Тайна сибирской платформы - Осипов Валерий Дмитриевич - Страница 20
- Предыдущая
- 20/70
- Следующая
«Алмазные» балы Екатерины нашли своих подражателей и в нашем веке. После окончания первой мировой войны в Париже состоялся наделавший шуму «алмазный маскарад». Под этим поэтическим названием был скрыт довольно откровенный торгашеский замысел. Маскарад был организован по инициативе алмазных компаний, старавшихся оживить рынок драгоценного камня в тяжелые годы послевоенной инфляции.
Все залы и фойе Большой оперы были заполнены избранным обществом. Маски и костюмы участников украшали сказочные богатства. Особенно роскошествовали женщины. Одна парижская газета писала, что по залам Большой оперы, взяв друг друга под руки, «разгуливали» миллионы и миллиарды во фраках и вечерних платьях. Та же газета, кстати, сообщала, что большинство участников маскарада — специально нанятые алмазными компаниями статисты.
В конце маскарада была избрана «королева алмазов». Заранее подготовленная «королева» вышла на сцену и в сопровождении джаза спела песенку, в которой призывала всех покупать алмазы только в магазинах компаний — устроительниц «алмазного» торжества.
Как видите, в первую половину своей истории алмаз вел довольно пошленький образ жизни. Это был откровенный камень-бездельник, камень-паразит. Добытый усилиями многих людей, он служил только немногим избранным. Честно говоря, алмаз прозябал, влачил жалкое существование. В самом деле, представьте себе, что молодой юноша, прекрасно сложенный, с атлетической мускулатурой, жаждет работать, жаждет показать силу своих мускулов. А его заставляют стоять в анатомическим музее в качестве наглядного пособия по мышечной системе.
— Э, да мы с вами заболтались! — неожиданно повернулся к окну Николай Иванович;.
Завалившись на крыло, самолет шел на снижение. Земля лезла в окна растущими на глазах коробками домов.
— Аэропорт Казань. Стоянка — пятьдесят минут, — объявила девушка-стюардесса.
— А не пойти ли нам пообедать? — повернулся ко мне Давыдов. — Не устроить ли нам, как говорится, большую перемену?
Я не заставил себя уговаривать. И когда самолет приземлился, мы вместе с остальными пассажирами отправились к зданию аэровокзала.
И снова разлит за окном безбрежный голубой океан неба, снова проплывают под крыльями лебединые караваны облаков. Тень нашего самолета то настигает их, хищно распластавшись по белым спинам, то, сделавшись вдруг безобидной букашкой, медленно ползет по далекой земле.
Серебристый воздушный корабль все мчится и мчится вперед и все никак не может перелететь через огромную Россию!
Хорошо смотреть на нашу землю сверху! Удивительно широка и многообразна она! Все на ней есть: маленькие деревни и большие города, дремучие леса и гладкие равнины, синие озера и желтые пустыни, холодные тундры и теплые моря. Хорошо жить и работать на такой земле!
Мелькнул и исчез под крылом голубой рукав Волги. Пыльные просторы Поволжья сменились лесными разводьями Приуралья. Прозмеилась внизу Кама, по которой, как высыпанные озорным мальчишкой спички, тянулись длинные плоты. Остался позади дымный Урал.
Незаметно вылетели из Европы, но так же незаметно влететь в Азию не удалось. Сибирь сразу дала о себе знать своими масштабами и размерами. Неожиданно под нами возникла огромная, совершенно гладкая пашня, без единой межи и чересполосицы. Такой пашни, конечно, не увидишь в средней полосе страны, испещренной шахматными клетками полей. Такая пашня (тысяч в пятьдесят гектаров) могла принадлежать только новому целинному совхозу.
С высоты полета Сибирь воспринималась как-то особенно торжественно. Хотелось спеть «Ермака», «Славное море, священный Байкал» и еще что-нибудь такое же размашистое и удалое. Вспоминались рассказы Короленко и Шишкова, оживали в памяти романы Мамина-Сибиряка и картины Сурикова. И еще невидимые, неузнанные вставали в воображении необозримые, манящие пространства, веяло росистой свежестью тайги, ароматом кулундинских нескошенных лугов, бодрящей прохладой великих северных рек. Сибирь, исполинская и могучая, властно влекла к себе!
