Задание на всю жизнь - Хакимов Абдулла - Страница 33

• Предыдущая
• 33/37
• Следующая

Вначале муфтий пытался деланно отказываться, потом поблагодарил и подошел к лошади. Парни посадили его. Казахи проводили гостей, следуя за ними толпой, и лишь после того, как всадники скрылись в ночной темноте, повернули обратно.

Путники двигались всю ночь. На рассвете они остановились у оврага. Пеший проводник вел всадников по местам, где редко ступала нога человека. Избегали населенных пунктов, жилищ и дорог. Он неотступно шел рядом со всадниками и лишь в пыльных участках уходил вперед. Этот скиталец, который только и делал, что проводил потайными путями самых разных людей, сам был вынослив и быстр, как скакун.

Двигались только по ночам. Днем обычно прятались где-нибудь в густых зарослях или в оврагах.

Через шесть суток рано утром путники приблизились к Турбете-Хейдари. Турбете-Хейдари и Турбете-Шейх-Джам — почитаемые в Иране святыни находились вблизи афганского пограничного пункта Ислам-Кала. Когда до Турбете-Хейдари осталось каких-то три-четыре километра, путешественники неожиданно наткнулись на иранских солдат.

— Кто вы такие и куда направляетесь?

Муфтий с достоинством, но в то же время вежливо ответил:

— Мы из мечети суннитов в Мешхеде. Едем на поклонение к Турбете-Хейдари и Турбете-Шейх-Джам.

Услыхав имя Фархада Али Заде, солдаты приняли его за шиита и продолжали допрашивать теперь только муфтия.

— Если вы суннит, зачем направляетесь к святыне шиитов?

— Поклонение древнему святому месту одинаково благоприятно для шиитов и суннитов.

Ответ муфтия, видимо, удовлетворил солдат, и они, пожелав доброго пути, уехали.

Муфтий подал афганцу знак продолжать путь. Тот рванулся вперед. За ним двинулись и всадники. Муфтий обогнул «священное место», проехав в нескольких километрах от него: сейчас он готов был отречься от любой святыни.

Мирза с усмешкой подумал, что этот лицемер и пройдоха, на каждом шагу вопивший: «нация, нация», ни разу не соизволил посетить в Мешхеде места, связанные с именем великого Навои. Ему не было дела до сохранившегося в Мешхеде дома, где жил поэт, ни до вырытого по его велению двадцатидвухкилометрового канала «Арики оби хиабан», который до сих пор дарит жизнь полям; не интересовала его ни сардоба Фаринон, ни гостиница в центре Шейх Джами, ни мельница Осияи Мир Алишера…

«Все время в стороне от своей нации, своего народа, — гневно думал Мирза. — У него другие дела и мечты!»

А сейчас муфтий мечтал лишь об одном: как можно быстрее пересечь границу, добраться до Кашгара и выполнить задание мистера Хамбера и господина Мустафы Чокаева. Это было для него дороже и священнее всего на свете.

Муфтий и Мирза приближались к границе. Афганец, простившись, повернул назад и мгновенно исчез из глаз.

Этот опытный проводник должен был пройти еще триста километров, чтобы вернуться в Мешхед.

А казахские скакуны понесли своих всадников к афганской земле.

Метался по пустыне вихрь, бешено перебрасывая тучи песка. Гнал куда-то колючие кусты, вырывал с корнями новые. Будто ему в лад, яростно подгоняли своих коней, непрерывно оглядываясь, два всадника.

— Скорей! Скорей!

И хотя из-под копыт вырывалось плотное облако песка, погоня настигала. Спасти могли только волны веселого Гери-руда.

У берега взмыленные скакуны остановились. Гнедой вошел в воду, а рыжий уперся, не хотел идти ни в какую.

— Господин, хлестните посильней, сейчас не время жалеть! Разве не видите — они уже приближаются!.. — крикнул Мирза. Но дело было не в рыжем скакуне.

Муфтию никогда не приходилось верхом переезжать быструю реку, и он растерялся, испугавшись за свою жизнь. У него не хватало духу посильнее ударить коня и заставить его войти в воду. А шум погони все нарастал.

