Искусство войны - Цзы Сунь - Страница 16

Понятие «выгоды», по-видимому, занимало очень большое место в умах китайских деятелей времён войн VI–III вв. до н. э. «Выгода» была основной целью правителей того времени. В книге Мэн-цзы приводится такой характерный диалог:

«Мэн-цзы предстал перед лянским князем. Князь сказал ему: „Вы пришли издалека. Вероятно, вы имеете что-нибудь сказать мне такое, что послужит к выгоде для моего государства?“ Мэн-цзы ответил: „Князь, зачем говорить о выгоде? Поговорим лучше о гуманности и справедливости“» («Мэн-цзы», гл. I). В этом диалоге отразилось противоречие двух различных направлений общественной мысли того времени. Эти направления касались одного и того же вопроса: на какой основе строятся человеческое общество и государство? Не надо забывать, что эти вопросы имели тогда особое значение в связи с тем, что в эти века развернулся процесс распада мелких владений и образования за их счёт крупных, процесс, приведший, в конечном счёте, к возникновению империи дома Цинь, а затем — дома Хань. Одним из принципов, выдвинутых этим процессом, и был принцип «выгоды» как основного положения по управлению государством. Нечего и говорить, что в основе этого понятия лежало представление о материальной выгоде: имуществе — земле, рабах и т. п. Захват этого имущества непосредственно и составлял эту «выгоду». Однако это понятие очень быстро приобрело и широкий смысл — «выгоды» в самом различном значении. Это видно и из трактата Сунь-цзы.

Сунь-цзы — человек иного склада, чем Мэн-цзы. К тому же он военный специалист, стратег и поэтому говорит о выгоде — стратегической и тактической — как о необходимых предпосылках победоносной войны. В его трактате все указания на выбор той или иной стратегии или тактики подчинены только принципам выгодности их. Комментатор Ду My, безусловно, передаёт его мысль, когда говорит: «Учёт выгоды или невыгоды есть первооснова всего военного дела». Поэтому вышеприведённой фразой Сунь-цзы хочет сказать, что его расчёты, усвоенные сообразно с выгодой, создадут такую мощь, которая будет далеко выходить за пределы общих положений; иначе говоря, эти расчёты дадут возможность находить нужные пути во всех бесконечных видах военной обстановки, во всех изменениях боевой ситуации.

Тут мы подходим к центральному положению этой главы, а пожалуй, и всего учения Сунь-цзы: к принципу тактического манёвра.

Слово «цюань», которым на языке древних китайских военных писателей обозначается «тактика», вообще говоря, имеет сложный смысл. Но его содержание хорошо вскрывается в трактате «Сыма фа». В «Сыма фа» говорится: «В древности (имеются в виду времена легендарных древних правителей Китая. — Н. К.) гуманность полагали в основу, государством управляли на основе справедливости, и это называлось прямым путём. Если прямым путём не достигали цели, прибегали к тактическому манёвру (цюань). Тактический манёвр идёт от войны, а не от средних людей. Поэтому, если, убивая людей, тем самым создаёшь благополучие людей, убивать их можно» («Сыма фа», I, 2).

Это место со всей полнотой раскрывает, как понимали тогда суть тактического манёвра. Во-первых, он противополагался прямому пути, т. е. разрешению вопроса непосредственным способом, — путём общего принципа, общего правила. Во-вторых, считалось, что своим происхождением он обязан войне, т. е. чрезвычайной обстановке, которая не допускает разрешения вопроса с помощью общего правила, стандарта. В-третьих, он не идёт от практики «средних людей» — «людей среднего качества», как поясняет Лю Инь, которые обычно склонны во всех своих действиях следовать шаблону, трафарету; общепринятому правилу. Поэтому и может получиться парадоксальное, недоступное пониманию «средних людей» положение, а именно: убивают людей и этим достигают благополучия людей. Таков тактический манёвр, такова и его природа.

Лю Инь ставит её в связь с «изменениями», т. е. постоянными переменами содержания всех явлений. Перефразируя слова «Сыма фа», он говорит: «Когда они не достигали цели прямым путём, они прибегали к тактическому манёвру, применяясь к изменениям».

