Староста страны Советов: Калинин. Страницы жизни - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 29

• Предыдущая
• 29/43
• Следующая

Точно в назначенный срок Нансен вместе с переводчиком вошел в кабинет Калинина. Поздоровался по-русски, крепко пожал руку Михаилу Ивановичу. Обменялись несколькими фразами, и Калинин понял: да, перед ним человек с доброй душой, бескорыстный борец за справедливость. И оптимист. Даже чересчур. Нансен был уверен, что современный цивилизованный мир не допустит, чтобы в результате каприза природы умерли десятки тысяч жителей планеты.

— Жертв может быть гораздо больше. Опасность нависла над миллионами, — уточнил Калинин.

— Надо предполагать самое худшее, — согласился Нансен. — Но вас не оставят в беде.

— Красный Крест? Отдельные добросердечные люди? Сердечное спасибо за это. Но когда речь идет о миллионах…

— Не только европейские государства помогут. Будем надеяться на Америку. Тем более что там кризис перепроизводства. Они топят в море или сжигают тысячи тонн пшеницы, кукурузы.

— Чтобы поддерживать выгодные цены, — вставил Калинин.

— Хочу подчеркнуть, что мир достаточно богат.

— Капиталистический мир, — уточнил Михаил Иванович. — Я что-то не очень надеюсь на наших классовых противников. По-моему, они даже радуются, глядя на наши бедствия.

— Возможно, есть и такие, — согласился Фритьоф Нансен. — Но, поверьте мне, большинство капиталистов — это самые обычные люди, с обычными человеческими чувствами.

— Мы знаем и другое: капиталисты старались и стараются подорвать нашу революцию, не считаясь ни с чем. Не удалась им блокада военная, стараются теперь задушить блокадой экономической. Не дубьем — так рублем!

— И все же многие люди на Западе встревожены вашим бедствием и искренне хотят помочь голодающим, — убеждал Нансен.

Михаилу Ивановичу показалось даже, что Нансен обиделся за тех добрых людей, которых он сейчас представлял. Такие сильные, чистые натуры, как этот норвежец, обычно далеки от политики, от всевозможных интриг и козней. Он все свои сбережения намерен внести в фонд спасения голодающих, а богатейшая держава Великобритания, разжиревшая на грабеже колоний, отказалась дать хотя бы фунт стерлингов. Вот и выходит, что через вечные льды, через полярную ночь легче пробиться, чем преодолеть жестокость и бездушие правителей капиталистических стран. Вскоре Нансен сам убедится в этом. А за хлопоты, за полезную деятельность, за личный вклад норвежца надо поблагодарить от имени правительства.

— Мне бы хотелось самому съездить в районы, охваченные, засухой, понять размер катастрофы, — сказал Нансен. — Тогда я сумею найти более веские аргументы для разговора на Западе.

— Хуже всего в Саратовской и Самарской губерниях. Там уже сейчас гибнут люди, опустели целые деревни. Я и сам скоро туда. Во всяком случае, большое спасибо вам. Каждый пуд зерна — это чья-то спасенная жизнь.

— Я сделаю все, что в моих силах, — заверил, прощаясь, Нансен.

Едва ушел норвежец, в кабинете Калинина появился представитель Наркомата путей сообщения. Доложил, сколько продовольствия доставлено за сутки в голодающие районы из других губерний. Цифра была невелика. Михаил Иванович и без железнодорожников знал ее. Интересовало его другое. Надо как можно скорее вывозить из Поволжья людей. В Сибирь, на Украину, в другие места. Чем больше будет вывезено, тем лучше. Но на чем вывозить? Вагонов с грузами в голодающие районы прибывает немного, а порожняк туда железнодорожники гонят очень неохотно, да и не хватает вагонов. Придется принять крутые меры, чтобы порожняк шел за людьми.

Представитель железнодорожников оказался человеком понимающим. У него у самого, оказывается, сестра в Самарской губернии. Михаил Иванович предложил ему срочно подготовить докладную записку с обоснованием: как, когда и сколько вагонов можно подать в угрожаемые районы, где их взять. И — проект решения. Пометил в календаре: для обсуждения этого вопроса собрать совещание представителей всех заинтересованных наркоматов и ведомств.

