Сказки и легенды Португалии - Автор неизвестен - Страница 11

• Предыдущая
• 11/61
• Следующая

Советники хотели было разгневаться, да тут пожаловал сам король и сказал, что если угодно им во дворец одетыми явиться, пусть раскошеливаются на доброе приданое для дочек старого крестьянина.

Бедняк, подойдя к элегантно одетому сеньору и указав на его воротник, сказал:

— Разрешите, я сниму блоху?

Тот согласился. А убедившись, что то действительно была блоха, полез в карман и, достав пинто 7, протянул бедняку в знак благодарности.

Другой бедняк, невольно ставший свидетелем этого, подумал: если он дал пинто за то, что у него сняли блоху, сколько же он даст, если у него снимут вошь?

Подошел он к элегантно одетому сеньору и сказал:

— Разрешите, я сниму вошь?

И действительно снял вошь. Сеньор ничего не дал ему. Больше того — оттолкнул.

— Как же так, сеньор? Вы дали пинто за то, что у вас с воротника сняли блоху, и ни гроша не даете за то, что у вас с камзола сняли вошь?

— Именно так. И знайте наперед, — ответил сеньор, — блохи от собак, а вши от фидалго 8.

И он пошел прочь теперь уже совершенно уверенный в своем благородном происхождении.

Жил-был женатый человек, очень страдавший от дурного нрава своей жены. Истинная гадюка была — злая, ядовитая. И дочь уродилась ничем не лучше матери — вредная, не приведи господь. Молодые парни хорошо знали ее характер, и никто не отваживался просить ее руки.

И вдруг один очень рассудительный молодой человек как раз с такой просьбой и пожаловал.

— О друг, — ответил отец, — не знаешь, видать, чего просишь. Ведь моя дочь — настоящая злыдня! Нет, не хочу тебе несчастья в жизни, поэтому нету моего согласия.

— Но я люблю вашу дочь и уверен, что заживем мы с ней душа в душу, — ответил тот.

— Ну смотри, дело твое, женись, только я умываю руки.

Тут они, не откладывая, в тот же день и свадьбу сыграли. Сыграли, и ушла молодая жить в дом мужа. И вот в первую ночь легли молодые спать, а свеча гореть осталась. Молодой-то нарочно ее оставил. Оставил, а когда лег в постель, сказал, обращаясь к свече:

— А ну, погасни! Слышь, что ли, тебе говорят, погасни!

Ну, а так как свет не гас, молодой взял и выстрелил из пистолета, и не промахнулся, — вдребезги разбил подсвечник. Тут свет и погас.

— Вот так-то, нечего упрямиться, коли тебе говорят, — сказал молодой довольно громко, чтобы жена слышала.

На следующий день отправился он в поле, а когда вернулся, то не прикрыл за собой дверь. Сел он рядом с женой и крикнул, обращаясь к двери:

— А ну закройся, тебе говорят, закройся!

Ну, а так как дверь не закрывалась, он схватил тесак и расколол ее пополам.

— Вот так-то, нечего упрямиться, коли тебе говорят.

Жена, как и в первый раз, промолчала, но про себя подумала: «Мужу лучше не перечить».

Как-то, сев вдвоем верхом на ослицу, отправились они навестить родителей молодой. Подъехали к реке, и стал тут молодой заставлять ослицу перейти реку вброд в самом опасном месте. Испугалась ослица, заупрямилась. Тут молодой выхватил пистолет и застрелил ее. Снял сбрую, надел ее на жену и сказал:

— А ну пошли обратно домой, за кобылой.

Пришли, оседлали лошадь и снова двинулись в путь. Увидев издали зятя с дочкой, возрадовались отец и мать. А когда они приехали, отец, оставшись наедине с зятем, улучил минутку и спросил, как же ведет себя их дочь.

— Хорошо, очень хорошо, — ответил тот. И мать, едва оставшись с дочкой наедине, тоже не преминула спросить, как обращается с ней ее муженек.

— Хорошо, очень хорошо, мама, — ответила она.

И только, когда была абсолютно уверена, что их не услышат, сказала:

— Правда, он разбил подсвечник, расколол дверь и убил ослицу, но мое уважение он завоевал. У меня все прекрасно с моим мужем.

Так узнала мать, каким образом зять заставил ее дочь уважать себя, а отец — как зять сумел завоевать уважение своей жены.

