Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович - Страница 74

Поблагодарил. Вот оно — следствие “победы” у мэрии. Опять та же мысль: если бы военные установили контроль над мятежным Кремлем! Если бы... В общем, выступал очень плохо, эмоционально. И на этой мысли — о том, что военные должны установить контроль над мятежным Кремлем, где засел узурпатор, закончил последнее свое выступление на балконе здания Верховного Совета.

Кстати, тогда же мне сказали, что взято и “Останкино”. По-моему, это опять сообщил Баранников. Я даже попросил Константина Злобина подготовиться к выезду в “Останкино” для прямого выступления в эфире. Уговорил не ездить Юрий Мареченков — он тоже думал, что “Останкино” под контролем конституционалистов. Но просил некоторое время, чтобы найти руководителей “Останкино”, договориться о деталях и т.д.

Уже после выступления, возвращаясь к себе, увидел: Лета Тамара и Бахтиярова Людмила чуть в стороне, подошел, поздоровался — обе не очень веселые (женщины чувствительны к беде), тревожно смотрят в глаза, но ничего не спрашивают... Опять остановили в коридоре — новое сообщение: у “Останкино” идет перестрелка. Сразу же направился к Руцкому. У него в кабинете слышен треск рации. Оттуда — страшные слова, приказы, слышны звуки пулеметных очередей. На волне радиостанции мятежных сил Руцкой дает команды “не стреляйте”, “не убивайте”, “я — Руцкой”. В ответ — брань, насмешки. Это “Дунай”, “Шмель” переговариваются: “Большое скопление людей впереди тебя — метров двести, слева — дай длинную “очередь”. Идет расстрел людей. Мы, люди сугубо гражданские, просто обомлели. Брат Руцкого, Михаил, сам офицер, сидящий у рации, пояснил: “Дунай” — радиостанция, “Шмель” — один из бронетранспортеров, видимо, командирская машина...”

В это время Сыроватко протянул телефонную трубку (от радиотелефона) и говорит: “Кузнецов, командующий московским военным округом”. Я схватил ее, поздоровался.

Спросил, знает ли он и руководство минобороны, что происходит в Москве — у Парламента, у “Останкино”? Кузнецов отвечает, что знает.

— Так почему же вы не выполняете присягу, закон об обороне — вы же обязаны защищать Конституцию?

— Армия решила быть нейтральной, такое решение принято коллегией министерства обороны.

— Пока вы соблюдаете нейтралитет, боевики Ерина расстреливают, избивают людей, — это не нейтралитет. Прошу Вас от имени Х Чрезвычайного Съезда выслать войска округа для того, чтобы расположить их вокруг “Белого дома”, по периметру. Они могли бы выполнять роль “голубых касок”. Дали бы возможность осуществить переговоры с Кремлем.

— Руслан Имранович, я не смогу этого сделать. Я не смог бы это сделать, даже если бы очень хотел. Теперь...

— Почему не можете, разве вы не командующий округом?

— Командующий. Но я ничем не командую... Коллегия минобороны приняла решение о нейтралитете.

—Я прошу Вас еще раз — только армия сможет прекратить начавшееся кровопролитие, избавить от наступающей трагедии и от штурма Российский Парламент. Вы отдаете отчет в том, что происходит? Вы ведь обязаны подчиняться Парламенту не меньше, чем Президенту. Тем более, что Ельцин отрешен от должности в соответствии с Конституцией. И в соответствии с ней же исполняет его обязанности Руцкой. Но меня, Председателя Верховного Совета никто не снимал. Почему вы не исполняете свой долг защитника Конституции?

— Я посоветуюсь с генералами, Руслан Имранович. Больше ничего сказать не могу. До свидания.

— До свидания.

Конечно, я понял, что помощи ждать от армии не приходится.

Вскоре вышел от Руцкого и направился в кабинет Ачалова. Он сидел почему- то за совершенно пустым столом. Я даже позавидовал. Попросил рассказать о ситуации у “Останкино”, поинтересовался, кто послал туда людей для “захвата” — неужели не ясна вся глупость этой затеи? Ачалов ответил, что люди, после взятия мэрии, сами решили “разобраться”, помчались туда. Откуда-то появились автобусы, предлагали подвезти. Пришлось Макашову идти вдогонку, чтобы взять инициативу на себя. Это действительно было именно так, Ачалов говорил правду. Я лично проверял себя — верен ли тот анализ, который я осуществил самостоятельно.

