Друзья с тобой: Повести - Кудряшова Светлана Владимировна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/54
• Следующая

— Здравствуйте, бабушка Ермиловна! Я… я в школу иду.

Ермиловне не было никакого дела до того, куда шел Комар. Пришло время расплатиться за все грехи — за подкинутую на порог дохлую крысу, за сбитые яблоки с ее единственной яблони, за бессовестное похищение из сарая самовара, подсвечников и всякого другого добра.

— Что?! — завопил Комар. — Яблоки и крыса? Ого! Так то ж не я…

Он чуть не сказал, что все это дела Лешки Кондратьева, но вовремя прикусил язык, В его черных, как ночь, глазах загорелась обида на такую несправедливость. Но Ермиловна не заглядывала в его глаза. Она не любила мальчишек. Они доставляли ей одни неприятности. Они не давали ей покоя даже на собственном дворе. Главный враг Ермиловны — Лешка — приучил к себе ее собаку Дика и теперь спокойно разгуливает по двору в любое время дня и ночи. И только к одному Комару питала она некоторое доверие. Только его одного пускала к себе в хату и в награду за приносимых котят и расколотые дрова давала иногда ему старые истертые монеты, которые находила в своих рассохшихся сундуках.

Но Комар совершил подлое предательство. Отныне нога его не ступит на порог хаты Ермиловны, и весь белый свет узнает о его коварстве. Она пойдет в школу, пойдет к Комару домой.

— Ой-ой-ой! — заревел несчастный Комар. — -Меня же дома драть будут! А за что?

— За дело! -крикнула Ермиловна и приказала немедленно вернуть все, что утащил из сарая.

— Нету у меня! — провыл Комар. — Нету-у„.

Ермиловна сердито оттолкнула Комара. От неожиданности тот взмахнул руками и задел конвертом, по-прежнему зажатым в руке, лицо старухи. В сердцах вырвала она конверт и разорвала на мелкие клочки.

Ужас застыл в глазах Комара, полных непролившихся слез. Он кинулся к обрывкам. Увы! Марка навсегда погибла… Комар собрал ее остатки, сел на сырой тротуар и громко, отчаянно зарыдал.

— Из самой Индии марка! Из самой… Со слонами, — горестно причитал он. — А я яблоки не рвал… и крысу не подкидывал… Я только у забора постоял, пока Лешка с Федором в сарай лезли.

— Вот кто! — воскликнула Ермиловна. — Опять этот разбойник Лешка. Опять он, мучитель!

Проговорился! Комар закрыл лицо руками и перестал плакать — такое беспросветное отчаяние заполнило его разбитое сердце. Жизнь потеряла для него интерес: марка разорвана, Лешка беспощадно отомстит.

Долго сидел Комар на мокром тротуаре. В школу он уже опоздал. Домой идти рано. Сидел он и горько думал о несправедливостях и обидах, которые так безжалостно обрушила на него жизнь.

— Ой, какой упрямый мальчишка! Я же говорила тебе: надень передник.

Таня огорченно смотрит на Мишу. Так извозиться в клее! Ведь не три же года человеку.

Миша виновато оглядывает испачканную курточку. Он сам не понимает, когда это он успел. Он так старался, оклеивая картон вот этой красивой синей бумагой. А здорово получилось! Издали совсем хорошо. Тане нравится?

Но Таня смотрит не на картон, а на бархатную коричневую курточку в клеевых пятнах. Она сердито говорит, что Мишина мама больше не пустит его на занятия кружка. Расстроенный Миша плюет на ладонь и старательно трет белые пятна на рукаве. Вот и сходит! Вот, пожалуйста, пусть Таня посмотрит. Надо только побольше поплевать.

Но Таня плевать категорически запретила и повела Мишу к крану. Здесь она велела ему снять курточку и принялась оттирать тряпкой засохшие следы клея. Миша стоял смущенный и виноватый и пытался скоблить ногтем пятна на брюках.

— Таня… — несмело сказал он, — Таня, мама не ругается, когда я испачкаюсь. Она только вздыхает.

— Тебе, видно, очень нравится ее вздыханье, — упрекнула Таня.

Нет, оно Мише совсем не нравится. Это он говорит для того, чтобы Таня не сердилась. А на занятия его все равно пустят.

Подбежала Лена Софронова показать Тане только что переплетенную книжку. Правда, хорошо? Миша вытянул шею, увидел книжку. Она ему понравилась, однако он закричал:

— Нет, ничего не хорошо! У меня лучше…

— Тебя никто не спрашивает, гречневая каша! — отрезала Лена и предусмотрительно подвинулась к Тане. Но Миша не успел перейти в наступление — к крану явился Лешка Кондратьев.

