Свободное падение - Миллер Лорен - Страница 47

• Предыдущая
• 47/91
• Следующая

Я вчитывалась в резюме статьи: «Синдром перезрелости плода наблюдается в тех случаях, когда плод остается в матке сверх установленного срока, что неизбежно приводит к существенным ограничениям его роста».

Я понимала каждое слово, но только не их общий смысл. Мои родители поженились одиннадцатого июня. Я родилась ровно через тридцать шесть недель, на месяц раньше положенного срока. Во рту появился противный кисло-соленый привкус. Я снова вызвала снимок страницы и принялась искать данные по сроку маминой беременности. Ничего.

Затем мой взгляд упал на превьюшку УЗИ-снимка, сделанного, когда маму привезли в клинику. Я увеличила снимок… У меня перехватило дыхание.

GA: 43н6д

В девятом классе я факультативно изучала курс анатомии. Целая глава учебника была посвящена беременности и внутриутробному развитию плода. Материал иллюстрировался УЗИ-снимками, вроде маминого, и потому я хорошо знала значение всех аббревиатур. CRL обозначал копчиково-теменной размер зародыша. АВО относился к группам крови, а GA – к сроку беременности. Если на день, когда был сделан мамин УЗИ-снимок, срок ее беременности составлял сорок три недели и шесть дней, родители никак не могли меня зачать в свою первую брачную ночь. К моменту их свадьбы мама уже была беременна и срок беременности равнялся семи неделям.

Не поддавайся обману, – советовал мне голос.

Я вдруг вспомнила верхнюю строчку в списке угроз моей SWOT-матрицы: «Знание ее группы крови».

Сведение о группе крови я нашла на полях УЗИ-снимка:

АВО матери: А+

АВО плода: АВ+

Группа крови является наследственной. Это я тоже узнала из факультативного курса анатомии человека. Если известна группа крови ребенка и одного из родителей, легко узнать группу крови другого родителя. Но я всегда знала, что у моего отца группа крови А+, такая же, как у мамы. Он был донором, регулярно сдавал кровь, и группа крови была проставлена на его донорской карточке. Эту карточку отец постоянно носил с собой. Когда у обоих родителей кровь группы А с положительным резусом, их ребенок родится или с кровью группы А, или у него будет кровь группы О. Согласно данным на УЗИ-снимке, у меня была совсем другая группа. Значит…

Значит, мой отец – вовсе не мой отец. И никак не мог им быть.

Я выключила экран. О таких вещах лучше думать в темноте. Но темнота в комнате не была полной. Из щели между жалюзи и подоконником пробивался свет дворового фонаря. На выключенном экране планшетника отражалось мое лицо с белками глаз. Мой отец – вовсе не мой отец. Мне такое даже в голову не могло прийти. Все мои шестнадцать с половиной лет. Даже на уровне какой-нибудь дурацкой шутки. Но сейчас, когда я сидела на постели и пыталась свыкнуться с неожиданным открытием, меня пронзило странное ощущение. Мне вдруг показалось, что я всегда это знала. Более того, теперь мне казалось странным, как я раньше не поняла столь простой вещи. У нас не было ни внешнего сходства, ни сходства в чертах характера. «Я целиком пошла в маму», – привычно повторяла я, но это никоим образом не объясняло, почему у меня темные волосы и синие глаза. Ни у кого из родителей не было ямочки на подбородке, а у меня была.

В груди у меня все пылало, словно туда бросили факел. Бедный мой отец! Теперь я понимала все мамины манипуляции со сроком беременности. Отец должен был верить, что я его ребенок. А иначе у него возникли бы сомнения.

Я снова прошла в ванную, опустила голову на прохладный столик. Стало чуточку легче. Кем же был мой настоящий отец? Знал ли он о моем существовании? Или мама соврала и ему?

В седьмом часу утра мой унисмарт принял сообщение. До этого я несколько часов просидела в темноте, так и не задремав. Мои мысли напоминали теннисные мячи, которые тренировочная машина неутомимо возвращает игроку. Пока я думала, мои чувства молчали, и я совсем не хотела, чтобы они заговорили.