Таково исходное значение этого понятия. Всякое правило ориентируется на нечто постоянное или считающееся постоянным. Но постоянное существует только в той или иной своей модификации, в том или ином изменении. Поэтому должно существовать искусство применять правило соответственно этим изменениям общего содержания того явления, для которого это правило создано. Это искусство и называется тактикой. Лю Инь хорошо замечает: «Тактика (цюань) — это временная мера». Цао-гун, комментируя «Сунь-цзы», говорит: «Тактика — это принятие мер сообразно с обстоятельствами». Поэтому Сунь-цзы, высказав только что мысль, что, если его расчёты усвоены сообразно с выгодой, они создадут такую мощь, которая далеко выходит за пределы общих положений, сейчас же вслед за этим говорит: «Мощь — это умение применять тактику, сообразуясь с выгодой». Комментатор Ду My разъясняет это с чисто военной точки зрения. «Мощь — это означает следующее: видеть выгоду для себя, учитывая невыгоду для противника, только после этого можно выработать тактику, соответствующую моменту, и одержать победу». Таким образом, Сунь-цзы требует от своего полководца определённой тактической изобретательности и гибкости — умения сообразоваться с постоянными изменениями обстановки. На этом построена вся его военная доктрина.

«Сыма фа», как мы видели из только что процитированных слов, высоко оценивает значение тактического манёвра. Убивать людей для того, чтобы создать благополучие для них же, это — манёвр, но манёвр, к которому прибегали «древние совершенные», т. е. идеальные, по его представлениям, правители государства и руководители людей. Следовательно, ничего предосудительного в самой тактике как таковой нет — это высокое искусство управлять обстоятельствами, доступное только людям не «среднего качества».

Однако в противопоставлении тактического манёвра прямому пути уже заложена какая-то возможность расценивать тактический манёвр как нечто морально предосудительное. Поэтому при всём желании сохранить первоначальный смысл этого понятия у многих авторов невольно проскальзывает иное отношение к нему.

В упомянутых выше «Диалогах» Ли Вэй-гуна есть такое место: «Со времён Хуан-ди сначала прибегали к правильному бою, затем к манёвру; сначала к гуманности и справедливости, затем к тактическому приёму и обману» («Диалоги», I, 3). Лю Инь в примечании к этим словам с негодованием заявляет: «Ли Вэй-гун ставит рядом тактический приём и обман. Это потому, что искусство стратегии и тактики, обмана и лжи военных деятелей не то, что тактическое искусство Трёх Совершенных (Яо, Шунь, Юй. — Н. К.)». И тем не менее сближение тактического приёма с обманом стало обычным. Это делает и Сунь-цзы. Вторую часть своей I главы Сунь-цзы начинает с утверждения: «Война — это путь обмана». И это положение является для него не случайным. Так, в VII главе своего трактата он эту мысль повторяет: «В войне устанавливаются на обмане, действуют, руководствуясь выгодой». Однако для правильной оценки смысла этого выражения Сунь-цзы нужно знать, как понимали его читатели и последователи.

Цао-гун говорит: «В войне нет постоянной формы; искусство войны состоит в обмане и лжи». То же повторяет и Ду Ю. Ли Цю-ань замечает: «В войне не гнушаются ложью». Мэй Яо-чэнь утверждает: «Без обмана невозможно применить тактический манёвр, а без тактического манёвра невозможно справиться с противником». Таким образом, вопрос как будто ясен: тактический приём нужен, без него одолеть противника нельзя, но сам по себе он -

обман, ложь.

Иначе подходят к этому вопросу другие комментаторы. Ван Чжэ заявляет: «Обман — это средство добиться победы над противником, но в руководстве массами (имеется в виду армия. — Н.К.) обязательно следует придерживаться правдивости». Чжян Юи говорит: «В основу войны полагают туманность и справедливость, но, для того чтобы одержать победу, непременно нужны обман и ложь». Коротко говоря, по мнению этих комментаторов, обман на войне есть только тактический приём, а не содержание воины, есть средство, а не цель, есть метод, а не принцип.