Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович - Страница 18

Ельцин и его приближенные, как представляется, были сильно встревожены таким развитием событий. Они не хотели “переводить” дискуссию в сферу экономики — им была привычнее идеологическая конфронтация. Что конкретно их обеспокоило?

Во-первых, “Круглый стол” даже чисто организационно превратился в платформу сближения Парламента и Правительства. Они получали мощную поддержку от общества. Быстро решались вопросы, по которым еще недавно, казалось, никогда не найти согласия. Анатолий Милюков рассказал мне как искренне признался Борис Федоров, что он очень не хотел подписывать “экономическую декларацию”, выискивая в ней “антирыночный элемент”. Но не нашел и как честный человек — подписал. На последнем заседании “Круглого стола” председательствовали Воронин и Федоров, подписали ее Хасбулатов и Черномырдин.

Во-вторых, такое развитие событий буквально взламывало всю “стратегию” ельцинистов, которая еще с начала 1991 года покоилась на тактике манипулирования конфликтами. Переход конфликта между Парламентом и Правительством в нормальное русло взаимоотношений навевал кремлевским идеологам, типа Бурбулиса - Полторанина мысль об изоляции президентского режима от принятия важнейших решений. Что он якобы загнан в “глухую стратегическую оборону”. Находясь в мире иллюзий, приписывая Верховному Совету и даже Правительству какие-то экспансионистские планы, Кремль решил, что он “находится в смертельной опасности”. И вот опять на политической сцене появился кремлевский воитель и объявил о начале с августа 1993 года “артподготовки”, а в сентябре — “штурма”. Это — действительность, это — слова Президента, их ни откуда не выкинешь и от них никуда не уйдешь. Поэтому сладкоречивые, полные миролюбия рассуждения его на страницах новой книги о том, что он “не хотел штурмовать “Белый дом” — откровенная, циничная ложь.

Уверен, что именно в этот период, когда были реализованы все предпосылки для достижения в стране гражданского мира, Ельцин и его приближенные решили взорвать обстановку и взяли решительный курс на подготовку и осуществление государственного переворота. Тогда же был подготовлен заговор, планы по уничтожению Конституции и конституционного строя.

В-третьих, в июле, одновременно с успешной работой “Круглого стола”, действовавшего под покровительством Верховного Совета и Правительства, стало окончательно ясно, что затея Ельцина и его идеологов с “Конституционным совещанием”, призванным “заменить” Конституционную комиссию, образованную I Съездом народных депутатов в соответствии с Конституцией, позорно провалилась. Большинство участников даже этого, лично назначенного Президентом “совещания”, отклонило домогательства Президента получить в новой Конституции неограниченные полномочия. Центр тяжести по подготовке новой Конституции вновь переместился в “Белый дом”. Я объявил, что лично буду руководить процессом подготовки проекта новой Конституции с учетом уже подготовленного “Конституционным совещанием” и другими проектами, принимая во внимание замечания субъектов Федерации, мнение общественности. Согласованный текст Проекта представим на очередной Съезд депутатов, запланированный на 13 ноября 1993 года.

Казалось бы, если думать об интересах страны, ее народа, если действительно Президент был заинтересован в принятии новой, более демократичной Конституции, он должен был бы возрадоваться такому ходу событий и заявлению спикера Парламента. Реакция же Кремля оказалась противоположной — Ельцин опять внушал себе, что, дескать, его лишают инициативы, его “перехитрили” ... А раз так, надо “решительно ударить по всем врагам — и делу конец”.

“Как это так, — рассуждает персонаж №1, — меня всенародно избранного, кто-то смеет упрекать в нарушении Конституции? Меня то и дело обвиняют то в попытке разгона Съезда и государственном перевороте, то в создании неконституционных органов власти — и везде ссылки на Конституцию, которой я якобы присягал. А я и не помню, может быть, я ей и не присягал. И вообще, почему я клятвопреступник — я дал слово, я его взял обратно. Ведь слово-то мое — моя частная собственность. Что хочу, то и делаю со своим словом. Я — всенародно избранный, и выше меня никого нет. А может быть я выше его? Ведь говорил же Хасбулатов еще в 1990 году, что частная собственность должна быть объявлена священной, неприкосновенной. Тут кто-то притязает на мои слова. Но мои слова — моя собственность! Ишь чего захотели! Это — возмутительно! “Август — артподготовка, сентябрь — штурм”. Вот мое слово. Я им не забуду...”

