Неверный шаг - Станчев Лучезар - Страница 22
- Предыдущая
- 22/35
- Следующая
— Должен признаться, что пока он был здесь, я попросил ребят установить у него в кабинете аппаратуру, чтобы зафиксировать разговор, который наверняка произойдет сегодня между ним и Златановым. Златанов непременно придет к Джамбазскому, как только Йотов покинет здание института. Впрочем, уже 18.00. Обычно Йотов не задерживается по окончании рабочего дня.
— Вот и прекрасно!
— Хотите, устроим небольшую проверку?
Чавдар набрал номер института: «Попросите, пожалуйста, товарища Златанова». «Он у Джамбазского. Что-нибудь ему передать?» «Нет, спасибо. Я перезвоню попозже!»
— Значит, все в порядке... Буду ждать от тебя сведений, Чавдар!
31
— Слушаю вас, — сказал Чавдар двум сотрудникам, приглаживая рукой волосы.
— Как известно, — начал молодой человек с чуть прищуренным взглядом, — в настоящий момент Койчев проживает один. Выходит из дому обычно к вечеру, чтобы выпить рюмочку ракии в соседней корчме. Потом не спеша обходит сквер и, немного посидев на скамейке, возвращается домой. Утром к нему обычно приходит женщина — делает уборку и готовит обед. Это все.
— Значит, ничего особенного, — спокойно заметил Чавдар, отлично зная привычку Герчо самое интересное приберегать к концу.
— Да, ничего особенного. Кроме того, что сегодня, как всегда выйдя из дому в 19.00 и побывав в корчме, он после обычного обхода по скверу, сел на излюбленную скамейку и, оглядевшись по сторонам, вытащил из щели небольшую записку. Пробежал ее глазами, сунул в карман и достал блокнот. Что-то написав, вырвал из блокнота лист и аккуратно свернул его. Все это время я старательно делал вид, что читаю газету на соседней скамейке. Койчев же вынул из лацкана пиджака булавочку, знаете, такую, с головкой, и принялся ковырять в зубах — будто не кислыми огурцами закусывал свою ракию, а ростбифом. Затем быстро сунул записку в щель и тут же поднялся с места. Когда он скрылся из виду, я огляделся и достал записку.
— Ну и что же в ней было? — поинтересовался Чавдар.
— Там было написано следующее: «Не сегодня. Приходи завтра — в четверг». И больше ничего. Собственно, это не все. Я решил немного задержаться, дочитать до конца свою газету. И очень хорошо сделал. Потому что вскоре к скамейке приблизился невысокий, лысый мужчина лет пятидесяти с фотоаппаратом через плечо. Уселся на скамейку, точно на то место, где до этого сидел Койчев, и принялся шарить по ней. Вынул записку, сунул ее в карман, но не удержался, тут же на аллее прочитал ее, поглядел в сторону койчевского дома, недовольно сплюнул и ушел. Тут я заметил Рангела. «Ага, подумал я, ты мне его привел, ты его и до дома проводишь». Забежал ненадолго к себе и явился на доклад.
— Теперь ты продолжай, — обратился Чавдар к Рангелу.
Рангел важно кашлянул, разгладил усы, словно хотел придать большей значительности своему рассказу:
— Это был фотограф Дюлгеров. Я давно за ним хожу, и все безрезультатно. Наконец он отправился в известный вам сквер. Погулял немного, выпил в будке сельтерской воды и присел на скамейку отдохнуть, значит. Я заметил, что он достал из щели записку, спрятал ее в карман, но не удержался и прочел на ходу... Я проводил его до самого подъезда. Там на мое место уже заступала ночная смена. Но по мне, так после такой прогулки он действительно пошел спать.
— Отлично, ребята! Хорошие сведения принесли. А вот кто мне скажет, кто из этих двоих — главнее? И почему Дюлгеров сплюнул?
Рангел, не долго думая, заявил:
— Для меня, главнее Дюлгеров. А сплюнул он потому, что сельтерская вода была слишком теплая. К тому же привычка у него такая — я это уже успел приметить.
— А мне кажется, — возразил Герчо еще больше прищурившись, — что Койчев — более важная птица. Это ведь из-за него Дюлгеров проделал такой длинный путь — аж с улицы Средна-Гора. А помню, еще бабка моя любила повторять, что коли гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.