— Леша, — улыбнулась Таня, — а я что-то знаю!

Кондратьев настороженно взглянул на Таню. Неужели про сарай?! Нет, она улыбается… Что бы такое она могла знать?

— Потанцуй! — приказывает Таня.

«Что-то хорошее», — думает Лешка и с готовностью танцует пиратский танец.

— Ну хватит, хватит, — смеется Таня. — Лешенька, у тебя четверка за контрольную по арифметике!

Круглое краснощекое Лешкино лицо расплылось в счастливой улыбке. Миша подозрительно прищурил глаза.

— Лешка, а ты не содрал?

— Сам ты содрал! — возмутился Лешка. Но тут же заулыбался, затанцевал вокруг Лены.

— Ленка, ага? У меня четверка!

Лена сейчас же повернулась к Кондратьеву спиной. Какое ей дело до его четверки?

Лешка сказал:

— У, ехидина!

Но сердиться сейчас он не мог -очень уж радовался. Он спросил у Тани, что получил Горев, и, узнав, что пятерку, весело засмеялся. Какой удивительный сегодня день! Солнца нет, а кажется, что весь коридор залит солнечным теплым светом. Вот идет Анна Васильевна. Лицо у нее задумчивое. Она еще не видит Лешку. Сейчас увидит и обязательно улыбнется. Но что такое? Она смотрит на Кондратьева строго и неприветливо… Или она забыла, что Лешка получил сегодня первую четверку по арифметике? Может, она его не узнает?

Сердце у Кондратьева сжалось от дурного предчувствия. Зимний день сразу стал серым и скучным.

— Кондратьев, — сказала учительница, — пойдем-ка поговорим. Таня, позови ты мне и Горева.

Анна Васильевна вместе с Лешкой направилась в учительскую, а Таня отдала Мише замытую куртку и пошла в класс.

Федя сшивал потрепанные листы старой зачитанной книги про Тома Сойера. Сейчас он вместе с Томом плыл к необитаемому острову. Таня сказала, что его ждет в учительской Анна Васильевна.

— Зачем? — удивился Федя. — Зачем в учительской?

Таня пожала плечами.

— Вы не подрались? — неуверенно спросила она.

Нет, они не дрались. И вдруг в карих лучистых глазах зажглась тревога. Не сняв передника, Федя идет мимо Тани, в коридоре он останавливается, о чем-то думает. Таня подошла, сняла с него передник, спросила шепотом:

— Набедокурили, братья-разбойники?

— Лом собирали.

— За лом не ругают.

Таня подвела Федю к учительской, на секунду задержалась у дверей, затем решительно вошла туда вместе с ним.

Миша и Лена все еще стояли у крана. Когда закрылась дверь в учительскую, они многозначительно переглянулись и со всех ног кинулись в класс. Первый влетел Миша:

— Ну, теперь Лешке будет! И Гореву тоже!

— Почему? За что? — посыпалось со всех сторон.

— Не говори глупостей! — строго остановила Мишу Симочка.

Но Лена с готовностью подтвердила Мишины слова.

Симочка опечалилась. Она так и знала, что Лешка не доведет Федю до добра!

— Может быть, они стекло где-нибудь разбили? — предположила Надя. — Помните, Мишку тоже в учительскую водили, когда он стекло разбил?

Миша недовольно присвистнул: вспомнила! Уж сто лет прошло! И если бы стекло, Анна Васильевна не смотрела бы на Лешку так строго. Он показал, как смотрела учительница на Кондратьева, — сдвинул светлые брови, вытянул толстые губы.

— Что такое? Разве смешно? Нашли над чем смеяться…

Не смеется одна Симочка — тревожится за Федю. Ей хочется пойти к Анне Васильевне и рассказать, какой он хороший, как много занимается с Лешкой. Но говорить об этом нельзя: Федя запретил.

А между тем в классе идет оживленное обсуждение чрезвычайного события.

— Лешка — что! -задумчиво говорит маленькая Зина. — Он уже сколько раз в учительской был. А вот Горев…

В светлых Зининых глазах искреннее сочувствие Фединой беде. Даже Надя Асафьева предложила пойти заступиться за него. И только Лена, одна Лена Софронова радуется, что мальчишкам попадет.

• Предыдущая
• 22/54
• Следующая