Семь трудных лет - Чехович Анджей - Страница 25

Меня заставил задуматься один существенный факт. Я пришел в «Свободную Европу» на штатную единицу, освободившуюся после Казимежа Овчарека, мужчины лет сорока, который в свое время пользовался уважением у американцев, но, несмотря на это, Заморский с ним разделался. «Почему? Как до этого дошло?» — думал я, полагая, что здесь, может быть, ключ к разгадке вопроса. Деликатный зондаж открыл мне глава. Кучмерчик и Брыдак, наведенные моими невинно звучащими вопросами, сказали, что все началось с конфликта Казимежа Овчарека с пани Уршулой.

Это было, как говорится, попадание в десятку. Я сразу понял свою ошибку. Совершенно не нужно было восстанавливать против себя фаворитку шефа, а я повсюду рассказывал о бросающейся в глаза глупости Уршулы Ясиньчук. У меня была своя цель, но при ее осуществлении я, видимо, зашел слишком далеко. Показывал, например, присутствующим в комнате сотрудникам составленную пани Уршулой личную карточку умершего в 1936 году Игнация Дашиньского, в которой тот фигурировал как ныне работающий в Польше политический деятель. В другой раз обратил внимание сотрудников на две карточки, составленные ею на одного и того же человека — Ярослава Ивашкевича. Различались они только записью в графе профессии: в одной было «поэт», в другой — «писатель». Кто-то наверняка передал Уршуле Ясиньчук, что я о ней думаю. Она сразу же постаралась сделать так, чтобы у меня пропало желание смеяться над нею. Она пошла с жалобой к Заморскому и — началась травля.

«Зачем тебе это понадобилось?» — подтрунивал я над собой. — Ведь живешь в Мюнхене не затем, чтобы латать крышу над зданием «Свободной Европы». Если еще не узнал всех отношений между сотрудниками, не пытайся азартно играть. Сиди тихо, делай свое дело и прикидывайся ягненком, довольным, как и другие, работой на радиостанции…»

Кое-как я выпутался из этого временного кризиса, но урок не пропал даром. Однако если бы я вовремя не понял, откуда мне грозит удар, и не изменил своего поведения, то потерпел бы непоправимое поражение.

Я дождался дня, когда и над Заморским нависли тяжелые тучи. Вначале дело дошло до столкновения между ним и Новаком. Причиной был Юзеф Мацкевич, родственник известного в Польше Цата-Мацкевича. Юзеф Мацкевич в годы оккупации пошел на сотрудничество с гитлеровцами. Командование Вильненского округа Армии Крайовой вынесло ему смертный приговор, который не удалось привести в исполнение.

Юзеф Мацкевич ныне живет в Мюнхене, ибо в «польском» Лондоне для него не было места. У него слишком темное прошлое, чтобы даже случайными связями не компрометировать эмигрантских деятелей. А в столице Баварии, под крылышком Франца-Йозефа Штрауса, увивается немало бывших венгерских нилашистов, членов литовской организации «Железный волк», хорватских усташей и украинских националистов из УПА и дивизии СС «Галиция». В этой международной своре фашистов мелькает и коллаборационист из Вильно, называющий себя поляком и в этом качестве выступающий в списках почетных гостей во время различных сборищ западногерманских реваншистов.

