Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/80
• Следующая

Благородный Фульк был настолько потрясен этой отповедью, что даже замер с кубком, уже поднесенным ко рту:

– Как прикажешь тебя понимать, шевалье?

– Король Болдуин полагает, что все вопросы, связанные с брачным контрактом, уже разрешены к обоюдному удовольствию и очень удивлен, что ты, граф, без конца затягиваешь свадебную церемонию, порождая множество слухов, бросающих тень на безупречную репутацию его дочери.

– Безупречную?! – вскричал потрясенный Фульк. – Ты в своем уме, шевалье?

Благородный Рауль был глубоко оскорблен приемом, оказанным ему во дворце, где король Болдуин поместил своего будущего зятя. Наглые анжуйцы заставили заслуженного ветерана крестовых походов едва не полдня томиться в приемной. Да еще и ухмылялись при этом ему в лицо. Возможно, Музон, человек далеко не скандальный, простил бы графу подобное обращение, если бы сам Фульк проявил хотя бы толику благородства в отношении гостя. Однако он не дождался от графа ничего, кроме высокомерия, чтобы не сказать хамства. Благородному Раулю даже не предложили сесть, и он вынужден был разговаривать с хозяином стоя, словно посыльный, явившийся по пустяковому делу.

– Благородная Мелисинда всегда славилась своим благочестием, – продолжил ледяным тоном шевалье де Музон. – Принцесса шокирована слухами, которые распространяются по Иерусалиму о тебе, граф. Иные из этих слухов просто чудовищны, и встревожили уже не только благородную Мелисинду, но и короля Болдуина. Не говоря уже о патриархе Вармунде.

У Фулька Анжуйского появилось почти непреодолимое желание, запустить кубком в постную рожу благородного Рауля. Гнев графа был ужасен. Кровь прихлынула к его лицу и помешала глотке выплеснуть на голову посланца Боэмунда проклятья, которые сейчас роились в мозгу обманутого жениха. Благородному Фульку потребовались неимоверные усилия, чтобы справиться с собой и достойно ответить наглецам, вздумавшим оскорблять порядочного человека.

– Ты забываешься, шевалье! Я принял предложение папы Гонория вовсе не для того, чтобы стать посмешищем в Святой Земле. Что же касается Мелисинды, то я отказываюсь от этой шлюхи и возвращаю ее отцу.

– Я полагаю, что благородная Мелисинда ничего не потеряет, отказавшись от брака с вероотступником, покрывшим себя несмываемым позором.

– Это я покрыл себя позором?! – взвыл Фульк. – Это, выходит, я забеременел в неурочный час, накануне собственной свадьбы?!

– Твоя предполагаемая беременность, граф, не волнует ни короля, ни патриарха, – пожал плечами Музон. – Речь идет о куда более серьезном проступке, чтобы не сказать преступлении.

Фульк все-таки не удержался и швырнул кубок в гостя. К счастью, руки его дрожали от бешенства, а потому пущенный снаряд приземлился далеко от цели. Благородный Рауль даже глазом не моргнул в ответ на бесчинства хозяина, его лицо продолжало хранить невозмутимое выражение.

– Я сгною тебя в подвале, шевалье! О каком преступлении ты говоришь!

– Ходят слухи, благородный Фульк, что ты отрекся от истинной веры под воздействием чар колдуньи. Иные говорят, что ты принял ислам и уже сделал себе обрезание.

– Какое обрезание? – ошалело уставился на гостя граф Анжерский выпученными от дикого напряжения глазами.

Рауль де Музон перепугался не на шутку. Благородный Фульк был в шаге от удара, еще немного и Святая Земля потеряла бы будущего короля. Посланец Болдуина если и не пошел на попятный, то значительно смягчил тон.

– Тебе, граф, известна женщина по имени Жозефина де Мондидье?

– Допустим, – с трудом выдавил из себя Фульк.

– Она живет в твоем дворце?

– Допустим, – просипел граф. – Я дал приют даме, преданной собственным мужем.

– А тебе известно, благородный Фальк, что Жозефина де Мондидье отреклась от истинной веры и приняла ислам? Не знаю как в Европе, а в Святой Земле это тяжкое преступление. Муж Жозефины благородный Антуан де Мондидье потребовал развода с еретичкой, и патриарх Иерусалимский пошел ему навстречу.

– Твой Антуан – содомит! – выкрикнул граф, слегка отошедший от пережитого потрясения. Похоже, он наконец-то понял, в чем его пытается обвинить Рауль де Музон, и почувствовал в связи с этим большое облегчение.

– Все мы грешны, – примирительно заметил Музон. – Но содомия куда более простительный грех, чем вероотступничество.

