Волшебная гайка - Курбатов Константин Иванович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/40
• Следующая

Теперь замолчал не только он, но даже мама. В доме наступила тишина, как в театре мимов.

Больше всего я не люблю, когда сверлят бормашиной зубы. И все же лучше сверлить зубы, чем сидеть с живыми людьми и молчать. Я попытался доказать себе, что отцу еще труднее, чем нам. Но легче мне от этого не стало. Я трахнул дверью и отправился к Яше.

Яша поймал паука и через увеличительное стекло рассматривал, из какого места выходит у него ниточка паутины. Паук притворился дохлым и ниточку не выпускал.

— Как миленький выпустит, — пообещал Яша. — С пауком тоже нужно человеческое обращение. А ботинки очень просто отыскать. Надо взять Чалыка и использовать его как ищейку.

— Иди ты, — сказал я. — Тебе все шуточки, а у меня серьезно.

У стены стоял барабан с прорванным боком. На барабане висели старые Яшкины штаны.

— И вообще мы с тобой скоро расстанемся, — вздохнул я. — Как мне известно, для трудновоспитуемых есть специальные интернаты.

Честно говоря, мне уже самому хотелось в интернат. Пропади она пропадом, такая жизнь. Я представлял, как устроюсь без родителей, а дома будут по-прежнему исчезать вещи. И тогда отец поймет, что это не я. Он придет за мной и станет звать обратно.

Хотя нет, он не из таких, которые приходят за своими сыновьями. Придет мама. Но я ей все равно скажу:

— Поздно. Теперь я навсегда останусь с трудновоспитуемыми. Живите, пожалуйста, сами.

В интернат я не попал. Отец уехал в командировку, и театр мимов на время закрылся. Мы разговаривали, сколько хотели и в полный голос.

А тут запустили на орбиту новый космический корабль. Уроки в школе полетели кувырком. В пионерской комнате чуть не раздавили телевизор. На торжественном сборе Яша Гунин сыпал с барабана сумасшедшей дробью. Он еще никогда не играл так классически, как на этот раз. И мои домашние неприятности понемногу забылись.

Потом отец вернулся из командировки, и в доме опять наступила тишина. Отец снова вставал не с той ноги и по вечерам вел умные разговоры со своим Чалыком.

И вдруг я сделал открытие! Я словно прозрел! Я узнал почему он молчит! Я узнал, кто он такой, мой отец! Это же рехнуться можно от обиды, что я не догадался обо всем раньше.

У отца пропала логарифмическая линейка. Она пропадала у него уже тысячу раз. Мама сказала свое обычное «ой ли» и принялась за поиски.

По радио передавали последние известия.

— Сегодня в Советском Союзе, — торжественно чеканил диктор, — произведен очередной запуск искусственного спутника Земли…

Отец прислушался. Диктор называл параметры орбиты.

— Товарищ Главный Теоретик, — сказала мама, — вот ведь она, твоя линейка.

Отец сердито шевельнул бровями, взял линейку и стал двигать на ней сердечник и прозрачный ползунок. Он считал и записывал на листке цифры. Весь листок запестрел цифрами.

А я смотрел на отца, и во мне что-то дрожало.

Главный Теоретик! Ну конечно, Главный Теоретик! Есть Главный Конструктор и есть Главный Теоретик. Никто не знает их имен. Никто не видел их портретов. Они не носят ордена и Золотые Звезды. Они не появляются на трибунах. Они ходят по улицам, как совершенно нормальные люди.

— Пап, — ошалело выговорил я.

Он удивленно оглянулся.

— В чем дело?

— Тебе не дует? — забормотал я. — Может, закрыть форточку? Хочешь, я закрою форточку?

Отец взглянул на форточку и снова уставился на меня. Он, наверное, подумал, что я чуточку тронулся. Но он не побежал вызывать «скорую помощь». Он уткнулся в бумаги и стал считать.

А я теперь знал, что всё в норме. Каким же еще может быть Главный Теоретик? Только таким и никаким больше. Ведь он все время думает, а мы ему только мешаем думать.

Два дня я ходил как чумной. Меня даже покачивало. Я страшно боялся проговориться. На третий день я под великим секретом открылся Яше. Я взял с него клятву, что он будет молчать, как могила.

