Создатель меча - Роберсон Дженнифер - Страница 31

• Предыдущая
• 31/95
• Следующая

Я начинал уставать от этого. Как мне не хотелось проливать их кровь.

Стоя на коленях, я сражался с гончей. Поза была непривычной и я никак не мог найти баланс и рассчитать силу ударов, но чистая сталь по-прежнему легко рассекала плоть. Капли крови попали мне на грудь и потекли по животу.

И тут у меня появилась идея.

В полумраке я видел все больше сияющих белых глаз, но в какой-то момент звери вдруг развернулись и убежали. Не скажу, что я огорчился.

Я снова положил меч около пролома, потом набрал полные пригоршни крови гончих и облил ею грудь и бока, особенно тщательно натирая плечи.

Аиды, ну и пахнет от меня.

Больше времени терять не стоит…

Я опустил ноги в пролом, лишний раз обмотал ремнем левое запястье и начал спуск.

Бедра прошли легко, хотя штаны едва не зацепились, потом живот весь скользкий от крови — можно было его и не мазать — потом нижние ребра, а вот верхние основательно застряли.

Застряв как пробка в бутылке, сразу начинаешь чувствовать себя очень уязвимым. Ниже пояса я был совершенно беззащитен, хотя все равно я ничего не видел ниже грудной клетки. У ремня была еще слабина. Правую руку я прижал к краю пролома и надавил, пытаясь высвободиться. Кожа на ребрах натянулась и наконец я вырвался, расцарапав бока о каменные зубы. Плечи тоже были ободраны и капли моей крови мешались с кровью гончей. Зато пробку удалось протолкнуть. Я скользнул в пролом, почувствовал как натягиваются ремни, и поморщился от боли, когда петля на левом запястье резко натянулась. Теперь я висел на левой руке — хотел бы я весить немного меньше.

Моя голова опустилась до уровня нижнего края пролома. Я заглянул вниз, пытаясь оценить расстояние. До пола было еще далеко — таких как я, понадобилось бы человек семь, чтобы дотянуться от пола до потолка — а падать придется на камни. Если я не сломаю ногу, у меня еще остается шанс разбить голову.

Меч по-прежнему лежал в тоннеле. Я осторожно начал подтягиваться на левой руке, правой нашаривая край пролома. Мне нужно было только приподняться, захватить меч, держа его вертикально пропустить его в пролом, и можно спокойно падать.

Я посмотрел вниз и увидел Чоса Деи с гончей.

Аиды, он поедал ее! Нет, не поедал… он — аиды, я не знаю… он делал что-то… что-то отвратительное. Он стоял перед ней на коленях, положив ладони на ее голову… он сказал ей что-то, сделал что-то, и гончая начала меняться. Она таяла, другого слова я не подберу. Зверь таял, превращаясь из знакомой формы во что-то еще. Что-то, напоминающее человека, но без человечности. Чоса переделывал гончую. Снова делал из нее человека. С высоты потолка меня чуть не вырвало. До этого момента я и не понимал, чем грозит людям Чоса Деи. Если бы он был на свободе… если ему удастся освободиться… переделав своего брата, что он сделает с остальными? «Собрав» всю магию, не сможет ли он переделать мир? Чоса Деи поднялся, оставив недоделанное существо на полу. Оно судорожно задергалось и умерло.

— Здесь кто-то есть, — сказал он. — Кто-то еще… прячется в тоннелях. Прячется в моей горе, — он обвел взглядом зал. — И у него есть вторая яватма, по всем ритуалам вкусившая крови…

Аиды. Ну, аиды…

— Там! — закричал Чоса и показал точно на меня.

Я увидел как Дел взглянула наверх, увидел множество гончих и понял, как выиграть этот бой.

Я должен переделать Чоса Деи.

Подтянувшись, я просунул в пролом правую руку и ощупал край. Нашел клинок, проследил, где рукоять, обхватил ее и пока я опускался, чтобы снова повиснуть на ремнях, я начал думать о песне. Подо мной толпились гончие, ожидая моего падения. Песня. Думай о песне. О чем-то личном. О чем-то могущественном. О чем-то, что никто не поймет так, как Песчаный Тигр. Я подумал о Юге, о пустыне. Потом вспомнил Пенджу, с ее смертоносными самумами и сирокко, жестокие удары ветра, которые сдирали плоть с костей человека, а кости отшлифовывали до блеска. Я подумал о солнце, песке, жаре и могущественных бурях, носившихся по всей Пендже, беспомощных как козленок, идущий куда поведет хозяин, потому что есть в Пендже сила могущественнее жара и песка. Есть пустынный ветер. Горячий сухой ветер. Ветер, жестокость которого сравнима с жестокостью Чоса Деи. Обжигающие песчаные бури, оставляющие от живых существ только кости. Сирокко и самум, который еще называют самиэль. И откуда-то изнутри поднялась песня. О крови, о жажде, о призыве. О том, как переделать волшебника, который думал, что только яватма Дел обладает великой силой.

