Время прощаться - Пиколт Джоди Линн - Страница 57

• Предыдущая
• 57/94
• Следующая

Томас без колебаний ответил:

— Проверю, как Дженна, и позвоню. — Он бросил на меня обеспокоенный взгляд. — Ты побудешь с Морой?

Я кивнула, села у дальнего края забора и подтянула колени к груди, наблюдая, как страдает Мора. В памяти возникла Каджисо, слониха с мертвым детенышем, которую я нашла перед отлетом из Африки, но я отгоняла мысли о ней из суеверного страха навлечь несчастье на эти роды.

Не прошло и пяти минут после ухода Томаса, как Мора повернулась ко мне задом, и я смогла разглядеть свисающий у нее между ног околоплодный пузырь. Я встала, разрываясь между желанием дождаться Томаса и осознанием, что времени нет. Но выбирать мне не пришлось — из Моры в потоке жидкости стремительно выскользнул околоплодный пузырь, и на траву шлепнулся слоненок, весь в белой оболочке.

Если бы у Моры в стаде были сестры, они бы научили ее, что делать. Подсказали бы разорвать пузырь, помочь детенышу встать. Но у Моры кроме меня никого не было. Я сложила руки трубочкой и попыталась изобразить призывный клич — сигнал об опасности, который слышала от слонов, когда в поле зрения попадал хищник. Я надеялась, что он подвигнет Мору к решительным действиям.

Пришлось кричать трижды, прежде чем Мора наконец-то разорвала пузырь. Я уже понимала, что что-то не так. В отличие от того, как ликовала Ботчело и все стадо, Мора стояла сгорбившись. Глаза прикрыты, рот поник. Уши опущены и прижаты к голове.

Она напоминала Каджисо, узнавшую о смерти детеныша.

Мора пробовала поставить слоненка на ноги, толкала его передними ногами, но он не двигался. Она пыталась обхватить его хоботом и поднять, но слоненок выскальзывал. Тогда она оттолкнула послед и перевернула детеныша. У Моры текла кровь — на задних ногах были ручьи такие же темные, как и секрет из височных желез, — но она продолжала катать по земле слоненка, который так и не сделал ни одного вдоха.

Томас вернулся и застал меня в слезах. С ним приехал Гидеон, который сообщил, что ветеринар прибудет в течение часа. Заповедник словно замер. Остальные слонихи перестали отзываться, ветер стих, и даже солнце скрыло свой лик. Как обычно во время траура, плащ ночи оказался порван и в каждой крошечной прорехе сияла звезда. Мора стояла над сыном, закрывая его своим телом, словно зонтиком.

— Что произошло? — спросил Томас, и до конца жизни я буду считать, что он во всем обвинил меня.

Я покачала головой.

— Позвони ветеринару, — сказала я. — Он здесь не нужен.

Кровотечение у Моры прекратилось. Уже ничем не поможешь.

— Ветеринар захочет провести вскрытие детеныша…

— Только после того, как мать перестанет его оплакивать, — заявила я, и это слово передало молчаливое желание, которое я допустила в мыслях всего несколько дней назад: чтобы один из этих слонов умер и я смогла продолжать свое исследование. Я подсознательно хотела этой смерти. Может быть, Томас прав, что во всем винит меня.

— Я останусь здесь, — заявила я.

Томас шагнул вперед.

— Ты не должна…

— Я сама этого хочу, — отрезала я.

— А как же Дженна?

Я видела, как Гидеон отошел в сторону, когда мы заговорили громче.

— А что Дженна? — удивилась я.

— Ты ее мать.

— А ты ее отец!

Всего одну ночь за год жизни дочери я могу пропустить и не уложить ее в постель, чтобы понаблюдать, как Мора стоит над своим ребенком? Это моя работа. Будь я врачом, это было бы равносильно тому, что меня вызвали к тяжелобольному.

Но Томас не обратил внимания на мои слова.

— Я рассчитывал на этого слоненка, — пробормотал он. — Он должен был нас спасти.

Гидеон откашлялся.

— Томас, давай я отвезу тебя домой и попрошу Грейс принести Элис свитер.

Они уехали, а я стала записывать, сколько раз Мора провела хоботом по спине своего детеныша, и отмечать бесчисленное количество случаев, когда она швыряла околоплодный пузырь. Я описывала изменения в издаваемых ею звуках — начиная от воркующих, успокаивающих и заканчивая криком матери, которая зовет к себе детеныша, но ответа не получает.

