Да здравствует королева! (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 17

А после он жалел, что поддался, не смог, не оттолкнул и почувствовал давно забытое отвращение к самому себе.

— О, не смотри на меня так, словно я чудовище, заставившее тебя изменить жене, — фыркнула она, заворачиваясь в простыню. — Ты хотел этого не меньше, чем я.

— Но только для тебя я всего лишь один из многих. Ничего не значащий эпизод…

— А ты хочешь стать кем-то большим?

— Когда-то хотел, когда ты была человеком.

— А теперь я не человек?

— Я не знаю, кто ты теперь.

— Я — мать твоего сына.

— И это единственное, что останавливало меня все эти годы от желания свернуть тебе шею.

В ответ она рассмеялась, бесстыдно и издевательски.

— Ты все еще хочешь меня, и именно это тебя останавливает.

— Зачем ты пришла?

— Узнать, что это за маг такой перетянул на сторону мальчишки моего главного союзника.

— И ты веришь, что я отвечу?

— Конечно, нет. Я просто хотела понять, почему именно ты сейчас борешься на стороне противников, тогда как твой сын совсем один…

— Перестань лицемерить. Тебе это не идет, — резко бросил он, поднялся, подошел к креслу и накинул домашний халат. Все это время она неотрывно следила за ним, и вынуждена была признать, что с годами он стал еще лучше. Сильнее, мощнее, сексуальнее. Полукровки не стареют так, как люди. Даже в шестьдесят, восемьдесят, сто лет они выглядят едва за тридцать, все также красивы и полны сил. И они по праву считались непревзойденными любовниками, что Сорос, что король. Конечно, для нее было кощунством, сравнивать их, и она никогда не сравнивала свою любовь к королю со страстью к этому мужчине. А страсть была, всегда, только она боялась окунуться в нее с головой, потому что с ним, как ни с кем другим, становилась слабой.

— И все же ты предаешь его.

— Дэйтон никогда не хотел быть королем. Если бы ты провела с ним хоть один день, да даже если бы просто спросила, то поняла бы. Но тебе всегда было плевать, ведь для тебя существует только один человек, самый главный в жизни.

— Александр.

— Нет, ты сама. Все, что ты всегда любила — это ты. Твои страсти, желания, одержимости. Всегда только ты.

— Это не правда. Я всегда любила короля.

— Ты любила только себя, ты любишь только себя, а он… был лишь твоей прихотью, слабостью, как и я. И если бы он был таким, как я, если бы полюбил тебя, то ты бы потеряла к нему всякий интерес и нашла другой объект для страсти. Слава богам, что этого не случилось. Он видел тебя насквозь.

— Как видишь ты? Или думаешь, что видишь? Ты хочешь демонизировать меня, создать монстра, потому что я никогда тебя не любила.

— Думай, как хочешь, — сказал он, потеряв к разговору интерес.

— И что? Что принесла ему эта его недоступность? Счастье? Он был счастлив?

— А если я скажу, что был? А если я скажу, что он любил?

— Я отвечу, что ты лжешь.

— Да, может быть. Может, мы оба с тобой ошиблись. Может, и я никогда не знал, что это такое.

— Боги, как же я тебя ненавижу! За то, что ты жив, за то, что ты, а не он сейчас стоишь передо мной. Почему ты не сдох, как и положено тени? — перешла на злобное шипение Ровенна. Ей хотелось его ударить, уничтожить, сделать что-то, чтобы не видеть этого обвиняющего, ненавистного взгляда.

— Что? Совсем на грани? — жестко ухмыльнулся он. — Барон больше не в силах усмирить тебя?

— Сволочь! — вскрикнула она, совершенно потеряв контроль, и кинулась на него с кулаками. Он перехватил ее руки, скрутил и брезгливо бросил на диван.

— Хватит! Еще одна подобная выходка, и ты узнаешь, на что действительно способен тень короля, пусть и бывший.

— Я ненавижу тебя!

— Хоть в чем-то мы с тобой едины, я тоже себя ненавижу.

