Староста страны Советов: Калинин. Страницы жизни - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 35

• Предыдущая
• 35/43
• Следующая

На юго-восточной окраине северной столицы, на правом берегу Невы, в так называемой Уткиной заводи, очень удачно было выбрано место еще для одной стройки. Здесь в 1922 году начала действовать электростанция "Красный Октябрь", сразу оживившая промышленность Питера. Запасы торфа рядом, затрат на доставку почти никаких. И торфа оказалось много, его потом хватило на долгие годы [3].

И все же Шатура, "Красный Октябрь" — это самые первые шаги. Будущее виделось не за тепловыми, а за гидроэлектростанциями. Надо, обязательно надо научиться использовать силу водных потоков, которых так много в нашей стране. По ленинскому плану ГОЭЛРО на реке Волхове началось сооружение довольно мощной гидростанции. Она должна была утолить энергетический голод растущей и многообразной петроградской (нет, теперь уже ленинградской!) промышленности, Владимир Ильич считал эту работу настолько важной, что предложил создать специальную комиссию ЦИК для контроля и помощи Волховстрою. Возглавил комиссию Калинин. Все ходатайства, все запросы Волховстроя рассматривались в Москве без задержки. Очень трудно было с финансами. И все же на 1923–1924 годы Волховстрой получил 24 миллиона рублей, половину всех средств, которые смогло выделить государство для электрификации СССР на этот период. И вот теперь, отрешившись на время от других забот, Михаил Иванович отправился на Волхов, чтобы самолично убедиться, как идут дела, какие есть помехи и недостатки. Наверно, Владимир Ильич был бы доволен, узнав о такой поездке.

На перроне Председателя ЦИК никто не встречал. Михаил Иванович предупредил, конечно, местных представителей власти, что скоро приедет в Ленинград, но когда — не уточнил. Специально выкроил часы, чтобы сойти с поезда обычным пассажиром, как бывало много раз прежде, прогуляться по городу, ставшему для него родным, мысленно поздороваться с домами, памятниками, мостами. Сопровождали его только помощник по работе в приемной Котомкин ж еще два товарища. Люди они тактичные, молчаливые: и рядом, и вроде бы нет их.

Вдали, в конце Невского проспекта, знакомо и призывно поблескивал шпиль Адмиралтейства. Поближе, слева, высокая, из нескольких ярусов, башня: там, в "доме под каланчой", Калинин яростно сражался когда-то с депутатами городской думы, сам потом занимал кабинет городского головы, приняв на себя многочисленные хлопоты. С пристрастием и даже с некоторой ревностью поглядывал теперь вокруг: какие изменения произошли с тех пор, как он уехал, что улучшилось, а что нет?

Порадовал транспорт. Трамваев много, движение регулярное, на остановках нет толчеи. А вот придирчивого хозяйского взгляда что-то не чувствуется. Там стекло выбито, здесь тротуар раскрошился. Груда мусора на месте сгоревшего дома осталась с девятнадцатого года. Тогда других забот было по горло, да и вывозить не на чем. А теперь-то пора бы ликвидировать это "украшение". Хотя бы скверик разбить.

В продовольственном магазине постоял в очереди, потолковал с покупательницами насчет снабжения, незаметно перевел разговор на коммунальные услуги. Как отапливались зимой? Всегда ли есть вода? Женщины сказали, что с этим все в порядке. Вот с продуктами, особенно с хлебом, случаются перебои. Возчиков мало, доставлять не успевают. А у частников покупать дорого.

На улице Михаил Иванович обратился к своим спутникам:

— Проголодались, товарищи? Тут поблизости сразу три столовые и, насколько я знаю, от разных организаций. Один из вас пойдет вон туда, другой за угол, направо. Пообедайте, посмотрите, чем и как кормят. Насчет чистоты тоже.

Сам отправился в столовую ЛЕПО (Ленинградского потребительского общества), дождался там Котомкина, который ходил звонить по телефону в Смольный. Предупредил, что Калинин находится в Ленинграде, попросил прислать машину к столовой и собрать через три часа для беседы партийных и хозяйственных руководителей.

Столик, за который сели Калинин с Котомкиным, был грязноват. Обед просто плох. Щи едва теплые, мясо жесткое, неуварившееся. Котлеты тоже чуть-чуть подогретые. Чай жидкий.

