Алиби - Пеев Димитр - Страница 23
- Предыдущая
- 23/40
- Следующая
Значит, иностранная разведка добралась до самых секретных данных производства урана.
Дело становилось не только серьезным, но и очень срочным. Каждую минуту могли быть переданы новые сведения, касающиеся важных государственных тайн.
— Ну, помогай бог, — пробормотал смущенно Ковачев. — Думаю, что нам поставят задачу выловить их в самый краткий срок.
— Да, нельзя допустить появления еще одной радиограммы подобного содержания. Но только спокойно! Ни в коем случае нельзя терять самообладания. И пока не говори ничего товарищам. Петев от этого не станет энергичнее, а Дейнов только ударится в панику. — Марков посмотрел в упор на своего заместителя. — С чего это у тебя глаза загорелись, как у кота при виде мыши?
— Я подумал: откуда у них эти данные?
Ковачев едва сдержался, чтобы не сказать больше. «Неужели! Неужели удача!»
— Откуда... Конечно, от тех, кто разбирается в настуране и прочем...
— Из управления «Редкие металлы», да? А вы там с кем говорили? — взволнованно спросил Ковачев.
— С начальником управления.
— А заместитель начальника знает о случившемся?
— А почему он должен знать? Я предупредил, и думаю, что разговор останется между нами. Начальник управления — серьезный товарищ. Я знаю его давно. Как только я начал расспрашивать его о продукции, о руде, он догадался, что могло меня привести к нему чуть свет, и побледнел. А ты... — Полковник испытующе посмотрел на Ковачева. — Ты что скрываешь? Что это за загадки?
— Вы кончили?
— Да. Впрочем, есть еще несколько интересных деталей. Видно, как Кардам избегает повторения некоторых слов — «тонн», «объект», «настуран». Понимает, что это может облегчить дешифровку. На технику надейся, но сам не плошай! Заслуживает внимания и тот факт, что в нашей терминологии вместо слова «ульрихит» употребляется «уранинит», а вместо «лавандуламит» — «урановый фосфат». Но Кардам знает дело в тонкости. Хотя в отчете значатся принятые у нас наименования, он употребляет другие, принятые на Западе. Очевидно, получил там образование. Вот такие дела. Ну, а теперь говори, что у тебя. Вижу, что ты принес какую-то сенсацию, что не с пустой сумой пришел.
— Сума у меня наполнилась, пока я вас слушал, — задумчиво произнес Ковачев.
Внезапно его охватило необъяснимое смущение. Сейчас он выскажет против человека, которого даже и не видел, самое страшное подозрение. Обвинит его в убийстве и в шпионаже. Есть ли у него для этого достаточные основания? А имеет ли он право молчать?
— Ну, что пригорюнился?
— Мне кажется, что я могу назвать того, кто скрывается под именем Кардам, — сказал все еще неуверенным голосом Ковачев.
— Ого! — Воскликнул возбужденно полковник. — Ни больше, ни меньше?! Говори, говори...
— Бывшего супруга Якимовой зовут Петр Василев Хаджихристов. Он окончил институт геологии в Германии, где учился с 1938 по 1944 год. После Девятого сентября присоединился к группе болгар, которые изъявили желание вернуться на родину, и поэтому его посадили в гитлеровский концлагерь около Гамбурга. Освободили их английские войска. До лета 1945 года он находился в английской оккупационной зоне, после чего репатриировался в Болгарию. Член международного союза узников концлагерей и... — Ковачев на миг замолчал, — член Болгарской коммунистической партии, с 1946 года. Сначала он работал инженером в Министерстве промышленности, потом в Шахтпроекте. Позднее был ассистентом в институте геологии, доцентом. А в начале этого года назначен...
Ковачев многозначительно смолк, как бы стараясь усилить эффект.
— Ну, говори же, не испытывай моих нервов.
— Заместителем начальника управления «Редкие металлы».
— Гм... Все? Совсем не мало. А еще что-нибудь есть?
— Есть. Телефонный номер управления был записан в блокноте Якимовой. И перед ним стоит буква «П». Она называла своего бывшего мужа Пьер.
— Что значит — «был записан»?
— Потому что листок, на котором он был записан, вырван. Но отпечаток написанного ясно виден на следующем листке. Хаджихристов на двенадцать лет старше Якимовой. Голос, который позвонил Каменову, сказал...