Сначала Яша не поверил, а потом у него полезли на лоб глаза. Вечером он пришел ко мне. Он уселся и стал рассматривать моего отца. Он рассматривал его так, словно папа был музейным экспонатом. Но папа, конечно, помалкивал и никакого Яши не замечал.

В коридоре Яша шепнул мне:

— Врешь ты все. Какие у тебя доказательства? Вон у Сони Крючковой отец тоже молчаливый, но она же не говорит, что он Главный Конструктор. Так, знаешь, сколько таких Главных наберется!

— А командировка, когда новый космический корабль запустили, — стал перечислять я. — А «Квантовая механика». Что, Сонин отец тоже «Квантовую механику» читает, да?

Яша немного поколебался, но все равно счел мои доводы не очень вескими.

И тут из кухни раздался мамин голос:

— Товарищ Главный Теоретик, ужинать!

Я почувствовал, как Яша вздрогнул. Он торопливо пожал мне руку и сказал, что, если я хочу, он может насовсем подарить мне барабан с медными тарелками.

— А бок ты не смотри, мы заклеим, — заверил Яша. — Он еще лучше будет.

— Спасибо, — ответил я. — Но ты сам понимаешь, что в нашем доме должна быть полная тишина.

На следующий день Яша явился к нам не один. Сзади выглядывала Лена Ленская. Она хлопала ресницами, и вид у нее был такой, что я испугался, как бы она не бросилась ко мне на шею.

— Мы на минутку, — шепнула она. — Ты не бойся. Она протянула мне завернутую в бумагу книгу и спросила:

— Как ты думаешь?

— Что? — не понял я.

— Ты посмотри.

Я развернул книгу. На черной обложке золотом было оттиснуто название: «Основы квантовой механики». На титульном листе красовалась четкая надпись: «Бориному папе от Лены Ленской».

— Как ты думаешь? — повторила она.

Я показал ей кулак.

— Во!

Кулак, конечно, предназначался не ей, а Яшке, который не сдержал клятвы.

— Понятно, — сказала Лена, завертывая книгу. — Но в магазинах только основы, а без основ нету.

— А у меня без основ, — буркнул Яша. Он притащил «Общую физиологию».

— У вас вообще все шарики на месте? — зашипел я и приказал оставить книги в прихожей.

Они послушно сложили свои дары на полочке у зеркала и, подталкивая друг друга, ввалились в комнату. Папа сидел за письменным столом.

— Здравствуйте, — хором прошелестели Лена и Яша. Ответа не последовало.

Кир приколачивал деревянному коню хвост. Он засаживал в коня гвозди, но хвост не держался. Лена и Яша уставились в папин затылок. Я чувствовал, что Лена сейчас что-нибудь брякнет.

Я сказал:

— Пошли гулять.

Лена с Яшей меня не услышали. Они стали в точности, как мой папа, который никого не слышит и не видит.

— Вы же сказали, на минутку, — буркнул я. Они оглохли.

Они буравили лапин затылок. Шея у Лены вытянулась на целых полметра и еще изогнулась.

— Скажите, пожалуйста, — проговорила хриплым голосом Лена, — а наши ракеты летают на жидком топливе или на твердом?

Я сделал страшное лицо и показал ей два кулака. Но она и глазом не моргнула.

К счастью, папа тоже не шелохнулся. Получался очень миленький разговорчик.

Лена ответила себе сама.

— Мне кажется, что на твердом, — ответила она. — Твердое более эффективно. Правда? А в этом году на Луну полетят?

Яша сообразил, что во всем происходящем виноват только он, и полез спасать положение. Чтобы увести разговор от космической темы, он сказал:

— Извините, что мы вас отрываем, но вы случайно не знаете, из какого места выдавливается у паука паутина: спереди или сзади?

Папа скрипнул креслом и повернулся к гостям. Мне даже показалось, что он улыбнулся.

— Сзади, — сказал папа. — Она выделяется из специальных желез. А ты что, членистоногими увлекаешься?

— Нет, — обрадовался Яша, — я просто его поймал, а он ничего не выделяет.

— И не выделит, — сказал папа. — У паука восемь глаз, и он сразу разглядел твои намерения.

— Восемь? — охнула Лена.

— Представьте себе, — подтвердил папа. — А нить паутины у него в несколько раз прочнее капроновой.

Чудеса — мой отец разговаривал! И очень даже просто разговаривал, как самый обыкновенный человек.

• Предыдущая
• 19/40
• Следующая