Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/79
• Следующая

– Обрати внимание, благородный Раймунд, старших сыновей они придержали при себе, – прокаркал едва ли не в самое ухо графа барон де Лоррен, приехавший на торжественную встречу вместе с сыном и наследником Раулем де Сен-Клером.

Однако граф Антиохийский пропустил это замечание барона мимо ушей. Соперничество Лорренов с Русильонами стало в графстве уже притчей во языцах, и благородный Раймунд не только не мешал этой вражде, но и регулярно подливал масло в огонь незатухающей распри. Подобная политика позволяла ему довольно уверенно держать бразды правления в графстве, не давая баронам сесть себе на шею.

Король Людовик, тяжело переживающий свое поражение под Хонами и еще не забывший проклятий несчастных паломников, брошенных им Атталии на произвол судьбы, был приятно удивлен пышной и сердечной встречей, которую ему устроили антиохийцы. Граф Раймунд лично придержал стремя, помогая измотанному тяжелым плаванием Людовику утвердится в седле смирнехонькой кобылы. Королеве Элеоноре должен был помогать Альфонс де Вилье, но этот увалень как всегда замешкался и его подменил расторопный Луи де Лузарш. Юному Лузаршу совсем недавно исполнилось семнадцать лет, и он не успел еще растерять навыки пажа, давно утраченные благородным Альфонсом.

– Очень милый юноша, – оценила старания и внешность Луи благородная Элеонора. – Он похож на тебя, Филипп.

– Что и неудивительно, – усмехнулся сеньор Ульбаша. – Он мой родной племянник.

– Я беру в свою свиту его и вон того молодого человека, надеюсь, ты мне его представишь, дорогой друг.

– Венцелин де Раш-Гийом, – назвал имя юнца Филипп.

– Он тоже твой родственник?

– Венцелин доводится племянником Глебу де Гасту, с которым ты, государыня, знакома.

– Разумеется, – кивнула королева. – Благородный Глеб спас меня от голода во время долгого пути.

Раймунд де Пуатье, занятый королем Людовиком, упустил из виду королеву Элеонору, что, конечно, с его стороны было величайшей ошибкой. На это прискорбное обстоятельство ему указал барон Пьер де Саллюст. Между тем Русильоны не дремали и сумели внедрить в окружение королевы двух смазливых юнцов, еще не посвященных в рыцарское достоинство.

– Я же поручил свою дорогую племянницу Альфонсу! – досадливо поморщился Раймунд.

– С таким же успехом ты мог поручить ее ослу, – криво усмехнулся Саллюст. – Хорошо, что хоть Гишар тебя не подвел и сумел, кажется, очаровать королевского брата.

– Пусть ляжет костьми, но выпускает добычу из своих рук, – распорядился граф.

– Еще одна неприятная новость – Филипп вернулся, – вновь огорчил Раймунда барон. – Владетель Ульбаша на очень хорошем счету, как у королевы, так и у короля. А такое мало кому удается, как сообщил мне мой новый друг герцог Бульонский.

– Этот тот долговязый тип с лицом человека проглотившего гнилой лимон? – полюбопытствовал граф.

– Кладезь премудростей и нужных нам сведений, – грудью бросился на защиту герцога Саллюст. – От него я узнал, что Филипп спас королю жизнь в битве под Хонами, буквально выдернув его из-под сельджукского меча.

– А чем он угодил королеве?

– Для герцога Бульонского это загадка, он, правда, намекнул, что наш старый друг сумел понравиться Сибилле Фландрской, подруге благородной Элеоноры, но это, согласись, слишком малая услуга для столь привередливой женщины, как твоя племянница.

– Глаз с нее не спускай, – приказал Раймунд барону.

– С Элеоноры? – удивился тот.

– С Сибиллы, – поморщился граф. – Рано или поздно она приведет нас к любовнику королевы.

– А он есть?

– Ты меня удивляешь, Пьер, – вскинул брови благородный Раймунд. – За такой женщиной, как Элеонора должен тянуться целый шлейф разбитых сердец. И подтолкни к ней, наконец, Альфонса, все-таки он мой наследник, как-никак.

Раймунд де Пуатье покинул Аквитанию, когда Элеонора была еще ребенком. Знай он тогда, что из невзрачного бутона распустится столь великолепный цветок, то непременно бы уделил ей гораздо больше внимания. Увы, он был пятым сыном в своей семье, и даже удачное замужество старшей сестры ничего не изменило в его судьбе. Раймунд предпочел удел крестоносца в Святой Земле жалкой участи прихлебателя при сильных мира сего и не прогадал с выбором. Теперь граф Антиохийский может на равных разговаривать с королями, являя им свое благородство и любезность.

– Не уговаривай меня, дорогой Раймунд, – отмахнулся от его предложения Людовик. – Я остановлюсь в доме, который мой родственник граф Вермондуа отбил у сарацин собственной рукой.

– Но этот дом принадлежит сейчас Русильонам, точнее владетелю Ульбаша, – припомнил Раймунд. – Я право не знаю, государь…

– Я уже получил приглашение от благородного Филиппа и счел возможным его принять. Мы не должны забывать о тех, кто крестом и мечом проложил для нас дорогу к Гробу Господню.