— Что она сидит с пожилым мужчиной в ресторане в Бояне, — подхватил Марков. — Помню, помню. Та-ак... Значит, бывший супруг... Но с каких пор ты им занимаешься? Ты мне ничего не говорил. А вижу, что хорошо познакомился с его биографией. Или ты скрывал? Подготавливал «бомбу»?
— Никак нет, товарищ полковник. Вчера говорил с Доневой. А сегодня перед тем, как прийти в министерство, зашел в управление «Редкие металлы». В отделе кадров прочел написанную им собственноручно автобиографию.
— И ты предполагаешь, что он убил Якимову, а потом и Каменова?
— Этого я не говорил. Но я почти уверен, что этот человек замешан в деле, которое мы расследуем. Он даже может оказаться центральной фигурой. Подумайте, кто мог располагать первого сентября отчетными данными за август месяц? Сведениями совершенно секретными.
— Я думаю, думаю... Месячные отчеты готовятся к двадцать шестому числу. Это какие-то выдумки плановиков. Данные посланы двадцать седьмого, а получены в управлении двадцать девятого. И еще я думаю об английской оккупационной зоне, и о многих других вещах. Какое у него социальное происхождение?
— Единственный сын видного столичного архитектора. Вырос в роскоши, водил дружбу с сынками богачей. Он сам пишет об этом в автобиографии. Как будто бы хвалится этим. Или хочет сказать: посмотрите, как я правдив и искренен. Хотя мое социальное происхождение и не отвечает вашим догмам, я не боюсь этого.
— И этот человек, после того как столько лет прожил в гитлеровской Германии, внезапно решает вернуться в коммунистическую Болгарию! Что это за припадок патриотизма? Не меняет решения и после пребывания в английской зоне. Гм... Познакомься подробно с его биографией и проверь, не был ли он членом студенческой корпорации «Кардам». Естественно, что он знает немецкий не хуже, чем болгарский. Может быть, даже предпочитает вести на нем «профессиональные» разговоры.
— Значит, вы считаете...
— Ты все так преподнес, что иначе и считать нельзя. Интересно! Заместитель начальника управления! Ну и дела! Начальство обалдеет. Да, темная история...
— Я хочу попросить вас, товарищ полковник... — начал неуверенно Ковачев.
— О чем?
— Не говорить пока заместителю председателя Комитета о Хаджихристове. Это еще только подозрение, не подкрепленное никакими конкретными фактами.
— Я не могу играть в прятки. Думаю, что у нас есть основания подозревать его, и буду докладывать. Конечно, не собираюсь объявлять: мы нашли убийцу и знаем, кто передает сведения. Но факты скрывать не могу. Ведь бесспорно, что он бывший супруг Якимовой и заместитель начальника управления «Редкие металлы»? Что его телефон был записан в блокноте, а потом уничтожен?
— Как раз телефон-то меня и смущает. Это не его телефон, а коммутатор управления. У Хаджихристова есть и прямой телефон. Почему он его не дал? Для «личных дел» всегда пользуются прямым телефоном.
— Что у них могло быть общего? — задумчиво произнес Марков. — Вообще, большим пробелом нашего следствия является то, что мы все еще не знаем, в какой степени, вместе или порознь, Якимова и Каменов были замешаны в шпионаже.
В свете новых данных дело об убийстве Якимовой побледнело, отодвинулось на задний план. Ковачеву не давала покоя загадка с трамвайными билетами.
— Есть еще одно новое обстоятельство, о котором я не успел вам доложить. В сумке Якимовой были найдены два трамвайных билета.
— Знаю, — прервал его Марков. — Из Бояны. Что нового выяснили в связи с ними?
— Билеты исследовали, и дактилоскопическая экспертиза не смогла найти на них отпечатков пальцев Якимовой.
— А Каменова?
— И Каменова — тоже. Только кондукторши трамвая, которая их продавала, и еще одни, едва различимые.
— Может быть, Якимова в тот вечер была в перчатках?
— Нет, в ее сумке не было перчаток. В шкафу найдена только пара зимних. И ее хозяйка утверждает, что Стефка не носила летом перчаток.
- Предыдущая
- 23/40
- Следующая