Девочка ищет отца (с илл.) - Рысс Евгений Самойлович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/24
- Следующая
— Когда доктора Кречетова арестовали, сестра его разболтала в комендатуре, что дочь Рогачёва живёт где-то в лесу, на одиноком хуторе, с учителем Соломиным. Надеялась ли она брата спасти или просто такая подлая женщина, этого я уж не знаю. Во всяком случае, доктора фашисты повесили, а дочерью Рогачёва очень заинтересовались. Повсюду они искали вас, но найти не могли — очень уж вы уединённо жили. В запольской комендатуре работал курьером один глухой старичок. Его за глухоту и держали, считали, что он всё равно ничего не услышит, и разговаривали при нём совершенно свободно. На самом деле старик совсем не был глух, прекрасно слышал всё, что нужно, и постоянно сообщал командиру отряда важные новости. Передал он и рассказ старухи Кречетовой. Ещё раньше лётчики, прилетавшие с Большой земли, рассказывали, что семья Рогачёва осталась в Запольске, но сведений о ней не было никаких, и все думали, что она погибла при бомбардировке. Теперь же, узнав точно, что дочь Рогачёва жива, мы решили во что бы то ни стало её разыскать.
Гуров достал папироску и закурил. В подвале было светло и, в сущности говоря, уютно. Кроме Лены, Коли, Владика, Конушкина, Голубкова и Гурова, здесь были ещё добродушная старушка, которая разливала чай, и маленький мальчик, её внук, который спал так блаженно, как будто никакой войны и в помине нет. Ухала артиллерия, но к ней привыкли и не обращали на неё внимания. Иногда издалека доносился грохот танков, и тогда все замолкали и вслушивались. Но танки проходили, и разговор продолжался.
— Мы дали задание всем разведчикам расспрашивать о Соломине и выяснить, где он живёт, — рассказывал Гуров. — Долго мы не имели никаких известий и уже совсем потеряли надежду. Вдруг один паренёк вернулся с разведки и говорит: «Про Соломина ходит слух, что он живёт с внуком и внучкой на отдалённом хуторе и хутор этот находится там-то». Тогда командир отряда вызвал меня и велел мне пойти к Соломину, рассказать ему, кто я, и забрать девочку. «Тебе, — говорит, — с одной рукой в боях участвовать трудно, а тут ты доброе дело сделаешь. Когда к нам опять самолёт прилетит, мы на него девочку эту посадим. Всё-таки боевому генералу такой ценнейший подарок».
Иван Тарасович погасил папироску, налил себе чаю и разгрыз кусок сахару.
Неожиданно где-то совсем недалеко забухали пушки. Это было гораздо ближе, чем раньше. Старушка испуганно посмотрела на Ивана Тарасовича.
— Ничего, бабушка, — объяснил Иван Тарасович, — вы не тревожьтесь. Это гитлеровская батарея, она немножечко постреляет и поедет дальше. Здесь у фашистов укреплений никаких нет. Это я вам могу точно сказать. Укрепления у них были километрах в пятидесяти отсюда. Теперь фашистам придётся отходить ещё километров на тридцать. Там они, наверное, попытаются задержаться на реке. А здесь, поскольку Запольск в стороне от шоссейной дороги и никак для обороны не приспособлен, я серьёзных боёв не предвижу. Конечно, будут уличные стычки, может быть, несколько танков попробуют задержаться, но не думаю, чтобы могло случиться что-нибудь очень страшное.
— Ох, милый… — вздохнула старушка, — разве теперь поймёшь, где страшное, а где не страшное!
— Да, так вот, — продолжал Иван Тарасович, — отправился я к Соломину, ну и вы уже знаете, как он меня обманул. Вернулся с этого озера и говорю: «Вы меня обманули, но вы раскаетесь». Рассказал, кто я такой и зачем я Лену искал. Действительно, старик очень раскаивался. «Сам, — говорит, — не знаю, где их искать. Должно быть, они на пароходе поедут». От волнения он не предупредил меня, что велел вам остерегаться однорукого.
Когда пароход отошёл, а вы не вернулись, я сразу понял, в чём дело. Как я себя ругал! Я очень боялся, что вы попадётесь Кречетовой. Вы ведь не знали, что она вас выдала. Перехватить вас в дороге не удалось. Связаться со своими я не успел, а самому мне в городе приходилось вести себя очень осторожно — там меня многие знали: я лет десять работал в типографии.
