Книга духов - Риз Джеймс - Страница 1
- 1/147
- Следующая
Пролог
Наше судно заштилело в голубовато-зеленом море. С чернеющего неба свисает остро отточенный полумесяц. Я любовалась им, стоя на палубе, а сейчас вернусь в каюту, еще не решив, взяться ли снова за «Malleus Maleficarum»[1] или же очинить перо и скоротать ночь за писаниной.
На обратном пути, в темном проходе между двумя нашими каютами, среди корабельных шумов и скрипов, улавливаю ее пение: оно соперничает с мелодией моря.
Я замираю от восторга.
Вот и дверь в их каюту. Заперта, но от качки крючок вдруг соскакивает с петли.
Светильники, подвешенные к перекладине, раскачиваются в такт морю. Свет, будто чернилами, заплескивает немногое, что доступно глазу. Но потом, потом – зеркальный квадрат в позолоченной раме, низко на стене, позволяет увидеть больше. Вот они – оба. Она поет, он стоит рядом, протягивая раскрытую ладонь. Она кладет в нее свои руки: черные дрозды трепещут в гнезде из слоновой кости. Она – само совершенство. Он великолепно сложен. Разница в возрасте между ними – несколько лет.
Она продолжает неторопливо петь – только две эти строки. Шепотом он просит ее умолкнуть. Она по-прежнему поет, с вызовом – только две эти строки, наделяя их силой, которую он не слышит. Глухой от похоти, он тянется губами к ее шее. Теперь мне видна только ее спина, обтянутая желтой льняной тканью: полоска жаркого золота. Мне кажется, это поцелуй, но зыбкий свет выхватывает из темноты его сверкнувшие эмалью зубы. Кусает ее. Почему-то продолжая улыбаться.
Грубо ее разворачивает. Теперь из зеркальной тьмы оба обращены ко мне лицом. Я отшатываюсь от двери. Знаю, нельзя подглядывать, знаю – нужно уйти. Но нет, не отвести глаз. Никак.
Хватаюсь за косяк, чтобы устоять. Надо пригнуться.
Между зубами пролезает, ища воткнуться, втиснуться – точно рдяный член похотливого пса, – его язык. Виден клейкий след от слюны. Он обхватывает ее, тянется руками к горлу. Ее голова откидывается ему на плечо. Она слилась с тенью. Пальцами – каждый как рыбье брюшко – он высвобождает ее груди. Слышится треск ткани.
В темноте ловлю воздух, только бы хватило дыхания. Даже морскому валу не отшвырнуть меня от двери. Трепещущее тело велит: останься.
Она продолжает петь. Но он вытаскивает из кармана детскую игрушку. Рогатка? Нет. Ремешок, годный для соколиной охоты? Тоже нет… Я теряюсь в догадках, пока он не прилаживает эту штуку к ее лицу – мячик из скомканной ткани сует в рот, а две кожаные полоски завязывает у нее на затылке.
Она обнажена до пояса. Она в тени, но мне видна ее светлая кожа, лишь слегка выдающая примесь африканской крови. Голова запрокинута, глаза крепко зажмурены и стиснуты кулаки. Ей приятны его прикосновения, твержу я себе, не умея иначе истолковать близость плоти к плоти.
Он обхватывает ее налитые груди, вытягивает вперед за темные соски. Она содрогается. С заткнутым ртом нельзя ни улыбнуться, ни вскрикнуть. Его руки бродят от ложбинки на животе к бедрам – и выше. Медлят – сначала пальцы, потом кисти – на изгибах снизу грудей. Блестят капельки пота. Он подносит кончики пальцев к губам – слизнуть.
Рукой – моя она или не моя? – нашариваю свои груди. Под этой тканью, под этим одеянием… найду ли причудливую, еще неведомую область восторга?
Он приказывает ей: приподнять груди и не отпускать.
Любовники (мне все еще так чудится) слегка подаются в сторону зеркала, а значит, ближе ко мне. Безмолвие. Кровь стремглав бежит у меня по жилам, мне слышен ее ток. Вот теперь – пора уходить…
Но – я жду и смотрю неотрывно на то, как:
Он берет со стола перчатку. Натягивает ее на правую руку. Склоняется к боковой стороне стола… что там? Какое-то железное устройство. Печурка – скорее узкая, чем широкая. Там мерцает огонь. Оттуда торчат… о нет! Нет. (На закушенном языке чувствую вкус крови.) Он вынимает из горна первый штырь – с палец длиной. Острый конец раскален докрасна. Стоя за ней, он приступает к делу – размеренно, не спеша. Мы делим с ним отражение в зеркале: оба следим за прилежной работой. Я боюсь шелохнуться – вдруг меня заметят? Застыла на месте, оглушена увиденным.
Только когда он сжимает ее левую грудь рукой без перчатки, только когда другой рукой подносит клеймо к ее коже – только тогда я кидаюсь прочь. Только тогда спасаюсь бегством. Но еще успеваю услышать шипение от раскаленного железа, ощущаю его сама, вижу, как страшно напряглась ее шея и как выкатились ее глаза. И еще ловлю в зеркале сверкнувший взгляд, встретившийся с моим.
В каюте меня начинает неудержимо рвать. Не от морской качки.
И так же, так же сверкнул ее взгляд, который она бросила на меня еще раз, когда мы достигли наконец берега. На Рокеттской пристани, в Ричмонде, штат Виргиния.
Это был 1826 год, конец сентября.
- 1/147
- Следующая