Она вылетела из спальни, сильно хлопнув дверью. Была бы магом, эта дверь слетела бы с петель, а так… он усмехнулся, наблюдая, как дребезжит зеркало от слишком сильной вибрации, всмотрелся в собственное отражение, и вдруг вспомнил, как смотрел в это самое зеркало в ночь исчезновения короля. Тогда он увидел дыхание смерти за спиной, черные смазанные тени, клубящиеся позади. Он думал, они пришли за ним, вздрогнул, ощутил страх, мимолетный, но недостойный тени, а после, взяв себя в руки, снова посмотрел в зеркало, но не увидел ничего. И все же чувство, словно от смерти его отделяет тончайшая, невидимая нить не проходило несколько дней, пока окончательно не пропало, но пришло что-то иное, видение, полусон-полуявь, которое он так и не смог объяснить…

Ему виделся утес, воздух пах грозой, слышались отдаленные крики чаек, шум моря, бьющего о скалы, мимо проплывали большие черные тучи, принявшие причудливые формы. Одно из них показалось ему живым, чьим-то смеющимся лицом. Он моргнул, почти зажмурился, пытаясь скинуть наваждение, и лицо пропало, туча стала обыкновенной тучей.

Это место было мрачным, но в то же время спокойным, умиротворяющим. И тут он услышал голос:

— Ну, здравствуй, тень Солнечного короля.

— Кто вы? — обеспокоено спросил он и обернулся, но никого не увидел, только все тот же тяжелый пейзаж.

— Я — воздух, которым ты дышишь, я — земля, по которой ты ступаешь, я — сердце, что бьется у тебя в груди, — ответил голос, и Сорос вдруг понял…

— Пресветлая богиня.

— У меня множество имен. Это одно из них.

— Чего вы хотите?

— Чтобы ты солгал.

— Кому?

— Всем. Ты должен сказать, что Солнечный король мертв.

— Но это не так. Мне никто не поверит.

— Поверит, если ты скажешь, что король снял с тебя клятву.

— Это невозможно.

— Что есть возможность? Ничто, — усмехнулся голос, и что-то коснулось его, ветер или что-то иное, проникло за воротник, сжало горло цепочкой — символом принадлежности тени, сжало так, что он захрипел, упал на колени, жадно хватая остатки воздуха, и вдруг все исчезло, а цепочка осыпалась клочками звеньев прямо в его руках.

— Теперь возможно. Осталось только самому в это поверить.

— Зачем?

— Какой ты любопытный, полукровка, — рассмеялся голос. — Но ты мне нравишься, поэтому отвечу: у каждого свой путь, у тебя, у него и у нее. Она должна верить, чтобы выполнить свое предназначение.

— Кто она?

— Ты скоро поймешь. Но помни, тень короля, поверить должны все.

Все и поверили. Ровенна ненавидела его за это, Арвитан был на грани краха, а он не смел нарушить волю богини, как бы сильно этого не хотел. В какой-то момент он понял, почему она так хотела скрыть правду, чтобы юная Солнечная королева думала только о благе Арвитана, а не занималась поисками своего любимого супруга. А ведь если она узнает, то никакой долг не сможет ее остановить. Только зачем это нужно высшим силам, он так и не смог понять.

После недели в море, капитан Харди, наконец, разрешил ему выходить. И первое, что сделал Олли, попросил навестить помощника Семара, отнести ему еду, убедиться, что он еще жив.

— Наглый мальчишка, ты думаешь, я тебе это позволю? — хмуро бросил капитан, но по хитрому взгляду мальчик понял, что позволит. Все-таки он был не так уж плох, если не обращать внимания на частые приступы гнева и ненависти ко всем и всему.

Помощник Семар находился в трюме со всеми захваченными пленниками. Время от времени их выпускали, окатывали холодной водой, чтобы они уж совсем не погрязли в грязи, позволяли умыться, и постирать исподнее, но не всем, только тем, кто был, по мнению капитана, достаточно перспективным. Семар был из таких, из перспективных и сильных. Его раны почти затянулись, он похудел, побледнел, и взгляд стал жестким, колючим, однако, увидев Олли, полукровка смягчился и даже попытался улыбнуться.

— Как вы? — спросил мальчик и вытащил из-за пазухи большой ломоть хлеба и что-то безумно вкусно пахнущее, завернутое в тряпочку. — Там сало. Я украл на кухне. Спрячьте, спрячьте скорее.

— Не рискуй так больше. Это опасно, — почти резко сказал мужчина, однако еду спрятал под рубахой. — Не рискуй.