— У вас что, повар неважный? — спросил Михаил Иванович пожилую, растолстевшую женщину, лениво смахивающую со столов крошки хлеба и ошметки капусты.

— Федулыч-то? Не, он прежде в ресторане работал.

— Остывшее все.

— А зачем греть в такую теплынь, чтобы скорей завоняло…

— Проверки у вас бывают? Начальство заглядывает?

— Чего ему тут делать, начальству-то. Оно у себя кормится, — равнодушно произнесла женщина.

Калинину, наверно, не повезло. Вернувшиеся из других столовых товарищи сказали, что готовят там вполне прилично, обед вкусный, но чистота оставляет желать лучшего.

Когда подошла машина, Михаил Иванович не сразу поехал в Смольный. Попросил сперва свозить на одну из рабочих окраин. Посмотрел там дорогу, тротуары, дома. Узнал, как с водой, горят ли вечером фонари. Опять побывал в столовой. В общем получил некоторое представление о положении в городе. С этого и начал разговор с партийными и хозяйственными руководителями. За хорошее — похвалил. За упущения — упрекнул. Сказал, что каждому надо постоянно чувствовать себя хозяином, замечать каждую оплошность, каждую прореху, без промедления устранять их. А обедать необязательно всегда в своей ведомственной столовой, неплохо бы и в нарпитовские заглядывать, хотя бы раз в неделю: как там, в столовых народного питания? Не хуже ли?

И перешел к главному — к строительству Волховской гидроэлектростанции. Город должен помочь в этом деле и материалами, и людьми. Пусть товарищи выскажут сейчас свои соображения по этому поводу. А он побывает на стройке, посмотрит, посоветуется там. Ну а затем все снова соберутся здесь, в Смольном, чтобы подвести итоги, принять решение.

Вечером Калинин вместе с главным инженером стройки профессором Г. О. Графтио выехал на Волхов. За ночь хорошо отдохнул и, когда поезд прибыл на станцию Званка, чувствовал себя бодрым, полным сил. Здесь уже знали о приезде Председателя ЦИК, собралась тысячная толпа. Главным образом крестьяне из окрестных деревень. Как не выступить перед ними, ежели просят? Пришлось задержаться часа на полтора.

Добрались до поселка строителей — опять торжественная встреча. Снова пришлось произносить речь. Михаил Иванович полушутя укорил Графтио:

— Мне бы не самому говорить, мне гораздо важнее людей послушать.

— Обязательно послушаете, — сказал Графтио и тут же воспользовался моментом: — Давайте начнем с меня. Считаю, что на стройке сейчас две основные болезни. Во-первых, острейшая нехватка инженеров. Сооружение сложное, много нового, неизведанного. На энтузиазме рабочих далеко не уйдем. Требуются подготовленные специалисты. Но им нужны условия.

— Об этом подумаем.

— И еще. С некоторых пор, а точнее после смерти Владимира Ильича, по стройке ползут вреднейшие слухи. Мерзнем и мокнем, мол, мы тут впустую, потому что без помощи иностранцев станцию все равно не создать. В Москве, дескать, хватились задним числом, решили денег больше не отпускать. Скоро платить нечем будет. А без Ленина никого это не волнует.

— Как же так! — поразился Калинин. — Да мы последние рубашки продадим, а важное дело доведем до конца.

— Я понимаю. Хотя финансовые трудности действительно возросли. Объем работ оказался больше намеченного.

— Откуда идут слухи?

— В основном из города. Но и у нас тоже предостаточно. Действуют они на людей отнюдь не вдохновляюще. Пропадает уверенность в завтрашнем дне… Надо как-то угомонить маловеров.

— Это не только маловеры слухи распускают, — качнул головой Михаил Иванович. — Те, кто не хочет укрепления нашей силы, специально вставляют палки в колеса. Об этом я обязательно скажу рабочим. А пока пойдемте посмотрим, что уже готово.

Здание ГЭС, поднявшееся над рекой, было в строительных лесах. Повсюду груды щебня, кирпич, штабеля досок и бревен. Деревянные мостки над глубокими канавами. Где-то поодаль ахнул динамитный заряд — рвали породу. Грохотали камнедробилки, заглушая слова. Вместе с Графтио, с несколькими инженерами и мастером Михаил Иванович обошел всю строительную площадку. Остался доволен. Хоть и не быстро, но станция росла.

• Предыдущая
• 35/43
• Следующая