Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции - Перкинс Джон М. - Страница 36

• Предыдущая
• 36/97
• Следующая

Люди нисколько не сомневались, что президент Эквадора поддался угрозам и подкупу. И хотя я, конечно, не мог называть никаких имен, у меня были сильные подозрения, что в этом есть большая доля правды. Дальше я расскажу о встречах с одним из «шакалов», который утверждал, что он и был тем самым человеком.

А боливийцев между тем терзали совсем иные заботы.

Подобно Эквадору и Венесуэле, Боливия вступала в XXI век в обстановке массовых протестов против иностранных корпораций, расхищающих ее природные богатства. Из-за демонстраций, бойкотов и забастовок замерла деловая жизнь в Ла-Пасе и многих других городах страны. И хотя сопротивление возглавляли лидеры племен аймара и кечуа, индейцы были не одиноки в своих протестах: их поддерживали профсоюзы и гражданские организации.

Однако в отличие от Эквадора и Венесуэлы корни общественного недовольства в Боливии крылись не в нефти, а в воде, пресной воде. В 1990-х годах стало очевидно, что в недалеком будущем именно она станет одним из самых ценных ресурсов планеты. Корпоратократия быстро поняла, что, взяв под контроль запасы пресной воды, она сможет диктовать свою волю, манипулируя экономиками и правительствами.

Как и раньше, массовое недовольство боливийцев было спровоцировано действиями Всемирного банка и МВФ. В 1999 году эти две организации убеждали боливийское правительство продать систему общественного водоснабжения третьего по величине города страны, Кочабамба, дочерней компании инженерно-строительного гиганта Bechtel.

По настоянию того же Всемирного банка правительство Боливии пошло на весьма радикальный шаг, решив заставить всех без исключения пользователей, независимо от размера их доходов, платить за услуги водоснабжения. Это противоречило сложившимся местным традициям, согласно которым все люди, независимо от своего материального статуса, имеют законное право пользоваться водой.

Узнав, что Боливия, как простак, «купилась» на эту очередную каверзу экономических убийц, я испытал приступ стыда, потому что это был тот самый принцип Every-Person-Pay (EPP) — «каждый пользователь платит», к разработке которого я приложил руку еще в середине 1970-х годов. Правда, в то время речь шла о его применении только к тарифам на электроснабжение, и тогда эта идея воспринималась как новшество. Она противоречила большинству известных тарифных планов на коммунальные услуги, рекомендованных для поддержки населения бедствующих районов, в том числе введенных Администрацией электрификации сельских районов (REA) США.

Планы основывались на принципе доступности электричества и коммунальных услуг для всего населения — считалось, что это способствует общему экономическому росту, даже если такие услуги пришлось бы субсидировать. Данный принцип доказал свою высокую эффективность во многих странах, применивших его по примеру REA. Невзирая на очевидный успех подобных тарифных планов, Всемирный банк решил испробовать нечто совсем иное.

Как главный экономист одной из фирм, призванных проводить политику Всемирного банка в 1970-х годах, я был вынужден разрабатывать эконометрические модели, подтверждающие экономическую состоятельность принципа EPP. Методы эконометрики позволяют обосновать практически все что угодно, тем более что в моем распоряжении был целый штат способных экономистов, математиков и финансовых экспертов. Таким образом, с технической стороной проблем не возникало.

Однако было два момента, которые меня смущали. Первый — то, что эта задача явно противоречила нравственным принципам. Второй момент был чисто прагматический — ведь старый метод уже много раз доказал свою состоятельность. Так для чего, размышлял я, химичить, обосновывая эффективность принципа EPP, если он еще не апробирован, зачем создавать почву для роста нищеты и социального недовольства?

Ответ, увы, был очевиден: прибрав к рукам систему коммунального обеспечения какой-нибудь страны, корпоратократия получает возможность контролировать ведущие отрасли ее экономики; кроме того, принцип EPP позволит превратить субсидируемые государством неэффективные компании в прибыльных дойных коров, готовых к приватизации (в чем я сумел убедиться впоследствии, когда меня пытались нанять в СОВЕЕ).