Каждая минута была дорога. Если всадники задержатся на этом берегу Гери-руда — их уже ничто не спасет. Никакие объяснения. Святых мест рядом нет, есть граница. А куда как не к ней спешат эти подозрительные люди!.. Потом установят личность муфтия — о нем неплохо осведомлена иранская полиция… Выяснится, что визы получены тайно…

Промедление могло кончиться плачевно.

Побледневший муфтий то оглядывался назад, то испуганно смотрел на бурные волны.

Мирза увидел, что для уговоров не остается времени, Либо он заставит этого святого труса ринуться в воду, либо все, что предстоит выполнить по поручению Центра, полетит кувырком. И Садыков решился. Выбравшись на противоположный берег, он выхватил пистолет и закричал:

— Немедленно заставьте коня спуститься в воду! Или я пущу вам пулю в лоб!

Муфтий с перекошенным от ужаса лицом рванулся вперед, крича:

— Наузан билло![36]

Степной скакун под сыпавшимися на него ударами ринулся в воду. Взобравшись на афганский берег, муфтий, все еще дрожа от страха, пришпорил коня и помчался вслед за Мирзой.

Иранские солдаты на том берегу Гери-руда, служившего границей, подняв кулаки, что-то кричали. Но их голоса потонули в порывах ветра и в шуме волн.

Муфтий и Мирза отдалились от реки на несколько километров. Теперь их не могла задержать иранская полиция, да и пуля не сумела бы догнать.

Муфтий натянул узду:

— Придержите своего коня, Фархад, нужно немного отдышаться. Благодарение аллаху, кажется, спаслись от этой напасти…

Они начали приводить в порядок себя и коней. Муфтий закурил. Его секретарь молчал, пряча глаза.

— А если бы я остался там, вы бы действительно выстрелили? — спросил Садретдинхан, хитро прищурив глаза.

— Господин, я крикнул не для того, чтобы убивать вас, а чтобы спасти от верной смерти, — уклончиво отвечал Мирза. — Иногда окрик вселяет смелость. Простите меня, но что-то нужно было сделать. Я ведь очень опасался за вашу жизнь.

— Вы правы. Я все более убеждаюсь, что не ошибся в вас. Зная ваш ум и способности, я не предполагал, что вы к тому же смелы и предприимчивы. — Муфтий в первый раз улыбнулся. — Одним словом, решили припугнуть?

— Да, господин, в противном случае мы оба попали бы в беду. Разумеется, я бы вас не бросил.

— Молодец!

— Скакуны нас выручили… — скромничал Мирза.

— Не в них дело. С таким спутником, как вы, в любом деле не пропадешь. Правильно? Не станете отрицать?

Мирза не отрицал… Но похвалу муфтия следовало принять со смиренным видом. И он смущенно пробормотал:

— Что вы…

А муфтий уже вспоминал о переправе. Все только что пережитое казалось ему смешным, он весело говорил и о пограничниках, и о бурной реке, и о своей растерянности…

Но нельзя веселиться раньше времени. Одна опасность миновала, а другая уже ожидала путников… Такова пустыня. Неизвестно, где и что случится.

В этих районах афганские племена пасли скот. Вольные кочевья до поздней осени передвигались со своими стадами вдоль границы, попутно неся и ее охрану. Люди из кочевых скотоводческих племен — отчаянные, смелые, все они вооружены винтовками, пистолетами, кинжалами, Самым большим удовольствием для них было ловить всех подозрительных. А убить человека — что подстрелить дичь…

Вечером муфтия и Мирзу внезапно окружила шумная толпа. Посыпались вопросы.

— Кто вы? Откуда едете? Куда держите путь?

— Что вам здесь нужно?

Увидев грозных, полураздетых, но увешанных оружием людей, муфтий отвечал невнятно, заикаясь, и все время повторял:

— Наузан биллохи миназзолимин![37]

Страсти накалялись, послышались призывы к расправе.

Путешественников спасло непредвиденное обстоятельство: из группы кочевников выскочил курчавый парень с большими черными глазами, вгляделся в муфтия и, ухватившись за узду скакуна, на котором дрожал Садретдинхан, пролепетал:

• Предыдущая
• 33/37
• Следующая