— Да, Герчо. Мне тоже кажется, что Койчев — здесь более важная птица, раз он преспокойно переназначил Дюлгерову встречу на четверг. Тот небось и сплюнул от этого с досады: проделал такой длинный путь, а Койчев, как хороший бюрократ, приглашает его на следующий день. Ну, а теперь хочу вам дать новое задание. Сегодня ночью спать не придется. — Он взял из рук вошедшего сотрудника магнитофонную пленку. — Придется продолжить наблюдение за объектами. До утра.
— Есть продолжить наблюдение! — сказали в один голос Герчо и Рангел и вышли из кабинета.
32
Оставшись один, Чавдар нетерпеливо установил пленку на магнитофон и включил его. Сначала слышались какие-то незначительные разговоры, хлопанье дверей, потом все затихло. Тишину прервал робкой стук в дверь, громкий голос Джамбазского произнес: «Войдите!» Спустя секунду раздался испуганный голос уборщицы, которую обвиняли в том, что она присвоила заграничную авторучку.
«Как ты могла! — загремел голос Джамбазского. — Знаешь, сколько полагается за кражу — шесть месяцев тюрьмы!»
«Умоляю вас, товарищ Джамбазский! Ручка упала на ковер и никто не обращал на нее внимания. Я взяла ее, потому что дочка накануне потеряла свою ручку, а на другой день должна была писать контрольную... Прошу вас, товарищ Джамбазский, не выдавайте меня милиции. Я на все готова, — убирать у вас, стирать белье, только пощадите!»
«Но что я могу сделать! Я — всего лишь административный секретарь».
«Можете, вы все можете! Хотите, я упаду вам в ноги?»
«Ну хорошо! Я постараюсь что-нибудь для тебя сделать! Приходи завтра ко мне домой. Адрес знаешь... Я постараюсь все уладить, но знай, что это нелегко...»
«Я понимаю, я все понимаю. Я приду к вам домой. Спасибо вам большое, век не забуду!»
— Ах, негодяй! — прошептал Чавдар.
Но вот снова послышался стук и голос Златанова спросил:
«Вы заняты, товарищ административный секретарь?»
«А, Златанов, заходи. В общем, все как я предполагал...»
Диалог обещал быть интересным. Чавдар насторожился.
«И что? Подаст заявление об уходе?»
«Нет, отказывается. Категорически».
«Отказывается, потому что ты мямля. И всегда был таким. Даже в Берлине. Мямля и бабник!»
«Ладно, давай не будем! Сейчас не время».
«Если бы не я, задал бы тебе тот диктатор по первое число...»
«Слушай, не употребляй ты это слово где надо и не надо. Вот и в докладе своем на каждом шагу его упоминаешь...»
«Да ради тебя же, дурака! Чтобы не забыл о Берлине! Знать ничего не хочу — ты должен заставить его подать заявление об уходе!»
«Я же тебе уже сказал — категорически отказывается! Мы даже сцепились с ним из-за этого».
«В таком случае — пусть его уволят! Кстати, зачем вызывали тебя в милицию?»
«Много будешь знать — скоро состаришься!»
«Ах вот как! Ну ладно... Только знай — я ведь тоже могу развязать язык...»
«Погоди, что ты сразу злишься. Йотов подал жалобу на клевету. Но ты тоже, скажу тебе! Как ты только мог придумать эту глупую историю с вином? Какой дурак в это поверит?»
«А пусть милиция проверяет. Это ведь по ее части. Ну и что же?»
«Они попытались убедить меня, что ты переборщил. Но я их разубедил. Причем подчеркнул, что мы не потерпим диктаторских замашек в государственном учреждении...»
«Вот видишь, это слово необходимо!»
«Еще я сказал, что Йотов все время давит на тебя, не пускает в командировки, мешает заниматься общественной работой, не позволяет, к примеру, пользоваться пишущей машинкой для переписки докладов и речей, словно это его собственность, а не институтская...»
«Правильно, именно так...»
«Да не совсем оно так, ну да ладно... Все-таки общественной работой ты занимаешься в рабочее время... А на машинке пишешь против него доносы...»
«Чего, чего?»
«Да это его слова, как ты не понимаешь!»
«Ладно. Ну, и что дальше?»
«Ничего. Они согласились, что вместе вы работать не можете и порекомендовали перевести его на другую работу с такой же зарплатой...»
- Предыдущая
- 22/35
- Следующая
