Кольцо с тремя амурами - Князева Анна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/13
• Следующая

У каждого танцора был свой холщовый мешок, в котором хранились костюмы для каждого танца. Это упрощало работу костюмеров. Трудней всего пришлось с артистами драмтеатра. Сцена из спектакля была исторической, однако для героини не удалось подобрать платье конца позапрошлого века.

Вздохнув, Валентина Михайловна проговорила:

– Придется идти к театралам.

– Что это значит? – спросила Дайнека.

– В городе есть профессиональный Театр оперетты. На их складе хранятся костюмы от старых спектаклей. Наверняка что-нибудь подберем.

В дверь заглянул завхоз Геннадий Петрович Сопелкин.

– Надо бы и мой костюм отыскать.

– Вы тоже будете выступать? – удивилась Дайнека. – В каком жанре?

– Геннадий Петрович чечеточник, – Валентина Михайловна залезла на второй ярус хранилища и подала оттуда блестящий сиреневый костюм.

Сопелкин забрал его и горделиво пояснил:

– Отбивая чечетку, я исполняю песню, которую сочинил сам.

– Про наш Дом культуры, – добавила Валентина Михайловна.

– Талантливый человек талантлив во всем, – Дайнека воздала должное бывшему худруку.

– Прошу найти мои туфли, – напомнил Геннадий Петрович.

Валентина Михайловна спустилась вниз, открыла сундук и вынула голубые штиблеты с железными пластинами на подошвах.

– Премного вам благодарен! – Сопелкин сунул ботинки в мешок и повесил его на плечо.

– А теперь вы помогите нам, Геннадий Петрович. – Костюмерша показала ему заявку. – Нужен грим, стиральный порошок и растушевки.

– Много берете, – начальственно заметил чечеточник, однако заявку забрал. После чего удалился из костюмерной в сопровождении Валентины Михайловны.

От усталости Дайнека рухнула на мешок, стоящий в углу, и обвела взглядом всю костюмерную. Ей в голову пришла парадоксальная мысль: хранилище старых театральных костюмов – больше чем склад. Это собрание человеческих жизней, прожитых актерами на подмостках. Висят эти жизни рядами в два этажа. На плечиках, будто на человечьих плечах, покоятся высокие чувства, страсти, любовь и черные замыслы театральных злодеев. Здесь, как в жизни, не сразу поймешь, кто есть кто. За белоснежным жабо и пышными рукавами может скрываться убийца, а за простым черным камзолом – человек с большой буквы «Ч».

Другое дело – костюмы для танцев. Здесь все на поверхности. Взглянул – и сразу ясно, русский плавный или молдавский зажигательный. Общее только одно: ото всех жутко разит потом, поэтому лишний раз трогать их руками не хочется. Но только не тогда, когда проходит инвентаризация. Здесь, будь любезен, разбери все до последней нитки!

Что касается реквизита, его перебирать интересно. Фанерные сундуки заполнены всякой всячиной. В них лежат турецкие ятаганы, короны из разноцветной фольги, дамские веера, окорока, печеные пироги и жареные поросята. Окорока, пироги и поросята, разумеется, не настоящие, они сделаны из папье-маше. Их уже не раз использовали в театральных пирушках, и они возвращались в свои ящики, слегка облупившись и потеряв былой лоск.

За этими размышлениями Дайнеку застала Валентина Михайловна. Она принесла две пачки стирального порошка. Отряхнув серый халат, сняла его и аккуратно сложила. Потом достала расческу с длинным острым концом и поправила старомодный начес.

– Ну что ж… Идем на склад к театралам.

Склад опереточных костюмов располагался на окраине города. Валентина Михайловна и Дайнека отправились туда пешком. По дороге выяснилось, что общих тем для беседы у них нет, а общие фразы быстро закончились.

Тем не менее идти молча было неловко, и Валентина Михайловна решила провести время с пользой: рассказать Дайнеке об истории создания города.

Сначала девушка слушала скорее из вежливости, но потом увлеклась. Заметив ее интерес, Валентина Михайловна стала грести шире:

– По существу, сам город и секретный подземный завод, на котором сейчас работают большинство горожан, строили узники ГУЛАГа. В начале пятидесятых здесь, посреди тайги, создали исправительно-трудовой лагерь «Гранитный» и согнали в него заключенных.

