Обратимость (СИ) - Дьюал Эшли - Страница 21

Наверно, Рита ждет, что я кивну или хотя бы пробурчу нечто невнятное в ответ. Но я лишь продолжаю молчать. Пусть тишина и съедает меня изнутри, она хотя бы не давит на сердце так же сильно, как и правда.

Мы расходимся. Я подхожу к машине, открываю дверцу и вижу за рулем брата. Сажусь назад, дрожащим голосом передаю ему слова Риты, а затем ложусь на шершавую, серую обивку. Закрываю руками уши, подтягиваю к груди ноги. Хонда трогается с места. А я даже этого не чувствую, просто хочу исчезнуть, просто хочу стать невидимой. Смотрю перед собой и думаю: что лучше – поверить в слова шатенки или признать себя сумасшедшей? Или нет, по-другому. Что лучше – умереть или обречь близких тебе людей на вечные пытки?

ГЛАВА 6. БЕССЕРДЕЧНОСТЬ.

Утром жутко болит шея. Я открываю глаза, вижу руку брата, свисающую с кресла, и слышу его сопение. В груди что-то колит. Мы так и не поговорили после того, что случилось, но стоит ли? Я знаю, что виновата, знаю, что Саша вряд ли меня простит. И, тем не менее, его обида просто обезоруживает. Еще никогда мы так не ссорились. По мелочам, возможно. Но, чтобы он игнорировал меня, смотрел таким холодным взглядом, не доверял – никогда.

Приподнимаюсь. Выглядываю в окно и пытаюсь понять, где мы. Отлично. Рита и Рувер решили спрятаться прямо за северным крылом приюта. Закатываю глаза. Тоже мне – умники. Если они и раньше скрывались подобным образом, неудивительно, что их с легкостью находили.

Тихо открываю дверь. Саша дергается. Его щека отлипает от стекла и покрывается красным румянцем. Почему-то меня это смешит, и я усмехаюсь. Однако улыбка быстро исчезает, едва я вспоминаю о том, как он стоял ко мне спиной.

Решительно выхожу из машины и тут же потираю друг о дружку ладони. На улице жутко холодно.

- Пришла в себя? - Испуганно оборачиваюсь. – Трусиха.

Сужаю глаза и делаю все, чтобы действительно прожечь Рувера взглядом, но кажется, мои попытки защититься лишь его забавляют. Парень или мужчина – понятия не имею, сколько ему лет, возможно, все двадцать пять, а, может, и больше – стоит передо мной в одной черной, водолазке. Я в свитере и джинсовке, едва стискиваю зубы, а он, в тонкой кофте, даже не дрожит! Хочу спросить, часть ли это его вуду-магии, однако изумленно замечаю в его руке книгу.

Книгу!

Черт подери. Наверно, мое лицо вытягивается и становится косым, потому что Рувер громко выдыхает:

- Это не твое дело.

- Что именно? То, что ты умеешь читать, или то, что ты читаешь, о господи, русскую классику! Вот это да. – Парень начинает двигаться в сторону Камри, но я не отстаю. Иду по его следам и причитаю, - ты и читаешь! Никогда бы не подумала, что ты из тех, кто просыпается рано утром, чтобы провести время за книгой.

- Думать – сложно, вот ты и не думаешь.

- О, боже. Кажется, ты раздражен.

Мы останавливаемся около выгнутого, широкого багажника. Прежде чем его открыть, Рувер отрезает:

- Ты как хвост.

- Хвост?

- Да. Не как у девушек, которые ухаживают за собой, - он одаряет меня фальшивой улыбкой, - а как тот, который у лошади.

- Что?

- Вечно рядом, куда бы кобыла ни пошла.

Собираюсь ударить его – действительно собираюсь, однако, он открывает багажник, и я замираю. Намертво примерзаю к земле. Почему-то мне казалось, что у таких парней, как Рувер, багажник завален ружьями, битами, ножами, ну, как у братьев Винчестеров или что-то вроде того. Но у этого парня на дне валяются книги. Море книг. Я ошеломленно замечаю Эриха Ремарка, Антона Чехова, Уильяма Голдинга, Эдгара Уоллеса, Михаила Булгакова, Гёте, и у меня едва не падает челюсть.

Рувер резко захлопывает багажник. Кладет на него руки и смотрит на меня так, будто я только что раскрыла его секрет. Зло, недоверчиво. С опаской.