Погостили-погостили у стариков молодые и уехали. Уехали, а старика в раздумье оставили. Думал он, думал и решил воспользоваться опытом зятя. Решил и откладывать не стал. В первую же ночь, как уехали молодые, хоть и трудно было, но уломал он жену лечь спать первой. Ну, а сам, ложась, оставил свечу горящей. Увидела жена оставленную горящей свечу, вспомнила рассказ дочери и принялась орать:

— Ах ты тупица! Ах болван! Не знаешь, что ли, что старую ослицу уже ничто не заставит иноходью бежать?! Хочешь пульнуть в подсвечник? Валяй, валяй. Уж покажу я тогда тебе, где раки зимуют!

Так и пришлось старику доживать свой век, как с молодости начал.

У одного мужика было столько детей, что все в округе доводились ему кумовьями. А жена, как на грех, опять родила. Как тут быть? И пошел он куда глаза глядят — авось удастся кого-нибудь позвать в кумовья.

Повезло мужику. Повстречался ему нищий. Мужик спрашивает:

— Не пойдешь ли ко мне в кумовья?

— Пойду, — отвечает нищий, — только знаешь ли ты, кто я?

— А по мне все равно, кто ты, лишь бы крестным сынишке был.

— Так знай, я бог.

— Нет, ты мне не подходишь, ты одних богатыми делаешь, а других — бедными.

Пошел мужик дальше, видит — нищенка, он к ней:

— Не пойдешь ли ко мне кумой?

— Пойду, — отвечает она, — но знаешь ли ты, кто я?

— Нет, не знаю.

— Так знай, я Смерть.

— Вот ты-то мне подходишь, потому что для тебя все равны.

Отпраздновали крестины. Смерть и говорит мужику:

— За то, что ты меня выбрал кумой, я тебя озолочу. Ты заделаешься врачом и будешь лечить больных. Но, чур, уговор: когда войдешь к хворому и увидишь — я стою у него в изголовье, — значит, он мой. Тут ты не берись лечить. А если я стою в ногах больного, он — твой. Только смотри не вздумай ослушаться меня и начать пользовать тех, у кого я буду стоять в изголовье, а то за тобой явлюсь.

На том и порешили. Мужик стал по домам ходить, больных лечить. Коли видел у изголовья постели больного свою кумушку Смерть, лечить отказывался, а если Смерть в ногах стояла, прописывал все, что на ум взбредет. И пошла повсюду молва о чудо-лекаре, и разбогател мужик невероятно! Но вот позвали его однажды в дом к очень богатому больному. Пришел мужик, а Смерть в изголовье стоит. Стал он отказываться. А ему горы золотые сулят, только бы от смерти спас.

— Ладно, спасу, — сказал мужик. Схватил больного и переложил его ногами в изголовье. Богач-то и выздоровел.

Идет мужик домой, и вдруг Смерть перед ним.

— Я за тобой, нарушил наш уговор.

— Подожди малость, дозволь напоследок помолиться, «Отче наш» прочитать.

— Молись, подожду.

Однако мужик себе на уме был. Он и не думал молиться. А Смерть же, верная своему слову, ушла.

Но вот как-то шел мужик — глядь, а на дороге Смерть лежит, похоже мертвая. Вспомнил он тут, сколько она ему добра сделала, и промолвил:

— Ах ты, моя дорогая кумушка, померла, дай я хоть «Отче наш» прочту за твою душеньку.

Кончил мужик молиться, Смерть вскочила и говорит:

— Ну, прочитал «Отче наш», теперь пойдем со мной.

Хитер был мужик, да Смерть хитрее оказалась, вот так-то.

Один дворянин, женатый на красивой и знатной даме, вынужден был отлучиться из дому. Опасаясь, как бы в его отсутствие не случилось какой беды, он взял с жены слово всякий раз и на все отвечать только «нет», надеясь таким образом оградить свою супругу от посягательств пажей и искателей приключений, которые могли бы вдруг оказаться поблизости. Но он задержался при дворе, и надолго, а жена, соскучившись в одиночестве и не имея другого развлечения, стала проводить вечера, стоя на башне и глядя вдаль. Однажды мимо замка проходил какой-то кабальеро. Учтивым поклоном он приветствовал даму, а увидев ее красоту, тут же влюбился, да так страстно, что не мог сдержаться и заговорил с ней:

• Предыдущая
• 11/61
• Следующая