Не открывая лица - Далекий Николай Александрович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/45
• Следующая

Гросс вытащил из-за шкафа мешок. Тарас, согнав на лбу тоненькие морщинки, пригляделся к мешку и отрицательно затряс головой.

— Это не мой, господин офицер. Тут полоска. Мне чужого не надо. Мой чистый, без полоски должен быть. И стельки где-то там. Они старенькие, плохенькие, а все-таки, может, пшена на них выменяю… И уж заразом шило, дратву дайте. Как-никак — инструмент все-таки!

Получив свои вещи, хлопец рассовал мелочь по карманам, проверил, на месте ли справка, с трудом надел за спину мешок.

— Отвык… — сказал он, виновато усмехаясь. — Можно идти, господин офицер?

— Та, мошно.

Низко, с благодарностью поклонившись лейтенанту, Тарас одел шапку и направился к двери. У порога хлопец остановился.

— А ведь я сразу говорил, еще тогда! — радостно и самодовольно поглядывая то на лейтенанта, то на фельдфебеля, заявил он. — Не может безвинный человек ни за что пострадать. Умные люди разберутся. А то так, за здорово живешь… — Хлопец еще раз поклонился Гроссу. — Спасибо вам, господин офицер. Век буду, как отца родного, помнить и благодарить… До свидания!

Через минуту Тарас, как ни в чем не бывало, хмыкая и улыбаясь, шагал по сельской улице.

Прошло еще несколько минут, из кабинета вышел ухмыляющийся Штиллер. В коридоре его встретил обеспокоенный Курт Мюллер.

— Господин фельдфебель! Я видел этого мальчика… Разве…

— Мюллер, сегодня, кажется, ваша очередь идти в наряд? — перебил его Штиллер.

— Да.

— Могу обрадовать — этой ночью вы не будете страдать от проклятого мороза. Лейтенант отпустил мальчишку на свободу. Я что-то не вижу радости на вашем лице, Мюллер?

— Отпустил? Но… Как это понять?

— Идемте со мной, и я вам расскажу.

Как только они отошли на несколько десятков шагов от школы, Штиллер оглянулся на пустое крыльцо и рассмеялся.

— По-моему, наш старик чудит да и все, — сказал фельдфебель весело. — Он возился с этим сопляком целую неделю.

— Шесть дней, господин фельдфебель, — уточнил Мюллер.

— И я все эти шесть дней помирал со смеху. Он поил его кофе с коньяком, давал одеяла, затем пообещал выбить все зубы у мальчишки. Это он называет “педагогическим методом”. Ну, не кретин?! — Спохватившись. Штиллер нахмурился и пригрозил солдату пальцем. — Только, Мюллер, если вы что-нибудь сболтнете… Помните, Мюллер! Теперь он выбросил новую штуку, — снова весело продолжал фельдфебель. — Он отпустил его, отпустил для виду.

— Для виду? — изумился солдат. — Зачем?

— А вот что взбрело ему в голову Скоро наступит ночь. Мальчик вышел из села и направился в Ивановку. Ивановка в четырех километрах, и дорога — как на ладони. За мальчишкой будут следить из нашего села и из Ивановки. Допустим, он, не свернув с дороги, придет в Ивановку и останется там ночевать В таком случае там, по приказанию лейтенанта, за ним будут следить всю ночь до утра, — Штиллер расхохотался. — Нет, эти наши резервисты, да еще из педагогов… На них нельзя смотреть без смеха. Вы спросите, зачем нужны ему все эти испытания, слежки? Вот зачем: он полагает, что мальчик, если он спрятал мину там, на просеке, обязательно свернет с дороги и направится к этой мине. И он должен сделать это, если не сегодня вечером, то ночью обязательно. Вот на этом-то и собирается накрыть его наш старик.

— А если он спокойно будет спать в хате всю ночь, а утром пойдет дальше?

— Дальше он не пойдет, — усмехнулся Штиллер. — Старик еще не полностью выжил из ума. Утром мальчишку схватят и приведут сюда. Ну, а здесь этого сопляка, как обычно, подвесят на телеграфном столбе для устрашения местного населения. Так спрашивается: зачем же было тянуть всю эту волынку? И это еще не все. Вдруг он не понадеется на полицейских в Ивановке и задумает послать туда еще и солдат. Ведь сейчас он приказал мне лично проследить, куда направился мальчишка. Ну, не кретин этот старый болван? — фельдфебель снова пригрозил солдату пальцем. — Только, Мюллер!