Пришла эсэмэска со скрытого номера. К ней было прицеплено вложение. Очередная задачка от тайного общества. Но эта не была словесной.

Решение показалось мне простым и даже банальным. Пять линий. Ими я смогу соединить все точки. Но разве общество стало бы присылать мне простенькую загадку? Все прежние были куда труднее этой. Я перебрала в мозгу несколько вариантов соединения. Пять линий. Меньше у меня не получалось.

Неужели у тебя нет глаз, чтобы видеть?

Мое тело напряглось, но не от того, что я услышала голос. Его слова были совершенно бесполезными. Я начинала злиться.

– Что я должна увидеть глазами? – прокричала я дисплею, когда таймер повел отсчет второй минуты.

И вдруг, словно из ниоткуда, я увидела решение. Можно называть это вспышкой озарения. Дело не в названии. Я действительно увидела, как надо решить присланную задачу. До сих пор я не выходила за границы точек. Стоило продолжить линии чуть дальше, и тогда для соединения точек хватит четырех линий!

За двадцать секунд до конца отведенного мне времени я набрала четверку и ударила по кнопке отправки. Потом затаила дыхание, ожидая ответа.

Зажав в руке унисмарт, я закрыла глаза и погрузилась в туман. Уснула и спала без сновидений.

Завтрак я проспала и едва не опоздала на практикум, который был у нас с утра. Я думала, что пара часов сна прибавит мне сил. Увы, проснулась я в том же состоянии, с дрожью и ломотой во всем теле. К счастью, Херши либо так и не возвращалась, либо ушла, не разбудив меня. Мне не хотелось ее видеть. И так навалилась куча всего, с чем разбираться и разбираться.

Сегодня мы работали в командах, что тоже было мне на руку. Индивидуальный практикум я бы точно провалила. В голове пульсировала тупая боль. От воспаленных глазниц шел жар. Мысли крутились по дьявольскому кругу, повторяясь снова и снова: «Мой отец – вовсе мне не отец! Мой отец – вовсе мне не отец!»

– Рори, ты не могла бы задержаться после занятий? – вдруг спросила меня доктор Тарсус.

Что за игра в выбор? Как будто я могла отказаться!

– Конечно, – ответила я и подошла к ее столу.

Дождавшись, пока остальные покинут класс, доктор Тарсус сказала:

– Ненавижу сообщать дурные новости, – начала она, когда мы остались одни. – Но я твой куратор, и будет лучше, если я первая сообщу тебе об этом. – Она впилась в меня своими черными глазами. – Херши Клементс более не является нашей ученицей.

– Почему? – на автомате спросила я.

Тарсус следила за каждым моим движением:

– Сегодня утром ее поместили в нашу клинику для психиатрического освидетельствования. Врачи, осматривавшие Херши, рекомендуют исключить ее из Тэдема по состоянию здоровья.

– О чем вы говорите? Херши совершенно здорова. Когда она успела заболеть?

Тарсус поджала губы:

– Рори, я не имею права разглашать подробности. Скажу лишь в общих чертах. Скорее всего, наша интенсивная учебная программа привела ее… в некоторое замешательство.

Если бы Тарсус назвала иную причину: депрессию, агрессию, истеричность – я бы, может, и поверила ей. А тут… Что это за «некоторое замешательство»?

– Можешь мне верить: мы всегда стремимся действовать в интересах как самого ученика, так и всех остальных учеников. Стало быть, и в твоих тоже. В данной ситуации исключение Херши – это наилучшее решение. И из уважения к ней я прошу тебя никому не рассказывать о нашем разговоре.

«Можешь мне верить». Так я тебе и поверила! Ни за что!

– Где Херши сейчас? Я хочу поговорить с ней.

– Настоятельно тебе рекомендую заниматься исключительно тем, ради чего ты сюда приехала. Учебой. И не забывать о своем здоровье. А о здоровье Херши есть кому позаботиться.

• Предыдущая
• 47/91
• Следующая