Фульк Анжуйский скорее упал, чем сел в кресло, которое столь неосмотрительно покинул. Вспышка страстей, едва не стоившая ему жизни, сменилась усталостью. Граф взял со стола салфетку и вытер пот со лба. Конечно, он совершил ошибку, поддавшись чувству там, где следовало придерживаться холодного расчета. Женщина его действительно обворожила, хотя ни о каком колдовстве речи не было и не могло быть. Благородный Фульк влюбился, возможно, в последний раз в жизни, чем не замедлили воспользоваться его враги. Граф уже успел сообразить, в чем обвинит его Болдуин в случае дальнейших проволочек со свадьбой. Жениха буквально загоняли под венец, не считаясь ни с его чувствами, ни с его интересами. Конечно, доказать вероотступничество Фулька Анжуйского королю Иерусалимскому не удастся, но зато он может бросить тень на его репутацию в глазах папы и европейских государей. Вряд ли Гонорий в этом случае станет выслушивать оправдания человека, согрешившего в Святой Земле. От Фулька отвернутся все, включая собственных детей. И никто не скажет ни единого слова в его защиту. Черт с ним, с Тиром. Репутация дороже любых богатств.

– Когда свадьба? – спросил Фульк, с отвращением глядя на гостя.

– Завтра, с твоего позволения.

– Хорошо, – печально вздохнул граф. – Я согласен.

Пожалуй, Иерусалим никогда не видел таких пышных торжеств. Во всяком случае, за последние тридцать лет. Благородные шевалье, собравшиеся в храме, с интересом разглядывали жениха, который в ближайшее время вполне мог стать новым королем Иерусалима. И, надо признать, благородный Фульк их не разочаровал. Рядом со страдающим ожирением и одышкой Болдуином статный граф Анжуйский выглядел молодцом. И хотя жених по возрасту более чем вдвое превосходил невесту, пара смотрелась вполне пристойно даже на очень придирчивый взгляд. Сам обряд бракосочетания не занял много времени, зато свадебный пир затянулся на неделю. Многие начали поговаривать, что охочий до пиров и увеселений Болдуин, чего доброго, прогуляет Дамаск, как он уже однажды прогулял Халеб, но приезд в Иерусалим визиря аль-Маздагани заставил сплетников прикусить языки. Нельзя сказать, что визит визиря держали втайне, но, во всяком случае, пышных приемов в его честь не устраивали, из чего разумные люди заключили, что грядут немаловажные события. Переход Дамаска в руки крестоносцев мог стать событием не менее значимым, чем взятие Иерусалима и Антиохии. А король Болдуин сразу же вырастал в глазах государей всего христианского мира в фигуру воистину эпическую.

Для Венцелина фон Рюстова смерть атабека Тугтекина оборачивалась своей неприятной стороной, о чем он не постеснялся сказать сенешалю Ролану де Бове, заглянувшему к брату на огонек. Благородный Ролан был собран и деловит. Возрастом он уже приближался к пятидесятилетнему рубежу, хотя по виду ему нельзя было дать более сорока. Всем остальным оставалось только завидовать железному здоровью и энергии этого человека.

– Стареем мы, Венцелин, – вздохнул Бернар де Сен-Валье, разливая вино по кубкам. – А вот Лузаршу состариться не дали, и я бы не сказал, что это – к лучшему.

Барон фон Рюстов нахмурил седеющие брови и вопросительно посмотрел на младшего брата.

– Нет доказательств, – развел тот руками. – И это не отговорка, Венцелин. У меня есть свои люди в Антиохии. Они с уверенностью говорят, что в убийстве коннетабля участвовали барон Санлис, портной Андроник и нотарий Никодим. А командовал мамелюками бек Сартак, начальник телохранителей Иммамеддина Зенги.

– Значит, спрос, по-твоему, мы должны чинить с атабека? – нахмурился Венцелин.

– Не исключено, что к заговору приложил руку эпарх Киликии, а возможно и сам басилевс Иоанн. Во всяком случае, византийский флот как-то уж слишком быстро добрался до Латтакии. Болдуин просит тебя, Венцелин, переговорить с сыновьями благородного Глеба. Междоусобица в Антиохии, чего доброго, напугает графа Боэмунда, и тот бросится в объятия басилевса. Чем немедленно воспользуется Зенги и двинет свои войска к Дамаску. Король собирается отправить в Антиохию магистра Гуго де Пейна и шевалье Рауля де Музона в качестве третейских судей. Будет правильным, если к ним присоединишься и ты.

• Предыдущая
• 44/80
• Следующая