Реальность на продажу - Ридпат Майкл - Страница 70
- Предыдущая
- 70/99
- Следующая
— А ты будешь голосовать за меня или как?
— За тебя, конечно, о чем ты говоришь!
Я почувствовал огромное облегчение.
— Спасибо. Вообще-то я так и думал, просто хотел удостовериться.
— Не беспокойся. Во мне можешь не сомневаться.
— Слушай, приезжай ко мне в Керхейвен на эти выходные, — предложил я.
— Ох, я бы с удовольствием, Марк, честное слово. Но в воскресенье утром я играю в теннис с Хизер.
— Карен, ты должна приехать. В последнее время мы стали редко видеться, и это нам обоим отнюдь не на пользу. Прошу тебя, приезжай.
Короткая пауза.
— Ладно. Думаю, Хизер меня простит.
— Отлично! Вылетай десятичасовым рейсом. Буду встречать.
О том, что мне досталось по голове, я говорить ей не стал. Не хотел, чтобы она в преддверии общего собрания тревожилась еще и за мою безопасность.
В конце Брод-стрит позади «Кингс-Армс» есть уютный бар, облюбованный преподавателями и служащими университета. Обычно они предпочитают выпивать в одиночку, изредка перекидываясь парой слов, чтобы поддержать атмосферу товарищества, но не мешать при этом друг другу наслаждаться кружкой пива и сигаретой. Я знал, что много лет назад отец иногда захаживал в это заведение.
Я взял пинту горького для себя, полпинты для него, и мы уселись лицом к лицу за маленьким столиком. Было видно, что он нервничает, но настроен не враждебно. С тех пор как мы встречались в последний раз, болезненная бледность на его лице проступила, кажется, еще заметнее. В общем, выглядел он даже хуже, чем на похоронах Ричарда. Глаза потухли, стали совсем безжизненными.
— Спасибо, что согласился встретиться, — сказал я.
— О чем ты говоришь, — протестующим жестом ладони остановил он меня. — Это тебе спасибо, что приехал.
Не поднимая глаз от кружки с пивом, он помолчал, потом тяжело вздохнул.
— Прости, что во вторник буду голосовать против тебя. Только не сочти это, пожалуйста, за нежелание тебя поддержать. Просто я знаю, когда нужно отступить. Мы с Уолтером обсудили все возможные варианты. У нас нет другого выхода, мы проиграли.
И вид у него был соответствующий. Посеревшее лицо, поникшие плечи. Он, казалось, даже стал дюймов на шесть ниже ростом. И на двадцать лет старше.
— Ты же сам говорил, что «Фэрсистемс» — это все, что осталось после Ричарда. И что в память о нем мы обязаны сохранить компанию, — безжалостно напомнил я.
— Правильно, говорил, — кивнул он. — Только все это оказалось благими, но неосуществимыми намерениями. — Слова отца падали медленно, голос звучал глухо и без всяких интонаций. — Ричард мертв. И нам его не вернуть. «Фэрсистемс» придется продать, ничего с этим не поделаешь. Ни ты, ни я помочь тут ничем не можем.
— А вот можем! — возразил я с такой страстью, что он вздрогнул. — Ричард когда-нибудь рассказывал тебе, как он мечтал, чтобы виртуальная реальность вошла в каждый дом?
— Он только об этом и говорил, — слабо улыбнулся своим воспоминаниям отец.
— А ты знаешь, насколько близко он подошел к этой цели?
— Он постоянно твердил, что очень близко.
— В четырех месяцах работы, вот как! — И я вкратце изложил ему суть проекта «Платформа».
Безусловно, содержание его по-прежнему оставалось строго секретным, однако сейчас я должен был использовать любые возможности, чтобы уломать отца. Он, конечно, профессор, то есть человек не от мира сего, но чертовски умен и проницателен. С ходу схватил смысл сказанного и просчитал последствия и перспективы. Мне показалось, что в глазах у него на миг вспыхнул огонек интереса и надежды, но тут же погас.
— Жаль, что Ричард не дожил до этого дня, — бесцветным голосом проговорил он.
— Но я-то жив, папа, жив! — Я стиснул его ладонь. — Не хочешь сделать это в память о Ричарде, так сделай ради меня. Сейчас для меня в жизни нет ничего важнее этого. Помоги же мне, пожалуйста, прошу тебя!
Он поднял на меня тусклые глаза. В них я увидел и нерешительность, и сомнение, и недоверие к сыну, который не хотел знать его целых десять лет. И еще взгляд его был испытующим и оценивающим. К какому же выводу он пришел?
