Вердикт двенадцати (сборник) - Нокс Рональд - Страница 50

• Предыдущая
• 50/104
• Следующая

Мистер Хаббард ругал кухню исключительно из принципа.

— Лично прослежу, сэр, — пообещал Ахилл, поклонился и тут же забыл.

Когда мистер Хаббард явился со своей блондинкой, Ахилл радостно их приветствовал, всем своим видом подчеркивая, что весь вечер только и думал о дорогих клиентах и чем их удивить. С поклонами провожая их к столику, он лихорадочно перебирал в уме варианты. Меню, как обычно, было ни хорошо, ни плохо, но в нем отсутствовало хотя бы одно блюдо, которое даже мистеру Хаббарду можно было бы выдать за нечто особенное. Gigot de pre sale. Escalope de veau. Blanquette de veau. Boeuf a la mode. Poulet roti. Perdreau en casserole.[31] Стандартный набор. Лучше куропатки, пожалуй, ничего не придумаешь. Он порекомендовал мистеру Хаббарду икру, холодный суп (ланкаширец терпеть не мог ни того ни другого, однако заказал, чтобы произвести впечатление на блондинку), палтуса meuniere.[32]

— А для вас, сэр, есть специальное блюдо — особым образом приготовленная куропатка. В меню не фигурирует.

Мистер Хаббард, по своему обыкновению, недоверчиво хмыкнул, однако на куропатку согласился. Ахилл вернулся на кухню, сделал заказ и начал ломать голову над куропаткой.

— Ты можешь запечь куропатку, чтобы она смотрелась не так, как обычно? — спросил он шеф-повара. — Там у меня один англичанин, так вынь и подай что-то особенное.

Шеф угрюмо воззрился на Ахилла. Официанты все воры — чаевыми не делятся и от серьезной работы отлынивают. Одним словом, сущие сутенеры, которых обязан презирать всякий мастер своего дела.

— Эти куропатки ни на что другое не годятся, — сказал шеф, — все мороженые, не успели даже толком оттаять. Если не запечь их в духовке, мясо будет жесткое, не укусишь.

— Может, соусу поострее… — начал Ахилл.

— Соус само собой, — ответил повар, — такой, как нужен. С таким бездарным продуктом ничего другого и не придумаешь. Вкуса никакого, без соуса не обойтись, но и он не поможет. Чего ты хочешь, когда приходится готовить из такой дряни, да еще и отвлекаться на болтовню? Я запекаю куропаток в вине, с грибами, луком и травками. Поджаристая золотистая корочка на вид весьма аппетитна. Во всяком случае, для англичанина дичь сойдет и такая, пусть еще «спасибо» скажет.

Ахилл попробовал куропатку, запеченную по другому заказу. Верно, преснятина. Подлива смешана со знанием дела — именно такую в эту самую минуту готовят в сотне других ресторанов. Он уныло прошествовал в зал.

Подав мистеру Хаббарду рыбу, он вернулся на кухню. Час пробил: срочно требовалось что-то придумать. Его взгляд остановился на апельсине. Апельсин подавался к утке. Тем лучше. Он быстро порезал апельсин и вручил шефу:

— Положи к куропатке для третьего столика и подержи в духовке минут пять.

Вскоре он торжественно внес блюдо, на котором золотистая куропатка покоилась среди ярко-золотых ломтиков апельсина. На кухне, перекладывая куропатку на блюдо, он отведал подливы. Получилось удачно — приятная острая кислинка оживила пресную дичь.

— Это, лапочка, должно быть что-нибудь особенное, — произнес мистер Хаббард.

— Ух ты, — отозвалась блондинка, — а я думала, апельсины идут только с уткой.

То ли сыграло свою роль внушение, то ли мистер Хаббард и впрямь оценил отменный вкус дичи, но он был в восторге. Когда Ахилл осведомился, довольны ли гости, англичанин расплылся в улыбке.

— Что подсказало вам добавить сюда апельсин? Вообще-то, апельсин идет только с уткой.

— В этом вся хитрость готовки, месье. В этом новизна блюда.

— Новизна блюда? Быть не может, милейший. Вы что, хотите сказать, что сами это придумали? Нет, не верю.

— И тем не менее это правда, месье. Я целый день это обдумывал. До сих пор куропатку еще не готовили таким способом. Я сам его открыл и лично наблюдал за приготовлением. Если месье угодно, он может спросить у шефа.

