Снежный человек (с илл.) - Торбан Раиса Семеновна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая

Дик задрожал от желания вцепиться в эту ногу, рвать в клочья одежду, броситься на врагов и разметать их!

Но проводник, властелин его собачьей души, крепко держал поводок. Он еще не сказал своего короткого «фасс». И Дик собрал все силы своей собачьей воли, чтобы остаться на месте и не выдать своего присутствия.

Но как противно пахнет тот сапог!

Онни выждал, когда нарушители подошли к самой середине болотца.

— Стой! — загремел Онни, и три выстрела один за другим изрешетили темноту ночи.

— Товарищи, заходи с тыла!.. С фланга!.. Окружить их! — кричал он сквозь шум дождя и ветра.

Свою команду воображаемым товарищам он перемежал выстрелами, все время меняя места.

Но нарушители оказались нетрусливыми людьми.

По команде одного из них они разделились на две партии: одна, отстреливаясь, пробиралась в кусты, на другую сторону болота — в СССР, а другая во что бы то ни стало решила уйти обратно за рубеж.

— Фасс! — послал свою собаку проводник. Огромными прыжками Дик бросился к болоту, пересек его, и вскоре Онни услышал в кустах возню и отчаянные крики.

Это Дик разделывался с врагами.

Четверо их шли прямо на Онни.

«Там Дик… Он не пустит… — подумал Онни. — А с этими я сам…»

На беду в момент его перебежки сверкнула молния. Она осветила его с ног до головы.

— Он один! — успел крикнуть передовой. И враги открыли по Лумимиези огонь из автоматического оружия.

Онни знал, что выстрелы будут услышаны на заставе. Но важно задержать всех до одного какой угодно ценой…

Онни чувствовал в темноте, что враги пытаются окружить его. Укрываясь за деревом, Онни стрелял, когда сверкала молния. По крикам и стонам он понял, что ранил двоих, а может быть, убил. Внезапно при свете зарницы почти рядом он увидел двух нарушителей. Они оба бросились на него. У одного из них блеснул в руках пукко.[2]

— Дик, ко мне! — отчаянно позвал Онни.

Жгучая боль пронизала его насквозь. Онни хотел вздохнуть и захлебнулся кровью.

В эту ночь начальник заставы Андреев не спал. Он ходил по комнате наискосок от письменного стола к печке, то и дело бросая взгляд на окно.

Порывы ветра раскачивают фонарь. Из темноты выступают световыми пятнами куски земли и леса. Сыплет мелкий, противный дождь.

Начальник заставы видит часового в освещенное окно дежурки. Склонившись над бумагами, сидит за столом дежурный по заставе командир отделения Петров. Изредка он берет телефонную трубку и, прикрыв ее рукой, что-то говорит.

«Помни, что тебя подслушивает враг», — написано на ящике телефонного аппарата.

Ненастье усилилось. Ветер воет и рвет, трещат в лесу деревья. Полил крупный дождь.

«Эх, поплывут мои ребята!» — с тревогой думал Андреев о бойцах в дозоре.

Ему захотелось пройти к дежурному, поговорить, да побоялся. Услышат бойцы, забеспокоятся. Пусть спят…

А сам открыл форточку и слушает.

Шум дождя и порывы ветра ворвались в комнату. Вдруг он услышал или, вернее, угадал подряд три слабых выстрела… Тревога!

Андреев бросился в спальню бойцов.

— В ружье! — крикнул он с порога.

Ему немедленно ответил стук винтовок разбираемой пирамиды и сдержанный голос командира отделения:

— Есть, товарищ начальник!

Оказывается, в эту ночь на заставе никто не спал, даже те, кто недавно вернулся из наряда.

Пограничники бережно доставили в свой лазарет тяжело раненного Онни. Лазаретный врач Михаил Петрович обработал зияющую ножевую рану, затампонировал ее и наложил давящую повязку, чтобы прекратить кровотечение. Врач не отходил от постели раненого, но состояние здоровья Онни ухудшалось. По-видимому, была необходима срочная операция.

Андреев связался с Москвой по прямому проводу, сообщил о событии на границе и просил оказать помощь раненому проводнику.