— Насчет твоей мамы... — начал он.
— Только не сейчас, папа, — взмолился я.
— Именно сейчас, — возразил он неожиданно окрепшим, резким и твердым голосом. — Ты просишь меня кое-что для тебя сделать. И я хочу, чтобы ты тоже кое-что сделал для меня. Выслушай меня. Хочу наконец поговорить о ней. Ты никогда не давал мне ни единого шанса объяснить, что с нами случилось.
Да, в этом он прав. Я откинулся на спинку кресла и, скрестив руки на груди, нехотя приготовился слушать.
— Я любил твою маму. Она была исполнена жизни и страсти, огня и задора. Но сосуществовать с ней было нелегко. Наверное, ты еще не забыл наши с ней ссоры?
Я кивнул. Нет, не забыл. И должен признать, что большинство из них начинала мама. Но она быстро отходила, вновь лучилась теплотой и любовью. Отец же способен был помнить обиду годами.
— Я изо всех сил старался сохранить семью, но у нас ничего не получалось, — продолжал отец. — Потом я встретил Франсис, и мы полюбили друг друга.
Меня это не тронуло. Он бросил мою маму.
— А мама умерла.
— Да, мама умерла. Да, я осознаю свою вину. Да, я понимаю, что причинил зло. Понимал тогда, понимаю сейчас. Но неужели ты не можешь меня простить?
— А почему я должен тебя прощать? — Я сидел, надменно скрестив руки.
Конечно, не раз размышлял над тем, что мне пора его простить, и даже собирался это сделать. Но неизменно отвергал такой соблазн. Простить его значило предать маму, а на подобное я не способен.
Отец в нерешительности прокашлялся, уставившись в свою кружку.
— Мне, думается, следует сказать тебе еще кое-что, Марк, — поколебавшись, выдавил он наконец из себя. — Тебе будет тяжело это слышать, но ты должен знать.
Я молча ждал.
— Твоя мать сама не всегда хранила мне верность...
— Отец! Не смей так говорить! — не сумев сдержать вспыхнувший гнев, оборвал его я.
— Это правда, — грустно качнул он головой.
— Я тебе не верю!
— Мне известны три случая. Однажды она изменила мне с человеком, которого ты знаешь.
— Вот как? И кто же это?
— Уолтер.
— Уолтер Соренсон? Да не смеши меня, папа.
— Мне не до смеха... Это произошло, когда мы жили в Стэнфорде. Тебе было всего два годика.
— Значит, ты думаешь, что у мамы был роман с Соренсоном?
— Я не думаю, я знаю.
— Но вы же с Соренсоном лучшие друзья!
— Да. Сейчас по крайней мере.
— После того, что он с тобой сделал? — Я смотрел на отца в полном смятении.
— Да, мне потребовалось время, много времени, но в конце концов я его простил, — не сразу ответил отец.
В голове у меня царило полное смятение. Как могла моя нежная, моя ласковая, моя самая красивая в мире мама быть неверной женой? Уродом в нашей семье всегда считался отец. И все же я чувствовал, что он говорит правду. Передо мной сидел сникший, сломленный жизнью старик, и я ощутил прилив жалости.
Потом меня охватило чувство вины. Он простил человека, который украл у него жену, а я не могу простить его, моего собственного отца. Но тут начавшая было исчезать обида на него вернулась с новой силой. Он бросил маму умирать, а теперь пытается играть на моих чувствах. Ну нет, ничего не выйдет! Надо уходить. Сию же минуту.
Я отодвинул кружку.
— Это... Мне пора, — промямлил я, избегая встречаться с ним взглядом. — Пока, папа.
Кивнув, я на подкашивающихся ногах направился к выходу из паба.
В воскресенье в одиннадцать пятнадцать утра я встретил Карен в аэропорту Эдинбурга. Я не мог дождаться наступления выходных. Она всего лишь раз приезжала ко мне, и то на похороны Ричарда. Я допустил глупейшую ошибку, не познакомив ее поближе с тем, как мне здесь живется, и сейчас хотел показать ей Керкхейвен и завод в Гленротсе. Старался не вспоминать, что на прошлой неделе подвергся нападению, убеждая себя, что нам с Карен не грозит никакая опасность. Рассказывать ей о ночном происшествии на мосту я, естественно, не собирался, подобный инцидент вряд ли укрепит ее в убеждении, что мне следует оставаться в «Фэрсистемс».
- Предыдущая
- 70/99
- Следующая