Заморский был в дружеских отношениях с Юзефом Мацкевичем. Эта тесная связь в глазах Новака не была порочной до тех пор, пока Мацкевич не затрагивал в своих публикациях вопросов деятельности «Свободной Европы» и ее так называемой польской редакции, особенно персоны самого директора. Однако, когда он упрекнул Новака в диктаторских методах, а польскую редакцию в том, что она недостаточно антикоммунистична, ибо в комментариях о матче польской команды оперирует оборотом «наши футболисты», Новак этого не выдержал и торжественно проклял Юзефа Мацкевича. Заморский должен был об этом знать, но, когда несколько эмигрантских изданий объявили о сборе средств в фонд поддержки творчества Юзефа Мацкевича, он без колебаний поставил свою подпись под этим воззванием. Он просто-напросто очень верил в поддержку своих хозяев. Новак же рассчитывал, что и на этот раз сработает проверенный уже в «Свободной Европе» механизм поддержки шефа в споре с сотрудником. Вопреки этим надеждам он достиг, однако, немногого. Заморский только ненадолго был отстранен от своих функций, но в конце концов возвратился к прежней работе. Неужели он был настолько силен в ЦРУ и Бундеснахрихтендинст, что даже Новак в борьбе с ним оказался слишком слабым? Так думать не следует. Причина его победы крылась в чем-то другом. Группа, которой руководит Заморский, имеет с польской секцией «Свободной Европы» довольно косвенные связи. С организационной точки зрения, Польский отдел исследований и анализа является, как я уже упоминал, составной частью Восточноевропейского департамента исследований и анализа. При такой системе подлинным шефом Заморского является не Новак, а Джеймс Ф. Браун, англичанин по происхождению, много лет служивший в ЦРУ уже как гражданин США. Именно поэтому, как мне кажется, в случае с Заморским принцип «при споре начальника с подчиненным первый всегда прав» не был применен.

В период, когда все кипело вокруг возникшей склоки Заморский — Новак, меня однажды пригласил на беседу Антоний Кучмерчик, известный в коллективе как один из наиболее доверенных людей директора, Он сказал мне, что с беспокойством наблюдал, как Заморский неоднократно пытался меня съесть. По его мнению, аналогичная ситуация может повториться.

— Но можете не опасаться, — говорил он убежденно, — у него руки коротки. Вам покровительствует директор Новак, у которого о вас превосходное мнение. Догадываюсь: вы так спокойны потому, что у вас, видимо, собраны материалы, которые могут его скомпрометировать. — Он перешел на конфиденциальный тон: — Не повредит, если запечатанный сургучом конверт с этими материалами вы отдадите какому-либо доверенному лицу, например пану Микицюку. Когда Заморский начнет на вас новую атаку, вы попросите открыть этот конверт. Это единственное средство, если вы хотите, чтобы он наконец оставил вас в покое, — советовал он чуть ли не от всего сердца.

Я остолбенел. Потребовалось много усилий, чтобы не спросить Кучмерчика, откуда он знает, что я собирал какие-то материалы, касающиеся Заморского. «Блеф или провокация?» — волновал меня вопрос. Я успокоился только тогда, когда удостоверился, что и другие сотрудники нашего коллектива тоже собирали друг о друге компрометирующие материалы. Кучмерчик хотел меня прощупать, но ничего не добился.

Маневры американцев с Заморским были довольно странными. Иногда они защищали его в споре с Новаком и вместе с тем за его спиной подготавливали реорганизацию отдела, которым он руководил. Указание о подготовке плана такой реорганизации получил Анджей Смолиньский вскоре после того, как чиновники ЦРУ перевели его из Франкфурта-на-Майне на работу в «Свободную Европу». Речь шла об обновлении коллектива, о подготовке его к работе с электронной системой накопления и обработки информации. В основе реорганизации предусматривалось постепенное устранение Заморского. Но одновременно те же самые офицеры ЦРУ, которые думали о том, чтобы избавиться от него, поручали ему весьма деликатные задания.

Говоря о Казимеже Заморском, следует упомянуть о Богумиле Брыдаке, который вплелся в биографию шефа не только с узко служебной стороны. Богумил Брыдак умер в 1970 году. Немногим раньше он распрощался с радиостанцией «Свободная Европа». Когда я с ним познакомился, он много пил. Редко делал это один, иногда в компании Заморского, который долгое время защищал его у мюнхенских боссов ЦРУ. Лечение от алкоголизма в различных закрытого типа санаториях не давало результата. Обычно проходило несколько дней с момента окончания очередного курса лечения — и Брыдак опять «под газом» становился причиной либо автомобильной катастрофы, либо скандала, требовавшего вмешательства полиции.

Подразделение внутренней безопасности ЦРУ на мюнхенской радиостанции имеет такие многочисленные связи и сильные влиятельные знакомства в полиции ФРГ, что практически не было случая, чтобы в какую-нибудь западногерманскую газету проникли сведения о том, что виновником возмутительного инцидента был сотрудник «Свободной Европы». О каждом таком случае сотрудники обязаны немедленно извещать службу охраны радиостанции.