21 интервью - Минчин Александр - Страница 9
- Предыдущая
- 9/27
- Следующая
Минчин: Но вкус у нее есть?..
Бродский: Я предполагаю, что да.
Минчин: Поэтам все же не чужда «презренная» проза, ею пользовались и Цветаева, и Мандельштам, как вы к этому относитесь?
Бродский: Спокойно. Остались они все-таки известны как поэты.
Минчин: А «Доктор Живаго» вам нравится?
Бродский: Нет, совершенно, очень слабая, распадающаяся вещь, проза поэта. Стишки там сильные!
Минчин: Но именно за него ему дали Премию.
Бродский: Это еще ни о чем не говорит. Как раз наоборот.
Минчин: Вы думаете, в будущем они дадут вам Нобелевскую премию?
Бродский: Ответьте сами себе на этот вопрос.
Минчин: Они пропустили многих гениальных людей: Набокова, Платонова, Мандельштама, Булгакова, Цветаеву. Слава Богу, хоть Бунина при жизни не пропустили.
Бродский: Согласен.
Минчин: Хотя поэзия у него, да и первый том – крестьянской прозы…
Бродский: Стишки у него слабенькие. С прозой дела были лучше.
Минчин: Кто из прозаиков в XX веке?
Бродский: Платонов – гениальный прозаик.
Минчин: Абсолютно гениальный стиль, думаю, лучший стилист в нашей литературе.
Бродский: У Булгакова есть неплохие вещицы. Бунин мне нравится.
Минчин: А Набоков?
Бродский: И да и нет, это нелегкий вопрос, и вообще я устал, хватит на сегодня, а?
(И только тут я замечаю, что его ноги в грязных сапогах лежат на двухтомнике Ахматовой, один том в мягкой обложке, другой – в твердой, брошенные на стол.)
Семинар Бродского. Поэзия XX века. Мичиганский университет. Аспирантский факультет.
Идет долгий и нудный разбор стихотворения Ахматовой «Подражание армянскому». В произведении две строфы, которые мы разбираем 90 минут построчно. Что она имела в виду, что она хотела, почему не сказала. О поэзии XX века из уст самого Бродского (и его интерпретации ее поэзии) никто ничего не узнал. Разочарование.
Следующее занятие. Идет долгий и нудный разбор еще одного произведения Ахматовой. Потом Цветаевой – «Попытка ревности».
Наконец, в конце семестра на одном из последних занятий аспиранты упросили дать список имен – кого же, он считает, следует читать в XX веке.
Бродский: Меня удивляет, что вас это интересует. Прежде всего следует читать:..
И он перечисляет имен 20 из английской, американской, французской, ирландской, шотландской поэзии. Потом, разгорячившись, переходит к античности. Вдруг замечает:
Бродский: Саша, а вы почему не пишете – вы читали и знаете Вергилия?
Минчин: Да.
Бродский: Это правда?! (Очень удивлен.)
(Так как Бродский никогда не учился в вузе и не окончил даже десятилетки, то, естественно, он не знал, что в институте на филфаке преподают как Вергилия, так и всю римскую и греческую литературу, по которым на 1-м курсе уже надо сдавать экзамен. Не говоря уже о том, что строфы из Вергилия мы учили по-латыни.)
Минчин: Вам рассказать «Буколики» или «Георгики»?
Бродский: Нет, не стоит. (Остальным: Саша имеет в виду два наиболее известных произведения поэта Вергилия.) Да, кстати, что поэзия как таковая существует задолго до возникновения прозы, я надеюсь, всем известно?..
Минчин: Ваше отношение к эмиграции?
Бродский: Не положительное. Здесь я общаюсь с людьми, с которыми дома даже и разговаривать бы не стал.
Минчин: А американцы?
Бродский: Американцы – ничего, с ними гораздо легче и приятней. Из всех приобретений здесь русских – только Миша Барышников, уникум, невероятно интересный человек, стихов знает не меньше, чем я.
Минчин: Кем вы себя чувствуете здесь; вы довольно хорошо ассимилировались?