Советская Родина позаботилась о своем отважном сыне.

На рассвете в лазарет явился профессор Новиков с ассистентами. Они прибыли из Москвы на заставу самолетом.

В лазарете все было подготовлено для предстоящей операции.

Профессор вскрыл грудную клетку Онни.

— Ранение перикарда,[3] — таков был поставленный им диагноз.[4] Смелый и талантливый хирург, он произвел сложную операцию в области сердца.

Онни вынес операцию, так как был сильным и здоровым человеком. Но оставалось самое главное: выходить больного после такой операции, не допустить гибельных осложнений.

Андреев мобилизовал все силы и средства, чтобы организовать для него правильное лечение и тщательный уход.

Онни пришел в себя на лазаретной койке. Тихо… Пахнет камфарой…

Онни не любил запаха камфары, поморщился и проснулся. Все белое… потолок, стены, простыни, халаты врачей… Голова тяжелая, не хочется думать… И нет сил шевельнуть рукой… Руку держит Михаил Петрович. Он сидит подле кровати больного и считает его пульс.

— Хорошо… сердце работает почти нормально… Камфару на сегодня — отменить, — говорит он стоящей рядом с ним медсестре.

Сестра уносит из палаты блестящий никелевый ящичек с приготовленным шприцем и запах камфары.

Кто-то в белом халате заглядывает в дверь. Это товарищ Андреев. Врач жестом пригласил его войти.

Андреев бесшумно подошел к постели больного, склонился над ним и спросил тихонько:

— Ну, как дела, дружок ты наш дорогой? — И сказаны были эти слова с такой человеческой теплотой, что серые неулыбчивые глаза Онни засветились чувством горячей признательности к этому строгому и в то же время такому чуткому и доброму человеку.

Онни улыбнулся, но вдруг из его глаз хлынули слезы… И получилось, как летом, когда сквозь дождик светит солнышко…

— Ослаб немного парень, ослаб, — извинительно сказал Михаил Петрович. — Реакция… нервы… — а сам отвернулся, снял очки и незаметно вытер их и свои уставшие от бессонных ночей глаза.

Андреев уговаривал Онни, как маленького:

— Ну успокойся, будет… Ты же у нас теперь Герой Советского Союза… звание дали, медалью «Золотая Звезда» наградили…

— И заслуженно… — подтвердил Михаил Петрович, — настоящий герой… В такую ночь, один с собакой, решился вступить в бой с врагами Родины… Это не шутка — задержать пятерых матерых нарушителей.

Услышав это, Онни с беспокойством приподнял голову и еле слышно спросил:

— Пять? — И вполне уверенно сказал: — Их было — семь…

— Мы осмотрели каждую пядь земли нашего участка. Эти двое будто сквозь землю провалились, — говорил товарищ Андреев, расхаживая из угла в угол.

— Ах ты, беда какая! — растерянно повторял Иван Фомич. — А собака-то что ж?

— Собака металась по лесу, как дьявол. Но ты сам знаешь, после дождя в лесу поднимается столько запахов, что сам черт не разберется. Дождем и бурей следы уничтожены.

— Что же теперь будем делать?

— Искать!

— А если они ушли назад, через границу?

— Все равно, мы должны это узнать.

Андреев закурил папиросу и подошел к Ивану Фомичу.

— Ну, ладно. Расскажи, как там у тебя детвора поживает?

— Да как? Хорошо. Загорели. Набегались за лето. Вот учиться собираемся.

— Ну что ж, хорошо, — улыбнулся Андреев.

— А я приехал звать вас к себе на открытие школы, — сказал вконец расстроенный Иван Фомич.

— Не могу, сам видишь. Нельзя сейчас отлучаться с заставы. Разве поближе к зиме. Зимой диверсанты побаиваются.

Учитель помялся немного.

— И вот еще какое дело… Я говорил тебе, ребята очень увлекаются стрельбой. Мы хотим организовать кружок. Только стрелять-то их учит старый наш охотник Тикка. А ружьишко у него допотопное… стрелять из него канительно очень…

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая