Возвращение - Ремарк Эрих Мария - Страница 37

• Предыдущая
• 37/80
• Следующая

Георг Рахе за всю дорогу не сказал ни слова. Только когда мы остановились и стали прощаться, он словно очнулся:

– Вы слышали, чего он хочет? Во Флери – назад во флери…

Домой мне еще не хочется. И Альберту тоже. Мы медленно бредем по обрыву. Внизу шумит река. У мельницы мы останавливаемся и перегибаемся через перила моста.

– Как странно, Эрнст, что у нас теперь никогда не появляйся желание побыть одному, правда? – говорит Альберт.

– Да, – соглашаюсь я. – Не знаешь толком, куда девать себя.

Он кивает:

– Вот именно. Но ведь, в конце концов, надо себя куда-нибудь деть.

– Если бы в руках у нас была уже какая-нибудь специальность! – говорю я.

Он пренебрежительно отмахивается:

– И это ничего не даст. Живой человек нужен, Эрнст. – И, отвернувшись, тихо прибавляет: – Близкий человек, понимаешь?

– Ах, человек! – возражаю я. – Это самая ненадежная штука в мире. Мы немало насмотрелись, как легко его отправить к праотцам. Придется тебе обзавестись десятком-другим друзей, чтобы хоть кто-нибудь уцелел, когда пули начнут их косить.

Альберт внимательно смотрит да силуэт собора:

– Я не то хочу сказать… Я говорю о человеке, который целиком принадлежит тебе. Иногда мне кажется, что это должна быть женщина…

– О господи! – восклицаю я, вспоминая Бетке.

– Дурень! – сердится он вдруг. – В жизни совершенно необходимо иметь какую-то опору, неужели ты этого не понимаешь? Я хочу быть любимым, и тогда я буду опорой для того человека, а он для меня. А то хоть в петлю лезь! – Он вздрагивает и отворачивается.

– Но послушай, Альберт, – тихо говорю я, – а мы-то для тебя что-нибудь значим?

– Да, да, но это совсем другое… – И, помолчав, шепчет: – Надо иметь детей, детей, которые ни о чем не знают…

Мне не совсем ясно, что он хочет сказать. Но я не расспрашиваю больше.

• Предыдущая
• 37/80
• Следующая