Когда началась облава на детей, я понял, что ищут вас, но не знал, где вы прячетесь. Потом мне сообщили, что вам удалось уйти, и наши стали искать вас по всем дорогам, по всем деревням. Но вы как в воду канули.
А в это время и гитлеровцы взялись энергично за дело. Видимо, решили во что бы то ни стало, уходя, забрать с собою дочь Рогачёва. Я очень за вас беспокоился. Да ещё начальник отряда устроил мне головомойку и очень меня пристыдил.
Решил я сам обойти близлежащие деревни. Во всех деревнях побывал, а до той, где вы жили, никак добраться не мог. Наконец отправился и туда. По дороге встречаю какого-то хитрого старичка с рыжей бородкой. Я его спрашиваю, как пройти. Он объясняет.
«А вы, — говорю, — не оттуда?»
«Оттуда».
«А не поселились ли недавно в вашей деревне мальчик и девочка?»
Тут он на меня внимательно посмотрел и говорит:
«А вы этих детей ищете?»
«Да, — говорю, — ищу».
«Вы девочку ищете?»
«Да, девочку».
Я ничего ещё не понимал, но решил осторожно выяснить, зачем он меня расспрашивает. А пока со всем соглашался.
«Вам поручили её найти?» — спрашивает он.
«Поручили».
«А зачем?»
«Этого я вам сказать не могу».
«А чья она дочь, вы знаете?»
«Знаю».
«А чья?»
«Вы сначала скажите».
«Нет, вы».
Спорили, спорили, никак столковаться не можем, кто первый фамилию назовёт. Наконец он пошёл на уступку:
«Скажите две первые буквы».
Я говорю:
«Ро…»
Он обрадовался ужасно.
«Вы, наверное, — говорит, — в комендатуре работаете?»
«В комендатуре», — говорю.
Он за руку меня схватил, по плечу хлопает, чуть-чуть не расцеловал!
«Ох, — говорит, — какая удача! Я знаю, что вы девчонку ищете, давно уже хотел донести вам, что она у нас, да меня мужики задержали — можно сказать, арестовали. Только сейчас удалось бежать. Я как вас увидел, так и подумал, что вы по этому делу. Я староста здешний, Афонькин. Может, слыхали?»
«Слыхал, — говорю, — как же! Вот хорошо, что мы с вами встретились!»
А сам думаю: как же быть? Отпустить его — он в комендатуру сообщит, неприятности получатся. Задержать? Но как? Он, конечно, старик, но у меня руки нет. А оружия я не взял с собой: боялся на обыск налететь.
«Знаете, — говорю, — Афонькин, вы меня тут часок-другой подождите, я в деревню схожу. А на обратном пути возьму вас с собой и сам представлю коменданту. Ручаюсь, что наградой вас не обидят».
Договорились. Он рассказал мне, у кого живут дети, и я пошёл. «Покажу, — думаю, — фельдшеру письмо Соломина и попрошу, чтобы он детей подготовил, чтоб они меня не пугались». Пришёл, а вас уже и след простыл. Опять неудача…
Непрерывно и совсем рядом били орудия. Застрочили пулемёты. Раздался взрыв, и сквозь плотные ставни донеслась ружейная перестрелка.
— Ой, — сказала старушка, — кажется, совсем близко!
— Чёрт! — Василий Георгиевич вскочил. — Не могу я сидеть спокойно! Вы подумайте: последняя ночь оккупации! Может быть, завтра утром всё это кончится, и снова начнётся жизнь.
— Мы в отряде старались не говорить об этом, — сказал Гуров. — Надо работать и делать своё дело, а то от нетерпения с ума сойдёшь.
— Ну-ну, — сказал фельдшер, — что же дальше?
— Ну так вот… Письмо Соломина я показал Владику, и решили мы с ним двигаться сюда. А одновременно вашим я объяснил, где ждёт Афонькин, и они пошли вместо меня на свидание. Думаю, что ему было невесело… Мы с Владиком вышли сразу же и шли, видать, гораздо быстрее вас. Пришли, а вас нет. Неужели, думаю, опять случилось что-нибудь? Но тут и вы наконец пожаловали…
Наступило молчание. Все невольно прислушивались к тому, что происходило на улице. Крики донеслись сквозь ставни, и слышно было, как мимо окон, переговариваясь, пробежали какие-то люди.
— Господи, — сказал Конушкин, — а вы знаете, я не верю! Не могу представить себе, что завтра выйду на улицу — и пожалуйста, я у себя дома, никого и ничего не боюсь! Ты себе представляешь это, Василий Георгиевич?
- Предыдущая
- 22/24
- Следующая
