуске. Я сейчас по заграницам плавать начал, – поставив чемодан, сказал он. – Два года около Африки были. Там…
– Твоя Африка не в Сибири расположение имеет? – серьезно спросила тетя Груша. – Еще и номерной литер есть. – Она укоризненно покачала головой. – Про тебя же, бандитская рожа, даже в газетах писано. Дочка, Дашка, приезжает с городу и говорит: про Лешку Иванова в газете писано. Что ж ты мне брехать-то стал? – укорила она красного от смущения Белого.
– Кому же охота говорить, что в тюрьме сидел? – пробормотал он.
– Оно, конечно, верно, – рассудила тетя Груша. – Пойдем, морячок. – Кряхтя, взялась за поясницу и двинулась к дому. – Накормлю тебя, горемычного. А то ведь в морях-океанах совсем небось не кормили? Харя-то у тебя гладкая.
– Так я уж год скоро будет, как вышел. Подняв чемодан, Алексей шагнул следом.
– На вид ты мужик справный. Счас чем занимаешься? Чай, воруешь? Или в мафию вступил? Тама ведь все бандюги околачиваются.
– Я вольный казак, – захохотал Белый, – и никому на верность не присягал. А Даша где сейчас?
– Так в городе, – поднимаясь на крыльцо, ответила она. – С Магадану уехала вслед за твоими. Ника, как учительницей стала, зараз с Колымы сбегла. И матерь твоя тоже. Они, бывало, писали мне. Из деревни, где мать Зинкина жила. Ведь она три года назад померла. Да и Зинка вроде как плохая.
– Что с ней? – быстро спросил Белый.
– Так, наверное, на нервах жила баба, – снимая чугунок и ставя его на стол, сказала тетя Груша. – Ты же супостат еще тот. Думаешь, легко матери про сына-бандита в газетах читать? Чай, не в космос полетел, а в тюрьму отправился… – Продолжая ворчать, налила в глубокую тарелку щей. Отрезала два куска хлеба. – Вот сметана. – Достала поллитровую банку. – И горчица есть. А хочешь, хрену дам. Крепкий, зараза.
– Что же Даша тебе огород копать не приехала? – Алексей взял ложку.
– Сын у нее заболел. С мужиком-то она разошлась почти сразу, как сын народился. Помнишь, наверное, Костю? Вот за него Даша и пошла. Говорила я ей, дурехе: намучаешься. Так нет… – Она махнула рукой.
Белый, не слушая, с удовольствием ел вкусные щи.
– Уф, – положив ложку, выдохнул он, – давно такой вкуснятины не едал, спасибо.
– Может, еще? – явно довольная похвалой, предложила старуха.
– Можно, – засмеялся Белый.
– Далеко ль путь держишь?
– Да, наверное, к матери заеду. – Он взял ложку. – Вот тебе с огородом помогу и туда.
– Правильно, – обрадовалась тетя Груша. – А то одной, ой, как несподручно. Годы не те, ранее, 6ывало…
– Ты это… – нерешительно начал он. – Ну, короче, – уже раздраженно произнес, потому что не знал, как сказать, не вызывая подозрений, – не говори никому, что я в тюрьме сидел. А то мало ли что. Какой-нибудь чертило магазин подломит, участковый меня возьмет в оборот.
– Да что ты, – махнула она рукой. – Конечно, не скажу. Говорить буду, что племянник с Севера приехал. Тута все знают, что Дашка на Севере была. Да и я тоже. Но я раньше съехала. Ведь старше твоей матери на восемь годов.
– Они пишут вам? – быстро работая ложкой, спросил Белый.
– Дашке пишут, – сказала тетя Груша. – Она и твои письма мне читала. Я в газетах еще могу читать, и то с трудом. Очки новые надобно. А пенсию не платят. Хорошо, огород большой. Да еще корову пополам с соседями держим. То есть она моя, – объяснила тетя Груша, – а стоит у них. Мне дают по пять литров молока, ну и сметану, что соседка делает, пополам. Сена с двух усадеб хватает.
– Мать давно заболела? – спросил Белый.
– Да ты никак и не знаешь, – всплеснула она Руками. – Ну, конечно, ты же не писал им. И мне пе велел. Я молчала про тебя.