В это же время вошел моложавый мужчина, лысоватый, представился — Баркашов. Обратился к Ачалову: “Владислав Алексеевич, Макашов просит подкрепления, у него всего было стволов 30, сейчас осталось менее половины...”

Я: “Вы что, с ума все посходили! Какие еще “подкрепления”? Немедленно отзовите Макашова! Немедленно. Прекратить всякий огонь! Чтобы ни единого выстрела не раздавалось из этих стен! Кто не подчиняется — выгнать вон. Это Парламент, а не поле боя. Расположите людей вокруг “Белого дома” — это все, что вам надлежит сделать теперь!

Где войска, которые, вы утверждали, “идут” сюда уже две недели? Где? Взяли бы Кремль, где сидит мятежник — я бы не возразил. И люди бы поняли. Почему министры не в своих министерских зданиях? Пора бы! На кой черт вам сдалось это “Останкино”? Какой дурак это вам посоветовал?”

Баркашов, не слушая пытающегося что-то сказать Ачалова, выбежал.

Очень опасно стали развиваться события после захвата мэрии.

У здания мэрии как бы случайно были “забыты” 10-15 армейских машин для перевозки личного состава и автобусы с ключами в замках зажигания. На стороне демонстрантов оказались вдруг и 4 БТРа — из числа тех, что стояли в оцеплении “Белого дома”. К сожалению, они оказались бездарно использованными. Иначе... даже они могли в той обстановке изменить ситуацию. И с трибуны “Белого дома” и по ТВ рассказывали о переходе на сторону Руцкого подразделений милиции и части военнослужащих дивизии им. Дзержинского. ТВ даже показывало их. Газетчики позже также написали, что лично видели этих людей. Однако руководство минобороны и МВД после 4 октября опровергало эти сообщения. Но люди-то были. Кто они? Куда они делись? [76]

Действительно, около 200 18-20-летних ребят из дивизии Дзержинского укрывались вместе с депутатами. Они не защищали, да и не могли защищать “Белый дом”. У них не было оружия, и потрясены случившимся они были не меньше, чем все находящиеся 4 октября в Доме Советов.

Кровь уже пролилась. Вспомним стрельбу от мэрии в самом начале разблокирования “Белого дома”. Тогда, кстати, можно было предотвратить штурм мэрии — с этой целью с демонстрантами смешались, не применяя оружия, спецназовцы-софринцы и толпа действительно запнулась и закружилась на месте. Тут по ней и по софринцам открыли из мэрии огонь — и начался штурм. Сохранились записи радиопереговоров между милицией и софринцами — это документ, от него никуда не денешься. Что же касается техники, “случайно” брошенной с ключами, то “Московские новости” справедливо замечают, что так грубо работают разве что в “банановых республиках”. [77]

Но и на этой стадии мятежные силы Кремля не забыли об “операции прикрытия”. Дезинформация распространялась по всем каналам, по каким можно. Классический уже пример: телефонный разговор члена Координационного совета “Дем. России” Льва Пономарева с заместителем министра безопасности, начальником управления МБР по Москве и Московской области Евгением Савостьяновым, ставшим широко известным благодаря “Московскому комсомольцу” и “Известиям”. В ответ на вопрос Пономарева, что происходит, Е.Савостьянов сообщает: мэрия взята, ОМОН, ОМСДОН, дивизия им.Дзержинского перешли на сторону Руцкого, верных Ельцину частей в Москве или поблизости нет, МБ ничего делать не намерено, и советует Пономареву с товарищами бежать и прятать семьи. [78]

О чем Пономарев тут же всем, кому только мог, растрезвонил. Для этого, видимо, ему все это Савостьяновым и было сказано. Об этом мне, кстати, рассказал Виталий Сыроватко. На что я ответил одним словом — “чушь”. Вот и судите — так ли уж мы были “дезинформированы”. Не в этом причина поражения демократии. Причина — в трусости тех, кто по долгу службы должен был встать на защиту Конституции.