Воскресшая жертва (сборник) - Армстронг Шарлотта - Страница 54

Улыбнувшись, мистер Джордан сказал, что все образуется. Станет ли Шерри требовать алименты?

Шерри ответила, что не знает, как Вард смог бы платить их. Даже если он захочет содержать ребенка, как он сможет сделать это?

— Это уже его трудности, — сказал адвокат.

— На что хотите поспорить, что они окажутся моими? — хитро улыбнулась Шерри. Ей стало легче. Она что-то предпринимала. Ее жизнь начинала устраиваться. Самая большая трудность — и она это уже видела — будет заключаться в финансовом вопросе.

Шерри сказала:

— У меня достаточно денег, чтобы прожить некоторое время. Но я не знаю, сколько времени Джонни продержат в больнице. Три недели минимум. И страховка не покроет все больничные счета. Я просто не представляю, какими они будут. Далее, если я не смогу немедленно после выписки увезти его, придется искать место, чтобы остановиться там. А когда мы полетим на Восток, придется покупать билет на самолет. Я хотела бы знать, на что мне можно рассчитывать. Когда все это разрешится?

— Вопрос об имуществе мы уладим незамедлительно, — сказал адвокат. — Но некоторые моменты потребуют времени. Мы будем настаивать, чтобы слушание состоялось как можно скорее, выдвинув для этого веские причины. Как только мы получим заключение суда о праве на опеку…

— С этим не будет никаких сложностей, да? — Шерри не отрывала взгляда от лица Аллена, надеясь на мудрость адвоката.

— Почему вы об этом спрашиваете?

И она рассказала ему об угрозах. По-другому это нельзя назвать.

— Понимаете, отец Варда всегда был моим врагом, — сказала Шерри.

— На вашем месте я вел бы себя осторожно, миссис Рейнард.

— Я знаю, — ответила она. — О, я знаю это. На самом деле никого не преследуют. Это всегда оказывается иллюзией.

— Таково предубеждение, — сказал он, и Шерри поблагодарила его взглядом. До чего же хорошо просто сидеть здесь и говорить все, что хочешь, умному и внимательному мужчине.

— Я никогда не могла это объяснить, — начала она. — Вард сбежал от родителей еще до того, как я познакомилась с ним. Я имею в виду, что он бросил, колледж и подался в Нью-Йорк — один. Он хотел избавиться от давления родителей или что-то в этом роде. Но те взбесились, словно шершни. Его отец, разумеется, считал, что стоит только прекратить денежное содержание, как Вард сразу же прибежит назад. Но Вард не сделал этого. По крайней мере, в тот момент, когда я познакомилась с ним, он побирался, живя в грязной дыре вместе с двумя весьма опустившимися типами. Видите ли, я тоже одна болталась по Нью-Йорку. О, работа у меня была! Хотя я никогда не училась никакой специальности. Я посещала колледж только полтора года. Это был небольшой провинциальный колледж в моем родном городке. Вард называл его возгордившейся средней школой. — Шерри вздохнула. — Но мои родные умерли. Моя мать была давно больна, очень давно, и когда она наконец умерла, папа… мне кажется, внезапно почувствовал, до чего же он устал. Так как тут же сам заболел.

Старая печаль была уже ослабевшей, не такой острой.

— Поэтому я отправилась в сторону ярких огней большого города, — продолжала она. — Я работала официанткой, а познакомилась с Вардом на… думаю, это можно назвать вечеринкой. Так или иначе, дело происходило дома у подруги моей подруги. И мы…

Нет, даже перед этой умной добротой Шерри не могла вдаваться в подробности, рассказывать, как развивались их отношения — по-современному, задом наперед: сначала переспали друг с другом, затем начали испытывать симпатию.

Поэтому она просто сказала:

— Примерно через три месяца мы поженились. В городской ратуше. У родителей Варда от этого едва не случился приступ.

Она не стала объяснять, что Рейнарды всегда вели себя так, словно это был брак по необходимости, хотя каждый, умеющий считать до девяти, должен был понять, что это не так.

— Довольно скоро они оба примчались на всех парах в Нью-Йорк, — продолжала Шерри. — Какая-то порочная женщина завладела их сокровищем!

Шмыгнув носом, Шерри достала носовой платок. Плакать ей не хотелось, но она чувствовала себя расстроенной.