Мистер Хаббард уставился на него взглядом, каковой считал проницательным.

— Хм, — произнес он. — Что ж, приготовлено было недурно. Как вас зовут?

— Антон Поликрат, месье.

Наутро Антон Поликрат, немного поломавшись для виду, подписал с «Отечественными и всемирными отелями» контракт на три года. Ему предложили 750 фунтов стерлингов в год и выдали 2500 франков — компенсацию хозяину ресторана за расторжение контракта. Контракта у Ахилла не было, но, поскольку хозяин остался в неведении относительно этих 2500 франков, все сошло хорошо. Выправить визу и лицензию на право работы — это мистер Хаббард взял на себя.

С этого дня началась его жизнь — настоящая жизнь. Оказавшись в Лондоне, он понял, что находится в новом мире, где ему предстоит строить новую жизнь. Он пересмотрел, чем был и жил до того, все взвесил — и большей частью отбросил или забыл. Однако за одним большим исключением. Надежному подданному, независимо от того, грек ли он по рождению или англичанин, требуется, по крайней мере, одно, чтобы доказать собственную надежность. Прожив в Лондоне несколько месяцев, Ахилл отправился к своему банкиру, который относился к нему с той долей уважения, на какое имеет право клиент, открывший пусть небольшой, но надежный счет и представивший теплые рекомендации от «Societe Generele».[33] «Есть ли у банка отделение в Афинах?» — «Разумеется». — «Нельзя ли перевести — понятно, за положенное вознаграждение — небольшую сумму одной даме, которая, вероятно, сменила за это время место жительства?» — «Банк постарается навести справки и способствовать по мере возможности».

Ахилл несколько дней думал, затем, внезапно решившись, поручил банку перевести на имя Елены Мелаглосс, работавшей в 1916 году в пирейском кафе «Демосфен», сумму, достаточную для оплаты билета до Лондона и приобретения заграничного паспорта, — при условии, что указанная Елена Мелаглосс лично обратится к директору афинской канторы и поклянется, что не замужем и не имеет детей. Главному художнику журнала «Элефтерон Бема» — с ним Ахилл когда-то был шапочно знаком — он перевел 25 фунтов с просьбой установить теперешнее местопребывание мисс Мелаглосс, оставив себе в качестве вознаграждения за поиски 5 фунтов, а остальное передать указанной девице. Письмо было составлено в патетических выражениях дружеского послания (когда Ахилл его писал, он дал себе слово впредь никогда не прибегать к подобному стилю), но главные требования были изложены с предельной ясностью. Художнику надлежало лично удостовериться, что Елена незамужняя, не имеет детей, не пошла по рукам и находится в добром здравии. Удостоверившись же по всем четырем указанным пунктам, спросить, каким словом та обозвала полицейских, работавших на полковника Теотоки, вручить ей письмо и 20 фунтов. Письмо содержало предложение о вступлении в брак и указания, как связаться с афинским отделением банка.

Художник оставил себе 20 фунтов, а Елене вручил 5 фунтов вместе с письмом. Ничего выяснять он не стал (за исключением слова, каким та обозвала полицейских). Елена тоже ни о чем не стала спрашивать. Она с трудом припомнила Ахилла и отказалась повторить вслух, как именно обозвала полицейских; но у Ахилла, похоже, завелись деньги, а она была готова на все, только бы покончить с работой в греческой портовой кафешке. Она пошла на немыслимые расходы, отбив телеграмму, что принимает его предложение, села на пароход и высадилась в Лондоне — с твердым намерением стать доброй и верной женой этому молодому человеку, кто бы он ни был.

Узнав про его дальнейшие планы, она решительно приступила к их воплощению. Именно она предложила изменить в одностороннем порядке их имена и фамилии. Именно она настояла на бесконечных посещениях вечерней школы, где они научились произносить английские шипящие и даже сравнительно грамотно писать. Она заставила Ахилла, теперь уже Артура, начать хлопоты о переходе в британское подданство. Когда их старшему сыну исполнилось два года, она перешла Рубикон, запретив разговаривать в доме по-гречески даже в минуты супружеской близости. Как-то вечером Артур, предавшись ностальгии и вспомнив о начатках своего классического образования, опрометчиво произнес строчку из греческого стихотворения. И что же? Елена заперлась в супружеской спальне и впустила его лишь тогда, когда он воззвал через замочную скважину:

• Предыдущая
• 50/104
• Следующая