Время жить и время умирать - Ремарк Эрих Мария - Страница 55

• Предыдущая
• 55/78
• Следующая

— Подойдите-ка со мной к фонарю. Читайте, вот. Видите подписи моих свидетелей? И число? Сегодняшнее. Вопросы есть?

Эсэсовец уставился на документы. Обершарфюрер заглядывал через его плечо.

— Да, это подпись Гильдебрандта, — подтвердил он. — Я ее знаю. Но вы все-таки не имеете права ходить здесь. Это запрещено. Ничего не поделаешь. Очень жаль, что брошка пропала.

Элизабет уже прошла до конца шеренги.

— Мне тоже, — ответил Гребер. — Мы, конечно, не будем больше искать, раз это запрещено. Приказ есть приказ.

Он двинулся вперед, желая догнать Элизабет. Но обершарфюрер не отставал от него.

— Может быть, мы еще найдем вашу брошку. Куда ее послать?

— Гильдебрандту, это будет проще всего.

— Хорошо, — сказал обершарфюрер с уважением. — А вы ничего не нашли? — спросил он Элизабет.

Она с недоумением посмотрела на него, будто только что проснулась.

— Я рассказал обершарфюреру про брошку, которую мы здесь потеряли, — быстро сказал Гребер. — Если ее найдут, то доставят Гильдебрандту.

— Спасибо, — удивленно сказала Элизабет.

Обершарфюрер посмотрел ей в лицо и кивнул.

— Положитесь на нас! Мы, эсэсовцы, истинные рыцари.

Элизабет взглянула на заключенных. Обершарфюрер перехватил ее взгляд.

— Если кто-нибудь из этих негодяев посмел ее припрятать, все равно найдем, — галантно заверил он Элизабет. — Будем допытываться, пока из них дух вон…

Элизабет вздрогнула.

— Я не уверена, что потеряла ее именно здесь. Может быть, и в лесу. Я даже думаю, что скорее всего там.

Обершарфюрер ухмыльнулся. Она покраснела.

— Да, скорее всего в лесу, — повторила она.

Обершарфюрер ухмыльнулся еще шире.

— За лес мы не отвечаем.

Гребер стоял так близко к одному согнувшемуся заключенному, что увидел совсем рядом его костлявый череп. Он сунул руку в карман, достал пачку сигарет и, отвернувшись, уронил ее к ногам заключенного.

— Большое спасибо, — сказал он обершарфюреру. — Завтра мы поищем в лесу. Возможно, мы ее там потеряли.

— Не стоит благодарности. Хайль Гитлер! Сердечно поздравляю с законным браком!

— Спасибо.

Они молча шли рядом, пока заключенные совершенно не скрылись из виду. В прояснившемся небе, точно стая фламинго, плыли перламутровые и розовые облака.

— Зря я это сделала, — сказала Элизабет. — Я знаю.

— Ничего. Так уж человек устроен. Не успеет избавиться от одной опасности, как опять готов рисковать.

Она кивнула.

— Ты спас нас этой брошкой. И Гильдебрандтом. Ты в самом деле мастер врать.

— Это единственное, — сказал Гребер, — чему за последние десять лет мы научились в совершенстве. А теперь пошли домой. Наконец-то у меня есть абсолютное, подкрепленное документом право поселиться в твоей квартире. Место в казарме я потерял, а днем ушел и от Альфонса; теперь я, наконец, хочу домой. Хочу с комфортом нежиться в постели, когда ты завтра утром будешь спешить на фабрику, чтобы заработать для семьи кусок хлеба.

— Мне завтра не надо на фабрику. У меня отпуск на два дня.

— И об этом ты говоришь мне только сейчас?

— Я даже хотела сказать завтра утром.

Гребер покачал головой.

— Пожалуйста, без сюрпризов! У нас нет времени на это. Мы должны пользоваться каждой минуткой и быть счастливы. Вот и начнем сейчас же. Дома все есть для завтрака? Или…

— Есть, все есть.

— Хорошо. Мы будем завтракать очень шумно. Если хочешь, можно даже завести Гогенфриденбергский марш. А если фрау Лизер в пылу благородного негодования влетит к нам в комнату, мы огорошим ее, сунем ей в нос наше брачное свидетельство. У нее глаза на лоб полезут, когда она увидит подпись нашего свидетеля-эсэсовца.

Элизабет улыбнулась.

— А может, она и не будет скандалить. В тот раз, передавая мне твой сахар, она заявила, что ты очень порядочный молодой человек. Одному богу известно, откуда такая перемена! Ты не знаешь?