— Ну, Вард переехал ко мне. Квартира была ужасно тесной, это верно, да и располагалась она не на Парк-авеню. Но в общем она была ничего. Не думаю, что его предки могли представить себе, как живут простые люди. Похоже, они полагали, что если ты не богат, то должен быть или идиотом, или чем-то низким, понимаете? Мой отец прилично зарабатывал, но болезнь матери… Так или иначе, он был рад, что имел возможность все оплачивать. А я… Простите. — Воспользовавшись носовым платком, Шерри взяла себя в руки. — У Варда был письменный стол и пишущая машинка, и весь день, пока я была на работе, он сидел и трудился. И это нам не казалось чем-то ужасным.

Им, однако, это представлялось именно таким. У нас было кресло с порванной обивкой на подлокотнике, и миссис Рейнард, похоже, опасалась, что из этой дыры выскочат крысы. Кресло не было грязным. Мне нужно было бы зашить дыру, это правда, но к такому как-то привыкаешь. А она захотела купить нам стулья. Ну, я была всеми руками за. Почему бы и нет? Но я видела, что Варду это предложение внушало отвращение. Поэтому он от всего отказался. И мы никуда не переехали.

И еще одно обстоятельство: как раз к тому времени, когда его родичи приехали, кто-то уговорил меня пойти работать в ночной бар, где была танцевальная группа. Я немного танцевала, всегда любила это. Моя подруга убедила меня, что это легкий способ пробиться. Ха! если бы у меня получилось, я бы стала недурно зарабатывать, понимаете?

Но в действительности произошло только то, что Рейнарды решили, будто я совсем пропащая. Ну прямо совсем пропащая. Почему так, мистер Джордан? Они же совершенно ничего не знают об этой работе!

— Предубеждение, — небрежно заметил он.

— Они очень напирали на это обстоятельство, — трезво рассудила Шерри, — хотя, готова поспорить, они не хотели, чтобы Вард вообще женился. Но раз я работала в варьете, естественно, я обладала злыми чарами. Я была прожженной совратительницей, и все случившееся — моя вина. Вы не угостите меня сигаретой, мистер Джордан?

— Разумеется. Прошу прощения.

— Я курю мало. Не могу это себе позволить. Но этот… этот разговор действует мне на нервы.

Итак, они, должно быть, круто поговорили с Вардом. Он ничего не сказал мне; но я совершенно уверена, что предки уговаривали его бросить меня, а он не соглашался. Так или иначе, они сдались и улетели домой. Ясное дело, Вард не получил от них ни цента. Капризному мальчику не полагается леденец.

Меня, однако, это не трогало. Не добившись ничего в варьете, я просто вернулась в официантки. И мы справлялись — до тех пор, пока я не забеременела.

О, Вард, поверьте, был целиком за это. Он даже прекратил писать, чтобы заботиться обо мне. Правда. Он устроился продавцом в магазин мужской одежды. А мое положение очень скоро стало заметно, и мне пришлось оставаться дома, однако какое-то время мы выкручивались. Но Вард заболел. Вот тогда стало действительно тяжело.

— Чем он заболел? — мягко поинтересовался адвокат.

— Понимаю, к чему вы клоните, — ответила Шерри. — Было ли это результатом внушения? Конечно. Уверена в этом. Многие его приятели постоянно говорили ему, что иметь ребенка очень хлопотно. Итак, Вард написал своим предкам — ему пришлось это сделать. Он был слишком болен, чтобы работать, а я была готова разродиться в любую минуту. Те написали нам обидное письмо, но прислали билеты. Вот тогда-то мы и попали в Лос-Анджелес. Мы переехали в их большой, с выкрутасами, дом, и все должно было пойти замечательно. У Варда было три врача. Именно так я считала. Весь мир ему подносили на блюдечке. А я — я пряталась по углам и старалась не показывать свой живот и не смущать знакомых фразами, отличными от «Да, разве это не прекрасно?» и «Да, мы так счастливы».

Потом родился Джонни, и уже я получила все. Или нет, полагаю, надо выразиться точнее: Джонни получил все. Я вернулась домой из роддома, чувствуя себя великолепно, и понадобилось всего несколько дней, чтобы я поняла, что мне не дают возможности заниматься собственным ребенком. Они наняли няню. Какую-то необыкновенную. Она знала все: как его кормить, как его пеленать, следить, чтобы он не отрыгивал, и тому подобное. Когда этим хотела заняться я, мне говорили: «Бедный малыш, вы его только потревожите».