Да, летом 1956 года в думах и мыслях Сибирь раскрывалась с новой силой, в новой, доселе неведомой красоте. Величественные цифры шестого пятилетнего плана, еще не воплощенные в жизнь, уже преображали далекий и дикий край своей грандиозностью и смелостью!
…Самолет летит на восток, навстречу солнцу. Пассажиры спят, читают, смотрят в окна, разговаривают друг с другом.
Между кресел ходит бортпроводница, предлагает пиво, лимонад, бутерброды. Обычный рейс. Час назад взлетели в Омске, через два часа приземлимся в Новосибирске. Но даже здесь, за облаками, ощущается горячий пульс жизни, значительность происходящих на земле событий.
— Я только что с омского вокзала, — гудит за спиной чей-то бас. — Триста человек парней и девчат с Украины в Красноярск везу. Добровольцы, комсомольский эшелон. Я их, значит, железной дорогой отправил, а сам по воздуху, чтобы встретить на месте, как полагается, — и сразу за работу. Время-то не ждет. Так я вам скажу — тронулась земля на восток! Люди, машины, грузы — все за Урал идет, все в Сибирь да в Сибирь.
— Да, закатывает Сибирь-матушка рукава, — отвечает его собеседник. — Я вот заведующим финотделом в Иркутском облисполкоме работаю. Другой раз станешь новые ассигнования подсчитывать — поверьте, костяшек на счетах не хватает.
«Тронулась земля на восток», «Закатывает Сибирь рукава», — трудно было, пожалуй, более точно и верно сказать о тех местах, над которыми мы пролетали.
Когда имеешь возможность за короткое время побывать в разных уголках страны, встретить солнце встающим над новыми заводскими корпусами Уралмаша, а проводить его садящимся за ажурные стрелы башенных кранов на строительстве Новосибирской ГЭС, особенно четко и зримо чувствуешь неповторимый дух времени, величие современности. Именно отсюда, с высоты полета, мысленно и воочию окидывая взглядом могучий сибирский край, понимаешь всю романтическую реальность мудрого замысла превратить необъятную, сказочно богатую Сибирь в передовой экономический арсенал страны.
…Почти всю дорогу от Омска до Новосибирска мы летели над ниточкой железной дороги. Недавно еще по этому участку восточной стальной магистрали бегали чумазые паровозы, пуская в небо черные клубы дыма. Сейчас небо над перегоном Омск — Новосибирск чисто и безоблачно — этот участок дороги полностью электрифицирован. Честно отработавшие свой век старички паровички ушли «на пенсию», а их место заняли элегантные электровозы. Эти старательные, похожие сверху на рогатых жучков, машины деловито сновали взад-вперед на всем протяжении от Омска до Новосибирска, таща за собой длинные соломинки — грузовые составы.
Вечером в новосибирском аэропорту мы увидели редкий по красоте закат. Словно не желая расставаться с полюбившейся за день сибирской стороной, солнце долго висело над горизонтом. Потом, будто решившись, оно быстро скатилось за край земли, оставив вместо себя пучок ярких, расходящихся веером лучей. Эти радиальные лучи делали небо похожим на гигантскую раковину.
Солнце уходило все дальше и дальше, небо темнело, первые крапинки звезд проступали на нем, а четко обозначенная раковина все еще стояла над миром. Вдруг она вздрогнула, затрепетала, осветилась изнутри прощальным нежно-розовым светом и бесшумно захлопнулась, унося с собой последние светлые минуты уходящего дня…
После взлета я стал намекать Николаю Ивановичу на то, что не худо было бы узнать и вторую половину истории алмаза, тем более, что поначалу этот камень зарекомендовал себя не очень хорошо. Но Давыдов замахал рукой.
— Нет, нет! Никаких лекций сегодня не будет. Завтра утром прилетим в Иркутск, а там нелетная погода. Мне этот прогноз собственные кости подсказывают — верный барометр каждого старого геолога. Так что мы с вами еще наговоримся.
Николай Иванович словно в воду смотрел. Утром нас с трудом принял Иркутск. Аэропорт был завешен густой сеткой мелкого дождя. Самолеты в Якутию не ходили. Пришлось отправиться в гостиницу.
- Предыдущая
- 20/70
- Следующая