Ты ошибся, Чоса. Теперь тебе придется схватиться со мной…

Я освободил левую руку из петли и полетел вниз.

Я приземлился на извивающиеся тела, состоящие из зубов, когтей и вонючего дыхания, мысленно благодаря их за то, что остановили мой полет.

А потом я вышел из боя, хотя мое тело продолжало сражаться.

Жар — песок — солнце… Порыв самиэля…

Порыв Самиэля, получившего свободу, чтобы он мог освободить гору от хищных тварей и волшебника.

Обжигающее, опаляющее солнце — покрытая волдырями, мокнущая кожа — потрескавшиеся, кровоточащие губы.

Мы с Дел все это пережили. Чоса не переживет.

Пение Салсет, собравшихся чтобы отпраздновать окончание года… пронзительный вой шукара, вымаливающего милость у богов… крики и визги борджуни, настигающих караван… лязг и звон золотых колец Ханджи в носах и ушах…

Музыка, все это музыка, песня пустынной жизни. Музыка Пенджи, музыка моей жизни.

Печальный звон цепей, сковывающих меня в шахте…

Звон зубила о скалу, звук падающей породы, в которой может оказаться золото…

Визг, фырканье и удары копыт жеребца, не согласного с моими намерениями…

Моя, только моя могущественная песня, спеть которую не сможет больше никто.

Всхлипывания мальчика, у которого вся спина горит от побоев, его отчаянные попытки скрыть свою боль, свое унижение…

Об этом знал только я.

Песня голубовато-стального клинка, песня Разящего, дарующего мне свободу, а с ней жизнь, гордость, силу…

И вопль разъяренной кошки, слетающей с каменной пирамиды.

Только я пережил это.

Только я мог пропеть мою жизнь.

Сирокко. Самум. Самиэль.

Сопротивляйся изо всех сил, Чоса Деи, но эту песню ты использовать не сможешь.

Смутно я слышал визги гончих, вой Бореал, обрывки песни Делилы, пока она разрубала плоть и кости.

Смутно я слышал крики Чоса Деи, но не мог разобрать слова. Мою голову заполняла только моя песня.

Я слился с Самиэлем.

Возьми его. Возьми его. Возьми его.

Что-то закричала Дел.

Возьми его — возьми его — возьми его…

Дел кричала на меня.

…возьми его — возьми его…

…переделай его…

— Тигр… Тигр, нет… Ты не понимаешь, что делаешь…

…запой его в свою песню…

— Тигр, это запрещено…

Самиэль рассек ребра.

Плоть, кровь, мускулы и кости. Самиэль хотел все это.

— Тигр… Тигр, не смей!

Самиэль пел свою песню.

А я уже мог только слушать.

Мускулы напряглись, руки и ноги дернулись, голова тоже. Я больно ударился затылком о пол пещеры.

Почему моя голова на полу?

Почему я вообще на полу?

Открыл глаза — увидел потолок пещеры. Увидел несколько потолков и постарался сосредоточиться на одном.

Аиды, что это со мной?

Я сел, тут же понял, что зря это сделал и снова лег.

Аиды. Ну аиды… Что же происходит?

Хотя я из числа тех людей, которые редко доводят свою боль до других, я испустил хриплый стон. А за ним мое любимое ругательство, сопровождаемое рядом менее любимых непристойностей, изливавшихся из меня пока я совсем не выдохся.

К тому времени вернулась Дел.

— Ну, — сказала она, — значит ты выжил.

Я прислушался, бьется ли сердце.

— Ты уверена?

Лицо Дел было перепачкано кровью. В косу вплелись красные ленты.

— Сначала я сомневалась, когда увидела, что ты не дышишь, но потом я ударила тебя кулаком в грудь и ты снова начал дышать.

• Предыдущая
• 31/95
• Следующая