Принцип EPP, как я теперь четко видел, был порожден тем же менталитетом, что и займы на инфраструктурные проекты, выгодные только иностранным строительным компаниям да местной олигархии. Основной массе населения от них не доставалось ровным счетом ничего. Во время поездки в Аргентину мне открылась еще и третья причина.

«Эти страны — гарантия нашей безопасности в будущем», — проговорил генерал Чарльз Нобл, когда служебный автомобиль вез нас по улицам Буэнос-Айреса. Это было в 1977 году. В то время Чарльз Нобл, или Чак, был вице-президентом MAIN (пройдет время, и он станет ее президентом). Выпускник Уэст-Пойнта, получивший магистерскую степень в Массачусетском технологическом институте (MIT), Чак сделал внушительную военную карьеру, входя в состав командования инженерной службы армии США во время войны во Вьетнаме, а после отставки занимал пост президента Управления гидротехнических работ в районе реки Миссисипи (Mississippi River Commission).

Теперь MAIN возложила на него руководство исследованием водных ресурсов Аргентины. Они касались в первую очередь крупного гидроэнергетического комплекса Сальта-Гранде, который Аргентина строила совместно с Уругваем. Проектная мощность ГЭС составляла почти 2 тыс. МВт, плотина должна была образовать огромное водохранилище. При этом под затопление попадал город с населением 22 тысячи человек.

«Мы проиграли во Вьетнаме, потому что не понимали тогда, как у коммунистов работают мозги. Здесь, в Латинской Америке, мы должны действовать получше», — возобновил беседу Чак. Подарив мне из своего арсенала лучшую улыбку, неожиданно мягкую для человека, прославившегося стальным характером, он продолжал: «Никогда не позволяй всем этим социалистам убедить себя, что, раздавая дармовые обеды, можно добиться чего-нибудь, кроме презрения. Люди должны платить за все, что им дают. Неважно, что это — электричество или вода. Только так они будут ценить то, что получают. Такова природа человека. Для нее естественны законы капитализма, а не коммунизма. Посмотри-ка сюда, — он указал на пруд в парке, мимо которого мы проезжали. — Вода скоро приобретет такую же ценность, как золото и нефть, вместе взятые. Ты доживешь до тех времен, когда вода превратится в самый ценный товар на этой планете. Мы должны стремиться завладеть как можно большими ее запасами. Это даст нам рычаг воздействия, власть».

Спустя два десятилетия, узнав, что некой компании предоставлено эксклюзивное право на покупку SEMAPA — системы водоснабжения боливийского города Кочабамба, я вспомнил слова Чака Нобла. Речь шла о 40-летней концессии с правом приватизации для транснациональной компании Aguas del Tunari, частного консорциума, во главе которого стояла дочерняя компания той самой недоброй славы Bechtel Corporation. Да, подумалось мне, весть о том, что американская компания заполучила ни много ни мало, а «разрешение наживаться ради своей выгоды» на системе водоснабжения, наверняка порадовала бы генерала Нобла.

Однако в Латинской Америке к этому отнеслись иначе. Базирующаяся в Сан-Франциско Bechtel слыла компанией, которая умеет завоевывать симпатии и поддержку в самых верхах. Она может похвастаться самыми «жирными» заказами от Всемирного банка и правительства США. Числясь частной корпорацией, Bechtel избавлена от внимания недреманного ока Комиссии по ценным бумагам и биржам и не обязана раскрывать ей коммерческую информацию, равно как и любым общественным организациям-наблюдателям. В этом Bechtel тверда как кремень — она умеет оберегать свои секреты.

Работая в качестве экономического убийцы в Индонезии, Египте и Колумбии, я часто, хотя и по разным поводам, слышал от правительственных чиновников, что, «если Bechtel заинтересовалась каким-нибудь проектом, нет смысла дергаться, все равно он достанется ей». Вскоре после поездки в Аргентину с Чаком Ноблом дела привели меня в Эквадор.

• Предыдущая
• 36/97
• Следующая