– Почему он так назывался? – спросила Дайнека.

– Это мне неизвестно. Может быть, потому, что завод строили в скальном массиве, внутри огромной горы. Тогда же, в пятидесятых, сюда приехало много вольнонаемных. Выпускники горных вузов, проходчики, взрывники, метростроевцы. Многие из Питера, из Москвы. Ты только представь: горные выработки, которые сделали под завод, по величине сопоставимы с московским метро! И вся эта громада располагается на глубине триста метров.

– Зачем же так глубоко?

– Строили так, чтобы сооружение выдержало ядерный удар. – Валентина Михайловна со значением подытожила – Для поддержания оборонной мощи страны.

За разговорами они незаметно подошли к зданию, где хранятся костюмы. Театр оперетты был на гастролях, но в складе осталась одна костюмерша, женщина на последнем сроке беременности. Она впустила их в огромный ангар, заполненный двухэтажными стойками, на которых плотно висели костюмы. Порывшись, Светлана Михайловна отыскала серое кружевное платье. К нему прилагалась сумочка, затянутая шнурком, словно кисет. При ближайшем рассмотрении кружева оказались дешевой сеткой с каплями прилипшей краски. Однако с расстояния в несколько метров они смотрелись божественно.

Отдав платье Дайнеке, Валентина Михайловна отправила ее в Дом культуры. При этом вручила ключ от костюмерной и предупредила, что завтра на работу нужно будет явиться к семнадцати часам и, возможно, им обеим придется задержаться до полуночи. Сама Валентина Михайловна отправилась в поликлинику.

По возвращении в Дом культуры Дайнека повесила платье на стойку, осмотрела его и решила, что оно в приличном состоянии и его не нужно застирывать. А поскольку работы больше не было, она повесила на дверь костюмерной замок и устроила себе экскурсию.

Здание Дома культуры, по-видимому, возводилось в пятидесятых, когда строился весь город. И если на этой стройке тоже работали зэки, то среди них были первоклассные мастера. Центральное фойе сияло двойным светом. Окна – в два этажа. Хрустальная с бронзой люстра могла бы дать фору дворцовым, а лакированные перила из натурального дуба в бельэтаже опирались на балясины из белого гипса. Пройдя мимо сорок четвертого кабинета, Дайнека вернулась и увидела табличку: «Народный драматический театр». Дернула ручку – закрыто, спустилась на первый этаж и зашла в методкабинет.

– Здравствуйте.

У шкафов стояла крепкая женщина и поливала из банки цветы.

– Здравствуйте. – Она обернулась. – Вы – участница?

– Временно работаю костюмером.

– А я методист, меня зовут Ираида Ефимовна, – она отставила банку.

– Дайнека.

– Это фамилия. А имя?

– Людмила.

– Замещаете Марию Егоровну?

– Да, на время болезни. Перед отчетным концертом много работы.

– Это да. – Ираида Ефимовна уселась за стол, достала какие-то фотографии и большущий альбом. – Концерт завтра вы обслуживаете?

– Вместе с Валентиной Михайловной.

– Работы будет немало.

– Сегодня мы с ней за платьем ходили. Для артистки из Народного драмтеатра.

– А я как раз их фотографии в альбом клею.

– И этот альбом весь про них?

– Здесь вся история Народного театра в фотографиях.

– Можно посмотреть?

Ираида Ефимовна удивленно спросила:

– Вам действительно интересно? – Она захлопнула альбом и отодвинула его от себя. – Пожалуйста.

Дайнека села рядом и стала энергично переворачивать кортонные листы.

– Так быстро… – заметила методистка.

– Мне нужен восемьдесят третий – восемьдесят четвертый год.

– Зачем?

Дайнека доверительно сообщила:

– Хочу посмотреть на одну девушку.

– Скажите, кого, и я вам найду.

– Свиридову Елену Сергеевну.

Ираида Ефимовна нашла нужный снимок и ткнула в него пальцем.

– Вот она.

Навалившись всем телом на стол, Дайнека вгляделась в лицо девушки. На групповом снимке ее обнимал бородатый мужчина.

• Предыдущая
• 11/13
• Следующая