Появление в качестве Премьера Виктора Черномырдина в декабре 1992 года в драматической обстановке на VII Cъезде народных депутатов было неожиданным для всех. О том, что Гайдар не будет утвержден депутатами, пришедшими непосредственно после многочисленных встреч со своими избирателями, мне было вполне ясно. Однако Ельцин опять пребывал в плену иллюзий: он абсолютно не знал социально-экономическую ситуацию в стране, верил, что народ “его поддерживает, а заодно и Гайдара”. Не реагировал на мои многочисленные попытки убедить его в том, что люди обнищали и проклинают реформы, что в них нужно вносить коррективы, чтобы смягчить ситуацию, надо предложить нового Премьера — все это Президент даже слышать не желал. Упрямо ставил вопрос так: от вас, Руслан Имранович, зависит все — захотите, депутаты изберут Гайдара Премьером...” С тяжелым сердцем я дал согласие поддержать Гайдара. С тяжелым — потому, что моя поддержка заранее была обречена на провал, какой политик играет в проигранную игру? Об этом я говорил с Гайдаром, пригласив его на обед с собой в Кремлевском кабинете, в перерыве между заседаниями съезда. Он, кажется, понимал ситуацию. Согласился с тем, что если не пройдет в первом туре голосования, снимет свою кандидатуру. Из других “фаворитов” на должность Премьера могли претендовать Георгий Хижа и Юрий Скоков. Каданников, генеральный директор “Автоваза”, усиленно проталкиваемый Президентом в качестве “запасного игрока”, не имел никаких шансов.

Георгий Хижа, бывший на протяжении двух десятилетий генеральным директором военно-промышленного объединения “Светлана” в Ленинграде, давно известен в стране как умный, предприимчивый организатор крупного производства, с новаторскими идеями. Он уже работал заместителем Премьера, часто выступал у нас в Парламенте. Его известность росла, и его уже считали намного более способным и знающим дело, экономику и рынок, чем Гайдара.

И вот осенью 1992 года “Президентская команда” очень умно его “подставила”. В октябре 1992 года на Северном Кавказе произошло страшное событие: разразилась буквально война между Северной Осетией и Ингушетией, недавно ставшей самостоятельной республикой (до ноября 1991 года была единая Чечено-Ингушская республика).

Десятки тысяч ингушей были изгнаны из своих домов, с родной земли. Были десятки убитых, сотни и тысячи раненых. Конфликт, который затянулся из-за нежелания Северной Осетии вернуть ингушам их территорию, где они жили до депортации в 1944 году принял форму войны, в которой опять жертвами оказались ингуши. Конечно, надо было урегулировать этот давнишний конфликт. Верховный Совет этим занимался уже давно, стремясь предотвратить нежелательное развитие событий. Но не находил поддержки ни в Кремле, ни на Старой площади.

И вот в эту зону тяжелейшего, сложнейшего конфликта был спешно направлен Георгий Хижа, человек, никогда не занимавшийся межэтническими вопросами. Не знающий историю конфликта, вообще ситуацию на Северном Кавказе. Убаюканный сладкоречивыми хозяевами Северной Осетии, Хижа сделал ряд грубых ошибок. Какие-то антиингушские выступления сплелись с агрессивными действиями российских войск, примененных для “умиротворения”. Это вызвало негодование против Хижы не только в Ингушетии, но и на Северном Кавказе вообще. Так умело был, если не обезоружен полностью, то значительно ослаблен основной претендент на пост Премьера. Шансы Г.Хижи значительно ослабли.