Беглецы. Восстание на золотых приисках (с илл.) - Линдсей Джек - Страница 15

• Предыдущая
• 15/69
• Следующая

Председатель колебался. Ему хотелось отказать, но он недоумевал, как это сделать. Перед ним был грубый рубака — и вид у него был такой, и речи такие. Но солдаты часто бывают очень грубыми и ни с чем не считаются. Конечно, в чрезвычайных обстоятельствах все должны прийти на помощь государству, но ведь мятежники теперь разгромлены. Почему же военным дано право по их усмотрению распоряжаться частной собственностью граждан?

— Похоже на то, что у нас нет ни одного свободного корабля, который мог бы выйти в море, — сказал он, напуская на себя важный вид.

Члены совета поддержали его сочувственным гулом. Они не желали соглашаться на требование предоставить корабль. Несколько месяцев тому назад, когда ими еще владел страх перед восставшими, они бы сразу согласились. Но сейчас у них было совсем не то настроение.

Феликс только отмахнулся от председателя и членов совета.

— Не ваша это забота, — повторил он. — Все равно должно быть по-моему. Зовут меня Марк Юлий Фронтин. Я — трибун десятого легиона.

Ему нравилось повторять свое выдуманное имя, и он даже причмокнул.

— Я не привык, чтобы мне говорили «нет». Я делаю, что хочу, беру, что мне понравится, а по счету может платить кто угодно, кроме меня.

Члены совета растерянно поежились в своих креслах. Что-то уж очень невежливо разговаривает этот военный трибун. Но они настолько привыкли к наглому высокомерию римских сенаторов, что им даже в голову не пришло заподозрить Феликса в обман? Все же их несколько смутила его грубая речь. Римский аристократ вполне мог думать, как Феликс, однако, не стал бы высказываться так откровенно, как он. Но, может быть, — думали они, — этот надменный трибун очень долго прослужил в чужих странах и приобрел грубые провинциальные замашки. Он словно не соображал, что разговаривает со свободными гражданами. Но каковы бы ни были причины подобного поведения, вел он себя весьма неприятно. И члены совета беспокойно ерзали на своих местах.

Один из них, уловив взгляд председателя, встал и заговорил:

— Благородные отцы города Сириса, вы хорошо знаете, что в гавани сейчас нет ни одного корабля с полной командой или заслуживающим доверия кормчим. Может быть, через месяц или два…

Феликс потряс кулаком под самым носом говорившего:

— Молчать!

Тот, пораженный, опустился на свое место, а Феликс спокойно продолжал:

— Не бойтесь. Я человек добродушный, только не надо мне перечить. В таких случаях я сперва, действую, а уж потом думаю, но до сих пор именно я-то и оставался в живых. Только вот глаза не уберег. Он мне приказал долго жить.

И он разразился громким хохотом, а затем опять оглядел собравшихся,

— Может, кто еще что-нибудь скажет? Видно, никто. Давайте будем опять друзьями. Велите принести вина… Впрочем, сейчас не до того. Документы-то у вас готовы?

Председатель снова поднялся со своего места, мрачно пыхтя. Но прежде, чем он успел раскрыть рот, вошел Марон в сопровождении мнимого центуриона, одетого в посеребренные доспехи, с виноградной лозой в руках.

— Корабль мы нашли, — доложил он Феликсу. — Его только что разгрузили и собрались вновь нагружать тюками с шерстью. Большинство матросов еще не сошло на берег, так что мы велели им оставаться на корабле.

— Отлично, — закричал Феликс, с веселой усмешкой обращаясь к собранию, — корабль мы достали. Сами видите, что я был прав, когда говорил, что вам беспокоиться нечего. Если вы дадите мне что-нибудь подписать, я подпишу. Если нет, мы отчалим и так.

— Но корабль нам нужен, — протестовал председатель. — Не позднее, чем послезавтра, мы обязались отправить его из гавани с грузам шерсти и кож. Наши деньги пропадут.

— А вы укажите это в своей петиции сенату, — ехидно возразил Феликс.

— Матросов нет, — твердил свое председатель.

— Есть, есть, — ответил Феликс. — Мои люди об этом уже позаботились.

Члены совета так и не знали, что им предпринять. Они молча уставились на Феликса.