– …Скорей бы каникулы, – вздохнула Ника. – Надоело все. Еще в институт ехать. – Порывисто сунув в пакет тетради, снова вздохнула. – Даже не знаю, как маму оставлю. И ехать надо. Еще два года. Может, зря я на заочное поступила? – Она посмотрела на Анатолия. – Ведь все равно из деревни теперь никуда не уеду. Думала, получу диплом, и прощай, сельская школа, – иронически улыбнулась Ника. – Наверное, я давно уехала бы куда-нибудь. Или челноком бы стала. А здесь си…
– А как же я? – тихо спросил Анатолий. – Ведь люблю я тебя. Выходи за меня, – видимо, не в первый раз сказал Толик. – Дом у меня хороший, бабка оставила. Ваш продадим. Сейчас покупатель быстро найдется. Здесь же, видишь, сколько летом дачников или черт знает, как их назвать. Из Москвы, из Питера приезжают. Мать, конечно, с собой возьмем. Прокормимся. Два огорода. Свиней купим. Да и платить начнут когда-нибудь, – хмуро закончил он.
– Толька, Толька, – горько улыбнулась Ника. – Не смогу я огородами да свиньями жить. И так, посмотри, на что руки стали похожи. – Вздохнув, покачала головой. – Парень ты хороший. Нравишься мне. Наверное, даже люблю я тебя. Но сам подумай: как мы жить будем? На что? Свадьбу справить – и то, самое малое, миллиона три надо. Это еще очень скромно. К тому же мама больна. Я вот не знаю, что с институтом делать.
– Ты поезжай, – сказал Толик. – Я присмотрю за тетей Зиной. Ну, я имею в виду – накормить, – заметив ее ироническую улыбку, смутился он. – А все остальное – буду медсестру звать, Таньку. Она же ходит к вам. Ну, а я ей чем-нибудь помогу.
– Хороший ты, Толик, – подойдя, Ника положила руки ему на плечи. – Скажи, только честно, почему ты в деревне остался? Тебе же предлагали…
– Ты знаешь, почему, – перебил Толик. – Люблю я тебя. Все у нас хорошо будет.
В его глазах Ника увидела уверенность. Он принял какое-то важное для себя решение.
– Поцелуй меня, – закрывая глаза, шепотом попросила Ника.
– Это интересно, – пробормотал Бобров. – Значит, они дорогу как бы блокировали?
– Да, – услышал он голос Вячеслава. – Поставили с двух сторон знаки. Дорожные работы и объезд. Там действительно есть объездная дорога. В прошлом году расширяли дорогу…
– Ну, а когда уходили, – перебил его Бобров, – кто снимал знаки?
– Не знаю… Но то, что…
– Я не люблю неопределенности, – обрезал Яков Павлович. – В конце концов, я вам с Геннадием за это плачу. Мне нужны факты, а не домыслы. Зарубите это себе на носах. Прошло уже два дня. По-моему, и дураку ясно: чем больше времени проходит, тем больше у налетчиков шансов остаться неизвестными. Через три дня жду с подробным отчетом. Где Птицын?
– Он пошел к своим знакомым по работе, – сразу ответил Вячеслав. – Может, что-нибудь в разговорах всплывет, может, видели кого-нибудь из знакомых бандюг. Ну, в общем…
– Через три дня жду с отчетом, – сухо перебил его Бобров и повесил трубку.
– Я слышал, у отца неприятности? – спросил атлет.
– Не у него, – спокойно ответила Елена. – Хотя перехватили деньги отца. Но он уже отдал их людям Трофимова. А тех кто-то ограбил.
– Много взяли?
– Не знаю. Меня это не интересует. А ты пришел, чтобы узнать про ограбление? – Она сердито посмотрела на него.
– Конечно, нет, – засмеялся он, – просто слышал разговор, вот и захотел узнать поподробнее. Иди ко мне, – раскрыв руки, позвал он.
– Не пойму, чего ты хочешь, – испытующе посмотрел на Боброва седой бородатый человек. – Затеял игру в сыщиков. Зачем тебе нужны эти придурки с пушками? Неужели мало своих солдатиков?
– Просто любопытно, – засмеялся Яков Павлович. – Кто посмел поднять руку на Трофимова? К тому же там и мое имя. Ведь деньги везли мои. То есть они были уже его, – с улыбкой поправился он, – но платил я. К тому же Трофимов мне как компаньон пока выгоден. Он устраивает меня во всем. Так почему бы не помочь?
- Предыдущая
- 6/91
- Следующая