— Что вы, господин фельдфебель, — пожал плечами солдат, показывая, что на него можно положиться полностью.

— Скажите, — спросил он деловым тоном, — в каком состоянии ваша очередная посылка?

Штиллер холодно и подозрительно взглянул на солдата.

— А почему вы стали интересоваться моими посылками, Мюллер?

— Господин фельдфебель, я знаю в этой Ивановке такое место, где можно кое-что достать, — доверительно зашептал солдат. — Свиной смалец.

— Да? — при слове “смалец” лицо Штиллера сразу же приобрело хищное выражение. — Я понимаю вас, Мюллер. Но это точно?

— Отвечаю головой. Но нужно спешить, пока полицейские не пронюхали.

— Вот мое условие — два килограмма мне. Как раз не хватает для посылки… Два кило — и вы через полчаса отправляетесь в Ивановку. Согласны?

— Я согласен, но…

— Разрешение лейтенанта? Это я беру на себя. У вас есть посуда?

— Найдется.

— Идите назад, собирайтесь и побыстрее. Чтобы к моему возвращению вы были готовы.

Отпустив солдата, торопливо зашагавшего назад, к школе, фельдфебель вышел к крайним хатам, на околицу. Солнце, все еще яркое, но уже багровое, опускалось- к земле. Впереди за белыми полями чернели деревья Ивановки. Прямая, чуть заметенная снегом шоссейная дорога просматривалась на всем протяжении. Фигурка подростка виднелась уже далеко. Он шел ходко, не оглядываясь.

Штиллер постоял немного у плетня и, убедившись, что подросток, не пытаясь свернуть с дороги, идет в Ивановку, вернулся к школе. В коридоре его уже ожидал Курт Мюллер, державший за спиной алюминиевый бидончик.

— Один момент! — одобрительно кивнул ему головой Штиллер, направляясь в кабинет лейтенанта.

Фельдфебель доложил Гроссу, что мальчик уже прошел половину пути от Ракитного до Ивановки.

— Я думаю, туда следует послать несколько наших солдат, — добавил он, озабоченно хмурясь. — Надеяться на полицейских…

— Да, да, — согласился лейтенант. — Пошлите туда…

Звонок полевого телефона не дал ему договорить. Он снял трубку.

— Лейтенант Гросс. Кто? Я вас слушаю, господин майор… Понятно! Понятно… Будет исполнено! Понятно! Немедленно будет исполнено! До свидания, господин майор.

— Господин лейтенант, — торопливо, как только Гросс положил трубку, сказал фельдфебель. — Я думаю, солдат в Ивановку нужно послать сейчас же.

— Отставить Ивановку, — недовольно произнес лейтенант. — Там справятся полицейские.

Фельдфебель изобразил на своем веснушатом лице презрительную гримасу.

— Должен сказать, эти полицейские… о-ч-чень ненадежный народ!

— Я еще раз предупрежу их. Сейчас, фельдфебель, подготовьте людей к несению патрульной службы на линии железной дороги. Майор сообщил, что ночью пройдет особо важный литерный поезд. Кажется, бензин и авиабомбы. Нужно охранять каждый километр Через четыре часа все патрули должны быть на своих местах.

— Слушаюсь, господин лейтенант!

Фельдфебель вышел в коридор и шепнул ожидавшему его Мюллеру с досадой:

— Отставить Ивановку.

— А смалец? — удивился солдат.

— Придется в другой раз.

— Может исчезнуть, господин фельдфебель. Это же скоропортящийся продукт…

— Ну, хорошо, отправитесь завтра, — уже раздраженно сказал Штиллер, — завтра утром. Сейчас не до этого. Ночью идет литерный поезд, и все силы будут брошены на охрану железнодорожного полотна.

И Штиллер, занятый своими мыслями, прошел мимо. Он даже не подозревал сотой доли того, что творилось в этот момент в душе Курта Мюллера.

Оксана вышла к полотну железной дороги в том месте, где торчали из снега окруженные низкорослыми деревьями стены разрушенной переездной сторожки. Тут еще летом, перед отходом советских войск, разорвалась сброшенная “Юнкерсом” бомба. Сторож Дмитрий Гудзюк стоял на посту с сигнальным флажком, пропуская поезд-летучку (за ней-то и охотился гитлеровский летчик), и после бомбежки его нашли в кювете истекающего кровью, с оторванной рукой.

• Предыдущая
• 29/45
• Следующая