— Вы исполняете свой долг перед государством, — напыщенно заявил он, повторяя одну из фраз, которую сочинил вместе с Бренном. — Вы должны этому радоваться. А если вы не рады, я доложу сенату, что вы — шайка, сочувствующая мятежникам, и что на вас надо наложить основательную денежную пеню.

— Этот корабль — мой, — сказал, поднимаясь с места, один из членов совета. — Я не хочу, чтобы его забирали…

— Ты не хочешь? — многозначительно, протянул Феликс. — Ладно. Попробуй нам помешать.

Он взглянул на председателя:

— А разве тебе не нужно, чтобы я подписал документ?

— Да, да, — сказал председатель, стараясь хоть что-нибудь извлечь из этой неприятной истории. Он сделал знак своему помощнику, писцу, который ушел в боковое помещение и стал спешно составлять документ.

— Ну, вот и хорошо, — произнес Феликс, снова заулыбавшись. — Я так и знал, что вы образумитесь, если вам дать время подумать… Я ведь никогда не сержусь, если только люди не начинают дурить. Город у вас славный. Как-нибудь я еще приеду и получше с ним ознакомлюсь. Тогда мы с вами выпьем. Не забудьте моего имени — Марк Юлий Фронтин.

— Ты не в родстве с Фронтином, который управлял Сардинией? — спросил один из присутствующих.

— Я знал его много лет, — ответил Феликс. — По правде сказать, это же мой брат. Хороший парень. Вроде меня.

— Но ведь он уже умер.

— Что поделаешь? — сказал Феликс, подмигнув единственным глазом. — Все мы когда-нибудь помрем, Он умер у меня на руках.

Теперь Бренн стал опасаться, чтобы насмешки Феликса над членами совета не выдали его.

— Я слышал, что он умер от какой-то внутренней болезни, — сказал собеседник Феликса с некоторым сомнением в голосе.

— Правильно, — подхватил Феликс, который не мог отказать себе в удовольствии подурачить спесивых «отцов города».

— У него был коклюш, осложненный расстройством желудка. Он всегда ужасно много ел, и врачи сказали, что доконала его спаржа.

Члены совета удивленно глядели на него, чувствуя в его речах явную странность, но не отдавая себе отчета, в чем тут дело. Для них было ясно, что он из простонародья: ни один римлянин хорошего происхождения не стал бы разговаривать так, как он. С другой стороны, думали они, он мог быть и из хорошей семьи, но опустился, спутался с чернью и привык к грубому обращению. Несомненно, за последний год сенату и консулам пришлось назначить на командные посты много таких людей, которые в обычное время до них не допускались.

Наконец вернулся писец со своими дощечками. Феликс посмотрел на написанное, делая вид, что читает, затем, взяв стиль, он нацарапал на воске свое мнимое имя, Но от излишнего рвения перепутал порядок слов, и у него получилось: «Десятого Марк легиона Юлий Трибун Фронтин».

После этого он протянул таблички председателю. Тот нахмурился, увидев столь странную надпись. Однако ошибка, которая, казалось, могла подвести Феликса, в конце концов помогла ему. Ибо в ней советники нашли то объяснение его непонятного поведения, которое они искали. Прочитав перепутанные слова, председатель решил, что трибун, очевидно, пьян.

Он шепнул это объяснение ближайшему к нему советнику, который передал его соседу, и в один миг оно обошло весь совет. Конечно, этот человек пьян, Они почувствовали некоторое удовлетворение: наконец им стало понятно, в чем дело, и потому совершенно отказались от мысли устроить Феликсу перекрестный допрос. Теперь самое лучшее было бы скорей от него избавиться. Печально, разумеется, что они не в силах помешать ему забрать корабль, но что же делать!

— Ну, теперь вы все довольны? — вызывающе спросил Феликс.

— Да, да, — запыхтел председатель.

— Хорошо, — сказал Феликс. — Итак, счастливо оставаться. На прощанье дам вам один совет. Не пейте неразбавленного вина после того, как поедите устриц. Видите, что случилось с моим братом, а он управлял Сардинией. Я ухожу, а если вы хотите, чтобы я взял вашу петицию, пришлите мне ее на корабль, да в придачу к ней бочонок лучшего вина.

• Предыдущая
• 15/69
• Следующая