– Я потрясен, государь, благородством твоей души, – склонил голову перед чужой скромностью Раймунд. – Слово гостя для меня закон. И, тем не менее, двери моего дворца широко распахнуты перед тобой и перед всеми шевалье победоносной французской армии.

Филипп был опасным человеком, в этом Раймунд отдавал себе отчет. Шевалье де Руси считался доверенным лицом благородной Алисы и при жизни графини его побаивались все, включая и самого Пуатье. После смерти Алисы он опекал Констанцию, но та оказалась слишком робкой женщиной, чтобы бросить вызов отчиму, а потому Филиппу пришлось отступить в тень. Во всяком случае, до той поры, пока подрастет маленький Боэмунд. Но сын Констанции станет совершеннолетним не ранее, чем через двенадцать лет, а это слишком большой срок для Святой Земли. И уж конечно владетель Ульбаша это понимает, а потому вряд ли будет интриговать в ближайшие годы против Раймунда, делом доказавшего свою способность управлять графством в очень сложное время. Впрочем, бывают ли они, простые времена?

Антиохию недаром называли Жемчужиной Востока. Город оказался настолько велик, что без особого напряжения вобрал в себя французскую армию, проделавшую немалый путь, а потому нуждающуюся в отдыхе. Впрочем, пехотинцев в Антиохию не пустили, разместив их по соседним городкам и замкам. Зато для благородных шевалье граф Раймунд постарался создать условия, близкие к райским. Во всяком случае, французы не испытывали недостатка ни в еде, ни в питье. Подобное великодушие и гостеприимство было высоко оценено французскими баронами, и граф Антиохийский услышал немало благодарностей из их уст.

Дабы окончательно расположить к себе гостей, Раймунд устроил в их честь грандиозный бал, королевой которой назвал свою племянницу Элеонору. Король Людовик спокойно отнесся к этой затее графа Антиохийского и не нашел ничего предосудительного в знаках внимания, которые благородный Раймунд расточал своей племяннице. Впрочем, вокруг королевы крутилось столько благородных мужей, что среди них легко затерялся даже граф Антиохийский. Надо сказать, что прекрасная Элеонора оказалась далеко не единственной дамой на этом блестящем балу. Ее окружали такие признанные красавицы, как Сибилла Фландрская, Талькерия Бульонская, Мария Тулузская и Маврила де Куси, супруга благородного Ангерана. Поговаривали, что король Людовик и до, и после женитьбы оказывал этой бесспорно красивой женщине знаки внимания, но в серьезность их отношений не верил никто, включая самого барона де Куси, который только посмеивался в усы в ответ на подобные сплетни. Тем не менее, Пьер де Саллюст, не отстававший весь вечер от герцога Бульонского, принял к сведению французскую сплетню, дабы при случае использовать ее с пользой для себя. Будучи человеком наблюдательным и искушенным, он без труда определил, что его новый знакомый страшно ревнует свою жену благородную Талькерию. Причем, ревнует сразу к двум мужчинам – к брату короля Роберу Першскому и к скифу Олексе Хабару. В последнем Саллюст без труда опознал руса, а потому насторожился. Надо признать, что Талькерия Бульонская действительно была хороша собой и даже трудности похода не слишком отразились на ее внешности. Эта жгучая брюнетка лет двадцати пяти, с властными карими глазами действительно притягивала к себе не только зрелых мужчин, но и смазливых юнцов вроде Луи де Лузарша. Саллюсту потребовались не более пяти минут, чтобы убедиться в ошибочности подозрений герцога Бульонского. Благородный Робер Першский если и привлекал прекрасную Талькерию, то исключительно как объект для насмешек. Возможно, у Олексы Хабара было больше шансов завоевать сердце красавицы, но он выпал из круга поклонников герцогини сразу же, как только в зале появилась благородная Адель, дочь коннетабля, в сопровождении своего старшего брата шевалье де Раш-Русильона. Благородный Гвидо, в отличие от своего брата Луи, красотой лица не блистал, зато слыл едва ли не самым храбрым рыцарем Антиохии. Но даже этот примечательный во всех отношениях человек терялся на фоне своей сестры. Пьер де Саллюст, который терпеть не мог Русильонов, признался герцогу Бульонскому, что земля Антиохии еще не рождала такой красоты. Адель была очаровательной блондинкой с большими зелеными глазами, которые сами того не желая пронзали мужские сердца сразу и навылет. При виде Адели оживились все присутствующие на балу мужчины, но особенно взволновался шевалье Рауль де Сен-Клер, официально числившийся ее женихом. Предстоящий брак между сыном барона де Лоррена и дочерью коннетабля де Русильона давно уже стал головной болью для графа Антиохийского и его друзей. Рауль и Адель, сами того не желая, могли сблизить две соперничающие партии, что привело бы к ослаблению позиции Раймунда, а то и к отстранению его от власти. Сам граф Антиохийский не мог помешать этому союзу, из опасения поссориться сразу и с Лорренами, и с Русильонами, а все его попытки найти человека, способного заменить его в столь трудном деле, заканчивались ничем.

• Предыдущая
• 42/79
• Следующая