Бродский: Изгоем. Да и там я себя чувствовал изгоем. Думаю, что я везде и всегда буду чувствовать себя изгоем.
Минчин: Вы тоскуете по своему сыну, живущему в Ленинграде? Знает ли он, кто его отец?
Бродский: Не думаю, что вас это касается.
Минчин: Можете звать меня на «ты», я ведь еще…
Бродский: Я знаю, что я могу (произносится подчеркнутое «ч», а не «ш»), но – не хочу.
Минчин: Где вы научились такому глубокому английскому?
Бродский: Я вообще считаю, что два языка – это норма. С рождения. Так и было в России, если помните. До того.
Минчин: Вы действительно принадлежали к кружку Ахматовой?
Бродский: Это не был кружок. Скажем, я был близок к ней в ее окружении.
Минчин: Вам в самом деле нравится ее поэзия?
Бродский: Да, нравится, даже очень.
Минчин: Я совершенно не понимаю (не воспринимаю) ее поэзию.
Бродский: Ничем помочь не могу – читайте букварь, он легче понимается. На лекциях я пытаюсь это разбирать, но вам, кажется, скучно и неинтересно.
Минчин: Не только мне, всем… Мы ожидали совсем другого от…
Бродский: Это меня мало волнует, кто что ожидал.
Минчин: Жаль… Кого из западных поэтов вы цените превыше всего?
Бродский: Из американцев мои любимые, а значит, и самые сильные – Роберт Фрост и Эмили Диккинсон. У англичан меня восхищает Оден, также Йетс и Элиот. Надеюсь, слышали о таких?
Минчин: Что вы! «Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж…»
Бродский: Что вы? я не понял?
Минчин: Чисто нервное – детская шутка.
Бродский: Я не знал, что у вас с нервами не в порядке?
Минчин: При всем моем уважении…
Бродский: Ну, ну, дальше…
Минчин: Вы не замечали, что вы умеете давить на нервы… собеседнику?
Бродский: Вы – собеседник?
Минчин: А, да, простите…
Бродский: Ну, добеседуем в следующий раз. Да?
(Хотя во второй половине творчества проза ему удавалась лучше, чем поэзия.)
Минчин: Карл мне сказал, что он опубликовал Лимонова под большим нажимом от вас.
Бродский: Не только моим.
Минчин: Вам действительно нравится, что он пишет, его поэзия?
Бродский: Не в том дело. Сам он – эдакий современный Смердяков. Да? Вам не кажется?
Минчин: Зачем же тогда?
Бродский: Алогичность поступков иногда бывает логична.
Минчин: Но к Достоевскому у вас никаких претензий нет?
Бродский: Я не понял вопроса – у меня ни к кому претензий нет, кроме как… впрочем, ладно.
Минчин: Он вам нравится как писатель?
Бродский: Это гораздо более сложный вопрос, чем примитивное «нравится» или «не нравится». Достоевский с его канцеляризмами, с его канцелярским языком. Позднее – да, нравился, но кое-чего он вначале не умел, потом, правда, научился. Например, писать «скандалы» среди его героев.
Минчин: Кстати, зоологический антисемит был. Да и вообще «расоненавистник» – сосчитали, что он ненавидел 56 национальностей.
Бродский: Но мы его любим «не только за это…» Кстати, совершенно чудовищный лгун был. Наверно, каждый романист должен им чуть-чуть быть. Хотя в тех условиях, в какие писатель поставлен обществом, – удивляюсь еще, что он не крадет и не убивает.
Минчин: Набоков считал и называл его «шаманом», а не писателем не очень лестно. А как вы относитесь к поэзии Набокова?
Бродский: Плохо. Очень посредственная, второсортная поэзия. Как поэт он не состоялся, зато как прозаик он интересен. Но и проза его манипулятивна, эдакий холодный Актер, всегда за маской, из-за нее не показывается.
Минчин: На ваше отношение к нему ничто не повлияло?
Бродский: Нет, абсолютно. А что, должно было?
- Предыдущая
- 9/27
- Следующая