Пришла Грейс со свитером и спальным мешком. Некоторое время мы молча сидели и смотрели на Мору, ощущая ее боль.

— Воздух здесь тяжелее, — прошептала Грейс.

Я знала, что смерть слона не влияет на показания барометра, но поняла, что она имела в виду. Тишина проникала сквозь стиснутые зубы, сквозь барабанные перепонки, грозя задушить нас.

Невви тоже пришла отдать дань уважения. Она ничего не сказала, только протянула мне бутылку воды и бутерброд и постояла в стороне — похоже, перебирая в памяти воспоминания, которыми ни с кем не хотела делиться.

В три часа ночи Мора в очередной раз обвила слоненка хоботом, но он все выскальзывал. Тогда она попыталась поднять его за шею — тщетно, за ноги — тот же результат. После нескольких неудачных попыток ей удалось спрятать детеныша под себя — она держала его, как охапку сена.

Слониха осторожно, неспешно двинулась на север. Вдалеке я услышала крик Гестер. Мора ответила негромко, приглушенно, как будто боялась разбудить слоненка.

Гидеон и Невви уехали на вездеходах, поэтому у меня не осталось другого выбора, кроме как идти пешком. Я не знала, куда Мора направляется, поэтому сделала то, чего делать не должна была: нырнула через отверстие в воротах, сделанное для автомобиля, и, прячась к тени, последовала за слонихой.

К счастью, Мора либо была слишком погружена в свое горе, либо же настолько сосредоточилась на ценном грузе, что не заметила, как я крадучись следовала за ней за деревьями. Нас разделяло метров двадцать. Мы миновали пруд, березовый лес, прошли через луг… Наконец Мора добралась до места, где любила нежиться в жаркие дни. Под тенью раскидистого дуба она опускалась на ковер из сосновых иголок и дремала.

Однако сегодня она положила под дуб детеныша и принялась укрывать его ветками, набрасывать ногами иголки и пучки мха, пока частично не спрятала тело. Потом Мора встала над слоненком — живой храм на ногах-столпах.

И я начала молиться.

Прошли сутки после того, как Мора родила детеныша, я продолжала бодрствовать вместе с ней. И самое плохое — она ничего не ела. Я знала, что слон может какое-то время продержаться без еды, но не без воды. Поэтому когда у дальнего безопасного конца забора меня встретил Гидеон, я попросила его об одолжении: нужно было, чтобы он принес один из неглубоких тазов, в каких мы в сараях отмачиваем слонам ноги, и литров восемь воды.

Услышав за спиной звук приближающегося вездехода, я посмотрела, как отреагирует Мора. Обычно африканские слоны выказывают любопытство, когда приходит время кормежки. Но Мора даже головы не повернула.

Гидеон остановился на тропинке.

— Слезай, — велела я.

То, что я намеревалась сделать, строго запрещено в заказнике, ведь я собиралась вмешаться в экосистему. А еще мой поступок был безрассуден, потому что я намеревалась покуситься на личное пространство скорбящей матери. Но мне было наплевать.

— Нет, — ответил Гидеон, тут же поняв, что я затеяла. — Лучше ты залезай.

Я послушалась, и мы через небольшое отверстие в заборе въехали в загон со слонихой. Мора, растопырив уши и тяжело топая, бросилась к нам. Я почувствовала, что Гидеон дал задний ход, и прикоснулась к его плечу.

— Стой! — велела я. — Заглуши двигатель.

Он оглянулся через плечо. Глаза его округлились, он разрывался между желанием послушаться меня и инстинктом самосохранения.

Вездеход, вздрогнув, встал.

Остановилась и Мора.

Очень медленно я слезла с вездехода и вытащила находящуюся сзади тяжелую резиновую ванночку. Я поставила ее в трех метрах от слонихи, налила воды. Потом все так же медленно уселась за спину Гидеона.

— Задний ход, — прошептала я. — Поехали.

Мора шагнула ближе и за раз выпила всю воду.

Потом развернулась так, что ее бивни оказались в нескольких сантиметрах от моей кожи, — достаточно близко, чтобы я смогла разглядеть зазубрины и шрамы, нанесенные временем. Настолько близко, что она взглянула мне прямо в глаза.

• Предыдущая
• 57/94
• Следующая