— Понятия не имею. Разве что ее сумели подкупить. Это второе, чему за последние десять лет мы научились в совершенстве.

Бомбежка началась в полдень. День был пасмурный и теплый, во влажном воздухе чувствовалось весеннее пробуждение жизни. Тучи висели низко, и вспышки взрывов взлетали к ним, будто земля швыряла их против невидимого противника, чтобы его собственным оружием заставить его же ринуться в водоворот огня и разрушения.

Был час обеденного перерыва, на улицах царило оживление. Какой-то дежурный противовоздушной обороны указал Греберу ближайшее убежище. Гребер предполагал, что дело ограничится тревогой, но, услыхав грохот первых взрывов, стал проталкиваться сквозь толпу, пока не добрался до выхода из убежища. В ту минуту, когда дверь снова открыли, чтобы впустить еще несколько человек, он выскочил на улицу.

— Назад! — крикнул дежурный. — Оставаться на улице запрещено. Разрешается только дежурным.

— Я дежурный.

Гребер побежал к фабрике. Он не знал, удастся ли ему увидеть Элизабет, но хотел по крайней мере попытаться увести ее, так как понимал, что фабрики — главная цель при налетах.

Гребер свернул за угол. Внезапно в конце улицы, прямо перед ним, медленно поднялся дом и развалился в воздухе на куски. Куски эти беззвучно и неторопливо падали наземь. Гребер бросился в водосток и зажал уши. Следующая взрывная волна схватила его, подобно гигантской руке, и властно отшвырнула на несколько метров. Камни градом сыпались вокруг него и тоже падали беззвучно среди несмолкающего грохота. Гребер встал, покачнулся, сильно тряхнул головой, подергал себя за уши и стукнул по лбу, стараясь восстановить ясность мыслей. С каждым мгновением улица все больше превращалась в море бушующего огня. Пройти здесь было невозможно, и он повернул назад.

Какие-то люди бежали ему навстречу. Рты у них были раскрыты, в глазах застыл ужас. Они кричали, но он их не слышал. Подобно взбудораженным глухонемым, они проносились мимо него. Последним проковылял какой-то инвалид на деревянной ноге; он тащил большие часы-кукушку, и гири волочились следом. За ним, прижимаясь к земле, бежала овчарка. На углу улицы Гребер увидел девочку лет пяти. Она стояла, крепко прижимая к себе грудного младенца. Гребер остановился.

— Беги скорей в убежище! — крикнул он. — Где твои родители? Почему они бросили тебя здесь?

Девочка даже не взглянула на него. Она опустила голову и прильнула к стене. Вдруг Гребер увидел дежурного противовоздушной обороны, который беззвучно кричал ему что-то. Гребер тоже крикнул в ответ, но не услышал себя. Дежурный продолжал беззвучно кричать и делал какие-то знаки. Гребер отрицательно покачал головой и указал на обоих детей. То была поистине пантомима призраков. Тогда дежурный одной рукой попытался удержать его, а другой схватил девочку. Но Гребер вырвался. Среди всего этого безумия ему на миг показалось, будто он стал совершенно невесом и может совершать гигантские прыжки, и сейчас же вслед за тем — будто весь он из мягкого свинца и огромные молоты расплющивают его в лепешку.

Над его головой, словно неуклюжая ископаемая птица, проплыл шкаф с открытыми дверцами. Мощная взрывная волна подхватила Гребера и закружила его, языки пламени вырвались из земли, ослепительно желтая пелена затянула небо, и, раскалившись добела, оно обрушилось на землю. Гребер почти задохнулся от жара, легкие его, казалось, были сожжены, он упал как подкошенный, сдавил голову руками и задержал дыхание так, что голова чуть не лопнула, потом посмотрел вокруг. Сквозь слезы и жжение, сначала расплывчато, а потом все яснее у него перед глазами медленно встала картина: расколотая, покрытая пятнами кирпичная стена, нависшая над лестницей, вздыбленное разбитыми ступенями тело пятилетней девочки, короткая клетчатая юбочка задрана вверх, ноги раскинуты и обнажены, руки вытянуты, как у распятой, грудь пронзена прутом от железных перил, и конец его торчит из спины. А в стороне, словно у него стало гораздо больше суставов, чем при жизни, в нелепой позе — дежурный, без головы, тело скрючено, ноги закинуты за плечи, будто у мертвого акробата, изображающего человека без костей. Грудного младенца не было видно, его, должно быть, отбросило куда-то бешеным шквалом, который теперь уже повернул назад, горячий и обжигающий, гоня перед собой клубы огня.

• Предыдущая
• 55/78
• Следующая