Михаил Иванович несколько раз прошелся по кабинету. Вытряхнул пепельницу. Постояв у окна, вернулся к столу, отодвинул материалы, касавшиеся Помгола. С этим делом на сегодня покончено, надо было отрешиться от него, настроиться мысленно и душевно совсем на другой лад. Скоро он, спокойный, способный объективно, непредвзято рассмотреть каждую жадобу, выйдет к просителям. А ведь у них разные характеры, разный взгляды, у каждого своя обида, своя боль, и все они ждут от главы высшего органа власти справедливого решения. Он для них самый авторитетный суд, он не имеет права хотя бы чуть-чуть, из жалости или по какой-либо другой причине, отступить от истины, проявить попустительство или излишнюю жесткость. Он должен твердо руководствоваться советскими законами, быть абсолютно справедливым. Об этом легко рассуждать вообще, но как это трудно в каждом отдельном случае, когда перед тобой стоит человек, смотрит в твои глаза и ждет окончательного решения.

Приемная была детищем и гордостью Михаила Ивановича. Ведь это только подумать: никогда прежде в истории ни один глава государства не имел такого непосредственного общения с народом, какое имел теперь Калинин. При желании любой гражданин Советской Республики мог поговорить с Михаилом Ивановичем, выложить ему все, что хотел. За два года в приемной рассмотрено самим Калининым или его ближайшими помощниками без малого полмиллиона дел, заявленных письменно или устно. Каждый проситель ушел отсюда с положительным решением или с обоснованным отказом.

Михаил Иванович не уставал повторять своим помощникам, всем сотрудникам приемной, что разбор любой просьбы — это конкретная политика. О том, какие меры принял по тому или другому вопросу глава высшего органа власти, узнают люди не только в деревне, откуда явился крестьянин, но и в волости, и в уезде. Приехал-то один человек, а за его спиной — десятки и сотни.

Недавно пришло письмо из далекой уральской деревни. Я, мол, средний крестьянин, а меня признали богачом, кулаком, обложили чрезмерным налогом. Потом и вовсе арестовали, продержали месяц в кутузке, а после выпустили "за отсутствием обоснованных обвинений". Однако за это время все имущество было растащено неизвестно кем, остались голые стены. Как теперь жить, чем кормиться? И земляки поглядывают косо: мало ли что выпустили, в тюрьме-то сидел, может, и вправду за дело…

С подобными письмами в приемной разбирались досконально. Посылали запрос на место. Или специально товарищ выезжал, чтобы прямо в уезде изучить дело. Если жалоба от крестьянства — отправлялся тот, кто сам вырос в деревне. Если от рабочего — ехал человек, пришедший в приемную ВЦИК с фабрики или с завода. Таким легче было понять жалобщиков, выяснить, что к чему. Да и для самих работников это была хорошая школа жизни, принципиальности. Они быстро росли, поднимались на более высокие посты, и это тоже радовало Михаила Ивановича.

С крестьянином из уральской деревни разобрались, конечно, по существу. Оказалось, что человек он пожилой, трудолюбивый, чужой труд не эксплуатировал. Пчел любит, держал хорошую пасеку, вот кто-то и позавидовал, донес в уезд. А там поторопились, арестовали. Так доложил Калинину работник, выезжавший на место. Доброе имя крестьянина восстановлено.

— А те, кто совершил беззаконие? — спросил Михаил Иванович.

— Я поговорил с ними.

— Поговорить мало. По их действиям люди судят о Советской власти в целом. Наказать их следует. И чтобы о строгом наказании знал весь уезд. А имущество крестьянина разыскать, вернуть владельцу и помочь ему возобновить пасеку. Разве мед нам не нужен, особенно больным, детям?..

— Нужен, Михаил Иванович.

— Вот и добейтесь того, чтобы была полная справедливость, — посоветовал Калинин. И, подумав, добавил: — Я понимаю, что, когда долго работаешь с жалобами, привыкаешь к ним, притупляется острота восприятия. За письмом не видно беды человеческой. Возникает стремление поскорее отделаться от жалобы, отписаться или переслать в другое учреждение. Скажите, с вами бывает такое?

— Бывает, — признался сотрудник.

• Предыдущая
• 29/43
• Следующая