Станция на горизонте - Ремарк Эрих Мария - Страница 5

• Предыдущая
• 5/42
• Следующая

Крупье уже механически повторил свою фразу и взглянул на Кая. Кай видел, что Фиола понял его положение и торопливо пишет что-то на своей визитной карточке, чтобы передать ему через стол; он чувствовал там, напротив, и здесь, рядом с собой, родную кровь. В последнюю минуту он двинул фишки незнакомки на красное и сейчас же получил вдвое большую сумму.

Сдержанно поблагодарив незнакомку, он вернул ей долг и поставил на нечет, на красное и на две цифры. Цифры вышли.

Партия в три хода отняла у бельгийки все ее фишки. Она зло рассмеялась и вышла. Зато явилась черепаха с целой грудой банкнот и густо исписанной записной книжкой: талисман плюс система — разве это могло не сработать?

И все-таки не сработало. Кай пытался перетянуть к себе банк. Женщина с ним рядом поняла его намерение и тоже перешла в наступление. Фиола занял денег под свои визитные карточки и тоже возобновил игру. Однако банк пока что выплачивал выигрыши только по мере поступления денег, поскольку бразилец очень сильно проигрывал.

В комнате был еще один рулеточный стол. Фиола встал и сделал ставку также и там. Кай последовал за ним. Прошло немного времени, и черепаха скрылась. Зато явился Бэрд и присоединился к тем, кто атаковал банк.

Известие об этом отчаянном поединке быстро распространилось. Остальные залы опустели. Люди столпились вокруг столов, некоторые еще держали в руках газеты из читального зала. Один крупье даже обсчитался — неслыханное происшествие.

Лихорадка распространялась, как наваждение. Все большее число людей делало ставки и принимало участие в битве. При всей решимости игроков они вели себя осмотрительно. Больше всего народу собиралось на местах, где делались удвоенные и утроенные ставки.

Банк понемногу оскудевал. Он, правда, взял еще несколько солидных кушей, но в среднем больше терял и вынужден был черпать из резервов.

Фиола и Кай в конце концов дошли до крайности. Они сосредоточили свои наивысшие ставки всего на нескольких игровых полях, которые тотчас заполонили и другие игроки. За одним из столов удар оказался удачным. Банку пришлось за него платить столько, что не хватило наличности. Крупье был вынужден просить немного подождать.

Публика в большом оживлении кинулась к другой рулетке. Настроение было таким восторженно-братским, что им проникся даже шарик. Первая же ставка принесла максимум en pleine note 3 по таким высоким обязательствам, что и здесь пришлось сделать перерыв и пойти за деньгами. Сразу же, словно морской прибой, вдруг начал набухать разговор. В Спортинг-Клубе произошла сенсация, которая стала темой пересудов на три дня вперед: в одном игорном зале полностью сорвали банк.

Кай вышел из клуба в превосходном настроении, словно удачно завершил тяжелую работу. Те, кто там еще жестикулировал и двигался, его больше не интересовали.

Он ощущал в теле легкость, которая побуждала к озорству; для него было не так важно, что он выиграл, — он даже не был уверен, что собрал и спрятал все деньги, — но он чувствовал, что этот день, представлявшийся ему теперь, по своему построению, в виде крутой спирали, оказался хорошим днем и придал ему нечто пружинящее и легкое, словно он обрел тысячу союзников.

Он направился прямо к своему автомобилю, который ждал его как друг, низко распластавшись на колесах, примечательный своими типично спортивными очертаниями.

На капоте радиатора образовалась глиняная корка. Кай отламывал от нее куски и бездумно растирал между пальцами. Потом достал носовой платок: он заметил, что никелевая отделка покрыта серым налетом, и отчистил кусочек до блеска.

Внезапно его охватило живое, осознанное стремление — он бросил платок и включил мотор. Ему захотелось съездить в Ла Тюрби, поднявшись по Гранд-Корниш note 4, и этим впечатлением завершить день.

Фруте просунула голову к нему под мышку и мешала вести машину. Медленно, с остановками он развернул автомобиль. Авеню де Монте-Карло будто вымерло, только какая-то одинокая фигура поднималась по нему со стороны бульвара Ла Кондамин. На голове — маленький ток, под ним слегка размалеванное лицо, усталый рот.

Каю показалось, что это та самая кокотка, которая подобрала фишку Фиолы. Она подошла поближе, нерешительно остановилась и улыбнулась. Так она и стояла, тоненькая и никчемная на фоне пустынной улицы и возвышавшегося за нею горного массива — крошечный комочек жизни перед рядами фонарей и молчанием, — и улыбалась жалкой профессиональной улыбкой, растерянная, как животное, которое не ведает, чего ему ждать в ближайший миг.

Эта улыбка тронула Кая: она выражала больше, чем громкая жалоба, — трагизм, о коем сама маленькая кокотка и не догадывалась. Пожалуй, тут и не было трагизма для нее лично — для существа, отупевшего под амальгамой оплаченных чувств; трагично это было лишь для другого, кто видел за ней нечто человеческое — за ней, а не в ней…

Кай открыл дверцу.

— Я хочу немного прокатиться. Не желаете ли составить мне компанию?

Она не удивилась — профессия приучила ее ко всяким странностям. Просто кивнула и молча села в машину — что за этим последует, выяснится достаточно скоро.

Они проехали по круговой дорожке перед казино, свернули на авеню де Спелюг, оставили позади себя отель «Мирабо» и стали постепенно подниматься в гору. Мотор с легким бульканьем всасывал через карбюратор поток воздуха; они ехали все быстрее. Слева выросла скалистая стена, отвесная и прямая, ландшафт справа начал смещаться; иногда он расстилался где-то вдали за парапетом низким каменным ограждением дороги, похожий на расшитый светлыми точками парус, — потом опять исчезал и видно было только небо.

Кай включил фары и прожектор-искатель, косой луч которого заскользил рядом с машиной. Метров на сто вперед дорога была вовлечена теперь в блеклую, призрачно катящуюся жизнь — из тьмы вдруг выскакивали пальмы, делались все больше, чернее и толще и вмиг пропадали где-то сзади.

Луч искателя не отставал от машины, как гончая собака, и, как светящийся заостренный палец, как световая игла, выхватывал вдруг что-то незнакомое — виллу с белой оградой, причудливо разветвленное дерево, обломки скалы, садовые тропинки, которые в четкой округлости кадра виделись где-то невероятно высоко, словно висели в воздухе и вели к звездам.

Перед ними разворачивалась панорама ночи. Линия берега изгибалась грандиозной дугой от Бордигеры до мыса Антиб. Глубоко внизу — широкие горбы скал Монте-Карло и Монако, расположившиеся в волнах, как буйволы, на чьих спинах играют светлячки. Море испускало тихие и долгие вздохи и где-то вдалеке сверкало пеной. У ветра был солоноватый привкус.

На склонах несколько раз возникало светлое пятно и, ширясь, летело им навстречу: фары другой машины, позволявшие задолго до встречи с ними проследить, как они проносятся вдоль садов и тропинок. Чаще всего они сворачивали и скользили по нижней дороге у моря. Но один раз то и дело мелькали на высоте, потом, после подъема и снижения, с внезапно разгоревшимися глазами появились на скалистой дороге, пригасли и умиротворенно прожужжали мимо в виде большого лимузина. Свет внутри позволил разглядеть, что там одиноко сидит старая женщина; соскользнувший на спину меховой палантин обнажил ее плечи, под стать молодой девушке.

Поднявшись на уровень Ла Тюрби, Кай повернул назад. В течение всей поездки девушка рядом с ним не шелохнулась. А он бы и не знал, о чем ему с ней говорить. Когда снова показалось казино, он спросил:

— Куда мне вас отвезти?

Тени у нее на лице стали более строгими, а лоб и подбородок обрисовывались даже резко. «В сущности, она хорошенькая», — думал Кай, дожидаясь ответа.

Секунду она смотрела на него и спокойно сказала:

— Куда вам будет угодно.

Только в следующий миг до нее дошел смысл вопроса. Смущенно и торопливо она прибавила:

— На бульвар Ла Кондамин.

Лицо ее опять сникло. Она забилась в угол сиденья и уже взялась за ручку дверцы, словно больше не могла терять время.

• Предыдущая
• 5/42
• Следующая