- Остановите Землю - я сойду. – Моему изумлению нет предела. В наше время так мало людей уделяет чтению хотя бы несколько минут, а тут Рувер, парень, который только и умеет, что одарять окружающих презрительным взглядом – заядлый книголюб? – Ты прочитал все это?

- Какая разница?

- Не знаю, просто неожиданно.

- Что с того? Ну, неожиданно, и? – он подлетает ко мне и раздраженно сводит брови. Его глаза становятся черными, полными бешеного огня, и меня припечатывает к земле странное чувство смущение, будто я подглядела за ребенком, когда тот собирался напакостничать. – Мне абсолютно плевать на твое мнение.

- Тогда почему ты так нервничаешь?

Ха! Наконец, я сказала нечто вразумительное, дала отпор. Рувер не отвечает. Лишь отстраняется и обходит машину. Я слежу за тем, как он резко движется, расправляет плечи, и думаю: что же в нем такого особенного, что я не могу отвести глаз? И тут до меня доходит. Есть люди, чья красота проявляется на лице в моменты счастья, смущения или задумчивости. Грация Рувера в гневе. Когда он раскален до предела и становится белым, как металл, он выглядит изумительно с этими его черными глазами, резкими скулами и морщинкой на лбу. Поразительное сочетание, раньше мне не приходилось встречать людей подобных ему. Обычно красота проявляется вместе со светлой стороной. Этот парень – исключение.

Через полчаса мы стоим перед дверями приюта. Здесь как всегда необъяснимо тихо, и меня прошибает судорога. Даже страшно подумать о том, что сегодня я не застану папу в кабинете.

Скрипят детские качели, я оборачиваюсь на их звук и хмурю лоб: где все же подопечные? Куда они делись? Мороз сковывает руки, нос, ноги, и мне так дико хочется согреться, что я первая забегаю в помещение.

Наталкиваюсь на охранника, собираюсь поздороваться, когда он говорит:

- Все уехали.

- Что? – встряхиваю головой. – Куда?

- Полиция организовывает поисковую группу. Дети сами вызвались помочь. Так что сегодня здесь пусто.

Я чувствую, как покалывают глаза. Меня так сильно трогает данный поступок, что я вновь убеждаюсь, насколько верным и хорошим человеком был моим отец. Иначе смог бы он воспитать в детях такое уважение к себе? Смог бы он привить потерянным и запуганным душам любовь? Грудь сжимают невидимые силки, они стискивают ее, не позволяют воздуху проникнуть в легкие, заставляют меня окунуться в омут из воспоминаний, из отчаяния и потерь, и я почти сдаюсь, как вдруг слышу свой же голос где-то между висков: соберись. Нервно откидываю назад голову. Сейчас не время расслабляться. Не нужно позволять эмоциям себя контролировать. Ну, же, Аня, возьми себя в руки.

Владимир Сергеевич скептически осматривает Риту и Рувера. Затем видит Сашу и улыбается:

- Александр Евгеньевич. – Они пожимают друг другу ладони. Закатываю глаза. Почему-то меня охранник называет по имени: просто и не церемонясь. Неужели я еще не доросла до подобного обращения? – Что вы хотели?

- Мы в кабинет к отцу. – Саша делает шаг вперед.

- О, туда нельзя. Полиция запретила.

- Я просто хотел забрать запасные ключи. От дома. Мы быстро, - он кивает и расширяет голубые глаза: прямо, как у папы. – Туда и обратно.

Всегда поражалась его таланту перевоплощаться в прилежного сына, друга, знакомого, если того требовали обстоятельства. Саша мог часами ничего не делать, месяцами не ходить в институт, а затем он встречался с отцом, округлял невинные глаза и не получал ничего, кроме карманных денег. Поразительно. Я никогда не понимала, в чем его секрет, но определенно ему завидовала, ведь данное умение значительно облегчило бы мне жизнь.

Владимир Сергеевич вздыхает.

- Только быстро, - отрезает он, поправив седые усы. – Нам ведь не нужны проблемы, так?

Мы с Сашей синхронно киваем: думаю, ему не понравилось и это. Когда же он, наконец, наберется смелости и посмотрит мне в глаза, потому что его поведение у меня отнюдь не ассоциируется со здравым смыслом. Да, он обижен. Но порыв игнорировать меня и бросить в трудную минуту – просто смешон.

Рита останавливает нас перед лестницей. Она поправляет спутанные, вьющиеся волосы и заявляет: