Аршин, сын Вершка. Приключения желудя - Петкявичюс Витаутас - Страница 25
- Предыдущая
- 25/38
- Следующая
— А кто же я? — ничего не мог понять заспанный вояка.
— Ты — моя тень, призрак, который в дневное время мне не нужен, поддразнил его Жёлудь. — Солдаты, спрячьте его куда-нибудь в тёмное место до ночи! — приказал он.
— Ложь! Это предательство! Слушать мою команду! — завопил очухавшийся Боб-набоб.
Но часовые выполнили приказ Жёлудя — заперли своего настоящего предводителя в подземелье.
Сыну Дуба так понравилось быть могущественным, всеми почитаемым командиром, что он решил подшутить и над своим приятелем Горошком. Сгибаясь под тяжестью орденов, он направился к его палатке и закричал грубым голосом:
— Эй, заговорщик, отопри!
Думая, что Тур-Боб пронюхал про их заговор, Бегунок схватил со стены старинный пистолет и выпалил в эту движущуюся груду крестов и медалей. К счастью, пистолет был очень старый, с кривым дулом. Пуля только сбила с притворщика шлем, что и разоблачило его.
— Это… это…- ещё больше испугался Горох; ему даже дурно стало.- Это ты?…
— Я, я, а кто же ещё!-распахнул объятия Жёлудь. — Всё вышло гораздо лучше, чем мы с тобой предполагали. Набоб пехотинцев уже сидит в темнице!
— Это прекрасно! Теперь прикажи трубачам трубить конец войны, чтобы мы могли вместе с солдатами весело и без помех вернуться домой.
— А всадники? Надо и для них что-нибудь придумать, — сказал Жёлудь и снова сел что-то писать. На этот раз у него получилось гораздо лучше. После долгих мук творчества он прочёл Гороху такое воззвание:
— Чудесно! — запрыгал Горох. — Восхитительно! Отпечатав несколько тысяч воззваний, друзья принесли их к батарее тяжёлых орудий, набили листовками несколько десятков самых больших снарядов и велели выстрелить в небо. Когда снаряды начали разрываться, на поле брани посыпались тучи листовок. Солдаты читали воззвание, радостно подбрасывали кверху шапки.
Как только прозвучали первые звуки трубы, пехотинцы побросали оружие и через пять минут разбежались кто куда. Вокруг не осталось ни одного солдата. Увидев это, стали понемногу расходиться и всадники. Они ещё не верили трубачам и думали, что это очередной манёвр противника. В самый разгар суматохи и проснулся их повелитель.
— Почему отступаем? — вскричал он. — Где мои брюки? Где мой меч? Мои ордена?!
Услыхав грозный голос командира, всадники стали ещё сильнее нахлёстывать кузнечиков и отступать по всему фронту.
Ничего не понимая, Тур-Боб завернулся в одеяло, вскочил на неосёдланного коня и страшными воплями и руганью кое-как остановил беглецов:
— Ни с места! Либо вы сейчас же найдёте мои штаны, либо я вас, трусы, в порошок сотру! Я вам покажу, где раки зимуют! Я из вас кашу сварю!
Войско, выстроившись, ждало, что будет дальше. День клонился к закату, а Боб-набоб, завёрнутый в одеяло, метался как призрак по полю и всё угрожал:
— Я вас расстреляю! Я из вас масло выжму! Я вас, как ягоды, на былинку нанижу!
Чем больше неистовствовал повелитель всадников, тем меньше верили ему солдаты.
— А где твои погоны? — спросил вдруг кто-то из всадников.
— Это вы скажите — где? Трусы, негодяи, сони! — буйствовал Тур-Боб.
— Это, наверное, какой-то шпион, — решили солдаты и тут же схватили взбешённого командира за шиворот. — Я ваш повелитель! Я ваш господин!
— Очень хорошо, сейчас мы это проверим,- сказали солдаты и велели своему бывшему начальнику оседлать коня.
Тот даже не знал, с чего начать. Тогда кавалеристы дали ему меч и велели наточить. Набоб принялся так яростно крутить точило, что меч оказался весь в зазубринах, точно пила. Третьего задания ему уже не дали. Солдаты содрали с Тур-Боб-набоба одеяло и увидели, что перед ними даже и не Боб, а выродок какой-то.
— Сжальтесь, — умолял он. — Я больше никогда не буду воевать!
Солдаты стали размышлять. А тем временем над их головами разорвалось несколько снарядов, пущенных Жёлудем и Горохом, и посыпался дождь листовок.
— Долой вояк! Долой набоба! — вскричали всадники. От их мощного крика даже земля заколыхалась под ногами.
Не медля больше ни минуты, солдаты подвели голого Тур-Боба к самой большой пушке, заложили в неё сто напёрстков пороха из чёртова табака, посадили своего бывшего главнокомандующего в полый снаряд и выстрелили в сторону Луны. Впервые солдаты от всего сердца прокричали троекратное "ура!". И, счастливые, с песнями отправились домой.
— Айда к пехотинцам! — предложил кто-то.- Вместе по домам разойдёмся.
Загремела, задрожала земля под копытами коней, тысячи голосов распевали весёлую песню, десятки тысяч ног лихо отплясывали весёлый танец. Услыхав этот шум, Жёлудь и Горох вышли навстречу приближающимся всадникам.
— Да здравствует мир! — закричал Жёлудь.
— Ура всадникам! — подхватил Горох. Но не успели они опомниться, как всадники спешились, связали их и погнали к той самой пушке, из которой только что отправили на Луну Тур-Боба.
— Друзья, за что? — бил себя в грудь Жёлудь.
— Долой подлых вояк! — кричали всадники, продолжая своё дело.
Только тут несчастные друзья спохватились: ведь Жёлудь по-прежнему был весь увешан знаками отличия Тур-Боб-набоба и на голове у него красовался шлем из синего чебреца.
— Мы не виноваты, мы только пошутили. Это мы с Горохом написали воззвание к вам!…- ещё пытался что-то доказывать Жёлудь. Всё было напрасно.
На сей раз солдаты заложили в орудийное дуло две сотни напёрстков пороха, затолкали приятелей в полый снаряд и подожгли фитиль.
— Какая неблагодарность! — стонал Жёлудь. ~ Ведь мы с Горохом хотели им только добра!…
Страшный грохот заглушил его причитания, и снаряд взлетел к небесам.
ПО СЛЕДАМ ФАСОЛЬКИ
К счастью, всадники, видимо, погорячились и набили в пушку гораздо больше пороха, чем требовалось. Конечно же, ствол не выдержал такой перегрузки и раскололся пополам. Поэтому и снаряд не умчался на Луну, а отскочил от первого плывшего над землёй облака и повернул обратно.
— Теперь конец! — схватился за голову Жёлудь. Снаряд плюхнулся в какое-то болото, подскочил, ещё раз плюхнулся и врезался в берег.
Очнувшись, приятели стали выглядывать в щели треснувшего снаряда. Вот когда пригодились им ордена и медали Тур-Боб-набоба. Выбрав несколько крестов покрупнее, они стали долбить твёрдую как камень оболочку бамбукового снаряда. И чем шире становилось отверстие, тем больше неистовствовал Жёлудь:
— Я им покажу! Я им не прощу!
Работали день, работали два. Вот прошла уже половина третьего дня, а приятели ещё маковой росинки во рту не держали. Сын Дуба окончательно выбился из сил, а Бегунок молчал и всё долбил и долбил. — Ты что молчишь? — не выдержал Жёлудь. — Я ведь не разгуливал в мундире набоба, чтобы ни с того ни с сего ругаться на чём свет стоит, — отрезал Горох и снова занялся своим делом, не обращая внимания на Жёлудя.
— Дай мне пощёчину-только не молчи,-не отставал тот.
— Ох, если бы это помогло, — вздохнул его зе-ленощёкий товарищ.
Когда отверстие стало достаточно широким, Горох первым вылез наружу и с трудом вытащил Жёлудя из тесного снаряда, чуть не ставшего для них могилой.
Выбравшись наружу, друзья увидели, что застряли в мшистой кочке, а вокруг раскинулось непроходимое заболоченное озеро.
— Ну, кому ты будешь мстить? — спросил Горох у Жёлудя.
Приятель пристыжённо опустил голову.
— Видишь, как нам пришлось поплатиться за твою неосторожность? — словно наждачной бумагой продолжал Бегунок счищать со своего приятеля ржавчину чванства и бахвальства. — Договорились, как люди, а ты, едва переоделся Тур-Бобом, тут же и голову потерял.
— Я не мог иначе.
Горох нашёл несколько оброненных птицами сухих ягодок и подал Жёлудю:
- Предыдущая
- 25/38
- Следующая